Из холодильника на меня, как на урожденного плейбоя, надменно с высоты своей изощренной подставки посмотрел хамон. Раз так его. Жрать я хочу! Жаренной на сале картошки с грибами и солёным огурчиком, а не вот это вот все. И можно сверху чарочку водки из ледника или кувшин простокваши от большой и наглой коровы с соседнего поля. Резко жахнул дверцей. Вот на кой черт я так готовился к приезду этой офисной дуры! Знал же, что бросит и все равно раскатал губу, дебил.
Серовато-зеркальную тишину квартиры нарушило пение райских птиц, хвосты бы им всем оборвать, это в дверь позвонили. Ну вот, кому я нужен в полночь у себя дома? Голодный и злой с пачкой бумаг нелепого договора о поставке хрен знает чего в портфеле. Еще полночи с ними разбираться. Доплелся, открыл с самым зловредным из возможных выражений лица. А на пороге, уперев изящный алый коготок в клавишу звонка, стояла сама дьяволица. Высока, волосы цвета воронова крыла разбегаются шелковым покрывалом по обнаженным плечам. Облегающее платье почти ничего не скрывает. Высокий каблук нервно качается на согнутой в колене ножке и барабанит чуть слышно по плитке.
– Доброй ночи!
– Доброй, раз уж вы ко мне заглянули. Чем могу быть полезен.
Девица зашлась в приступе заразительного хохота, откинув голову немного назад и обнажив белоснежное горло с узкой нитью жемчужных бус.
– Не поверите, все как у всех, я забыла купить кремень. Не угостите огоньком?
– Кремень? Зажигалку вы хотите сказать?
– Именно так! – облизнув губу, сказала соседка.
– Я не курю.
– А готовите вы тогда как?
– Я и не готовлю особо, да и газовых плит в доме нет, газ же не подведен. Вы должно быть сюда только приехали?
– Можно сказать и так. Жаль. А мёда у вас тоже нет?
Отчего-то мне стало немного неловко.
– Только сахар.
– Жаль.
– Хотите хамон?– зачем-то предложил я.
– Хочу, если вы угостите.
– Конечно, проходите смелей.
Девушка сделала шаг и замерла, не донеся ноги до порога.
– Занятная у вас тут картина, как я погляжу. Если перевернете вверх ногами, то я зайду. У меня, кстати, с собой есть чудесная настойка на травах. Хотите? Она будет особенно хороша с мясом.
Только тут я заметил увесистый сосуд в оплетке из ивового прута в руке у красотки.
А почему бы и нет? Что значит мелкий женский каприз против заманчивой перспективы. В душе колыхнулось легкое предубеждение, но я его быстро, как мог, откинул. Ну веник и веник, почему бы и не кувырнуть. Каприз, флирт, шалость.
Девушка мгновенно перешагнула через порог, зазывно цокая каблучками.
– Как вас зовут?
– Разве это имеет значение?
– Наверное, раз уж теперь мы соседи.
– Тогда выбери мне любое имя на свой вкус.
– Забавно. Мара подойдет?
– Почему именно Мара?
– Не знаю. Просто так придумалось. Я, кстати, Тимур.
– Ну пусть будет Мара. Должно же и у бесовки быть имя, разве нет? Впрочем, на этот счет есть какая-то легенда, только я ее позабыла.
Девушка прошла мимо меня в сторону кухни такой походкой, какой идет королева преисподней. Странное сравнение пришло на ум. Еще и облачко духов в которое она кутается словно в вуаль, какое-то необычное, странное, напоминает смутно знакомый по детству аромат. Духи, наверняка, авторские, вот и пахнут не пойми чем. Все же я предпочитаю, когда от женщины убегает незримым мышонком еле уловимый аромат ландыша или ореха с капелькой розы. Но уж точно не серы с шалфеем. Точно, это ведь сера. Как странно.
Глава 2
Тимур
Красавица, не дожидаясь никаких моих реверансов, устроила свой сосуд с вином по центру стола и достала с полки мои аутентичные кружки обожженой глины – подарок компаньона с Кубани.
– Разольёшь?
– Только достану хамон. Настоящий, мне привезли прямо из Испании, по нынешним временам – большая редкость.
– Охотно верю,– облокотилась Мара о стол, зазывно обнажая роскошную грудь. В голове трепыхнулась вялая мысль о клофелине. Нет, вряд ли, скорее охотница за богатеньким мужиком. Ну-ну, я тебе подыграю, заодно и развеюсь, отвлекусь от рабочих шизоидных идей.
Густое вино цвета вишни льется в кружки из грубой глины, по дому пополз аромат чего-то немыслимого, не то диких горных трав, настоянных на полуденном солнце, не то колдовского зелья. Даже отталкивающий запах вяленого мяса им перебит.
– За веселье! – предлагает тост соблазнительная бесовка.
– За жаркий вечер,– пробую почву я. Девушка весело хохочет, чуть взмахнув головой.
Ароматное, дикое, горькое вино пьянит душу, проползая куда-то прямо в сердце, обещая невероятные приключения и жаркую страсть.
Вот уже мои пальцы накрыты мягкой ладонью в обрамлении изящного маникюра и золотых колец. Чтобы чуть отодвинуть странное приключение нарезаю мясо тонкими ломтиками с прожилками желтоватого сала. Кончиком ножа подхватил один такой и протянул девице, та его ловит распахнутым ртом прямо с ножа и напоследок облизывает алые губы самым кончиком острого языка, глядя при этом мне в глаза шаловливым взглядом.
