– Эй, Эло, Эло…
– Кай, нванне[53], я тебе звонил! – сказал Элочукву – часть на языке великих отцов, часть на языке Белого Человека.
– Я был в банке, отключил звук.
– О'кей, не вопрос. Ты где теперь, где? Мы у твоего дома, да. Я и Джамике. Джамике Нваорджи.
– Эй, Чукву! Изи ги ни?[54] Джамике? Неудивительно, что ты говоришь по-английски.
Он услышал голос на заднем плане, и Элочукву спросил своего спутника на ломаном языке Белого Человека, не хочет ли он поговорить с моим хозяином.
– Бобо Соло! – сказал голос в телефоне.
– Джисос! Джа-ми-ке!
– Давай, ходи-ходи, мы тебя ждем. Ходи-ходи.
– Я почти пришел, – сказал он. – Иду-иду.
Он вернул телефон в карман и прибавил шагу, мысли его метались. Он давно не видел и не слышал этого человека. И вот, пожалуйста, Джамике, его одноклассник в средней школе Ибеку, пришел к нему домой.
Он перешел на другую сторону, прошел между бедных домов нижней улицы, где овраг вгрызся в желтую землю и поглотил глину во многих обкусанных местах. Он припустил бегом с папкой в руке и вскоре уже был у своего дома. У входа он поднял голову и увидел на крыльце Элочукву и их одноклассника. У крыльца на откидной подножке стоял мотоцикл «Ямаха» Элочукву. Он подошел к ним по гравийной дорожке, по обеим сторонам которой лежали земли его маленькой агрофермы. Когда он приблизился к ним, ему пришлось подавить чуть не вырвавшийся из груди крик. Поначалу он не узнал этого человека с широким лицом и усами. Но потом вдруг обнаружил, что не может сдержаться, и прокричал:
– Джамике Нваорджи!
Человек в красной шапочке с рельефным изображением головы белого быка, в белой рубашке и джинсах подошел поближе и ударил своей рукой по его поднятой руке.
– Глазам своим не верю, чувак! – сказал человек.
Мой хозяин сразу же узнал некий иностранный акцент в голосе человека, произношение тех, кто живет за пределами мира Черного Человека, произношение его любовницы и ее семьи.
– Тут вот Эло мне говорит, что ты живешь за океаном, – сказал он на языке Белого Человека, как они делали в школе, когда говорить на «африканском языке» считалось наказуемым преступлением. И потому со всеми в школе, за исключением Элочукву, он общался на языке Белого Человека, хотя почти все они знали язык блаженных отцов.
– Ага, братишка, – сказал этот Джамике. – Я живу за границей уже много-много лет, старина.
– Так я, того, Нонсо, ухожу, – раздался голос Элочукву. Он сдвинул на затылок свою черную шапочку, которую стал носить со времени поступления в ДВСГБ. – Я ждал, когда ты вернешься, потому что, когда увидел его, вспомнил про твою проблему. Джамике тебе поможет.
– Так ты уходишь?
– Да, надо сделать кое-чего для моей красотки.
Джамике, от которого пахло дорогим парфюмом, обнял Элочукву, и тот запрыгнул на свой мотоцикл, два раза ударил по кик-стартеру, и в воздух вырвалась струя дыма.
– Позвоню, – сказал он и уехал.
– Пока-пока, – крикнул мой хозяин вслед Элочукву, потом повернулся к человеку, оставшемуся с ним: – На ва о[55], сам Джамике!
– Да-да, Бобо Соло! – сказал Джамике.
Они снова пожали друг другу