Наваждение, обман или чудо. Роскошная, жаркая соседка, откуда ей взяться вот так среди ночи на моей кухне? Не сделал ди я глупость, пригласив ее в дом? А все же соблазн продолжить знакомство велик, да и что я теряю? Пока ничего, а там будет видно.
– Я вижу дно, наполни мою кружку еще раз.
И снова льётся напиток в неподходящую для него посуду.
– За добрую волю!
Громко стукнулись кружки в утверждение тоста, я плеснул вино красотке в вырез ее декольте.
– Простите, я случайно.
– Пей, не нарушай тоста.
Пью, а на душе становится все тревожней. Что это, сон или явь? Дивное наваждение? Отклик небес на мои тяжелые мысли? Кружка Мары опять опустела, жестом она просит ломтик деликатеса и снова охотно берет его прямо с ножа губами, не замечая винного пятна на своем роскошном наряде.
– Давайте я помогу замыть платье и могу дать халат.
– У тебя есть парная прямо тут?
– Что? Нет, просто душ.
– Ну, идем, если ты мне поможешь. А пока пей еще.
Что такое три бокала вина для крупного парня? Ничего. Но на душе делается все страшнее, будто вот-вот я перейду какую-то невидимую черту, и пути обратно уже не будет.
– Сколько тебе лет?
– Я перестала считать после первых двух тысяч.
– Мне двадцать девять.
– Это хорошо или плохо?
– Не знаю.
Яркий свет ванной комнаты разрушает тягучесть момента. Девушка сбросила платье прямо в дверях и осталась в замысловатом корсете с кружевом и затейливой вышивкой по краю. Из-под корсета торчат короткие пышные панталоны и как они только уместились под ее платьем.
– Мне выйти?
– Останься, и помоги смыть мне вино.
Тревога усилилась, заглушая инстинкты. Слишком все странно и слишком уж хорошо. Ловкие пальцы расстёгивают рубашку, проводят коготками по груди, опускаются ниже. Я отстранился.
– Шрамы есть?
– Что, прости?
– У тебя шрамы есть на теле?
– Нет, шрамов нету, а это имеет значение?
– Иногда.
Намочил полотенце и протянул красотке, та выставила свою роскошную грудь вперед. Оттираю несмело, но честно пытаясь убрать мокрую кляксу.
– Скажи, а ты бы пошел за мной? Только честно.
– Смотря куда?
– Да хоть куда… На алтарь к примеру.
– С тобой хоть на край света.
– Ты согласен по доброй воле следовать за мной куда угодно? -И даже лечь на алтарь? – острый коготок проник за самый краешек пряжки моего ремня.
– Согласен,– решил зачем-то подыграть я ее шутке. Девушка накрыла мою руку с полотенцем своей, подвинула ближе к краю корсета. Острая боль пронзила кончик мизинца, я укололся. Булавка у нее тут что ли?
Ванная закружилась фейерверком цветовых пятен и погрузилась во тьму. Последнее, что я услышал, был демонический хохот.
Антей
Неслышно ступая, бежит молодой олень к хрустальному ручейку, что петляет в низине. Ветер ласкает кроны многоликого леса, птицы смолкли, пропев все свои ранние песни, ни одна не вспорхнула с ветки, пока я шел своей темной тропою. Привычным теперь движением поправил отворот плаща грубой кожи. Коричневый, продымленный, он закрывает мою спину надежно и от стрел и от любопытных взглядов. Впрочем, пока мне опасаться нечего, родной лес надежно прячет меня от господствующей в стране орды орков. В лес они никогда не войдут, побоятся. Их стихия – бескрайнее поле, равнина, да города и замки людей. Страшен был хан Гурэй, да помер, подавившись. То, чего не смогли сделать доблестные воины, сделала крошечная вишневая косточка. Туда и дорога хану. Траур окрасил захваченные им замки в белые цвета, ни один из воинов не оплакивает хана. Слишком суров он был и со своими, и с врагами. Все замерли, ждут, кто придет на смену, кто возглавит его многоликое войско. Не было у хана детей и братьев, зато было много врагов.
Вот и я спешу скорее спуститься из леса, выйти в священные рощи, пока смута охватила страну, пока стражники дремлют каждый в своем углу. Нет над ними более крепкой и жесткой руки, нету власти. Так говорил торговец, поднявшийся к нам вчера со своим драгоценным товаром, чтоб обменять его к нашей выгоде на простые поделки из кружевной коры, смолы с самых вершин эголов-великанов. Скудеют запасы волшебного нектара, все сложнее стало удерживать облик, почти невозможно стало добыть смолу. Плохи наши дела. Надеюсь, мне сегодня посчастливится добыть хоть несколько капель драгоценной жидкости. А если судьба от меня не отвернется, если помогут сильные духи лесные, то я успею покрыть донышко сосуда и унести его с собой из священной рощи. Как тяжело теперь стало жить. А ведь всего пару десятков лет назад роща была нашей, и каждый из эльфов мог набрать столько нектара, сколько необходимо. Пока в страну не вступила орда, пока их тяжелые ноги, закованные в сапоги гномьей работы, не попрали исконно людские земли. Пропала роща, пропали заливные поля, вся низина оказалась захвачена и подчинена воле хана Гурэя. Наместники выставили стражу, установили магические сети, и более никто не мог набрать и капли живительного нектара. Наши волшебные крылья повисли за спинами бесполезными полотнами, не имеют более силы поднять нас в небесную высь навстречу небу и солнцу. Не коснуться нам белеющих облаков и крон высоких деревьев, не собрать драгоценной смолы.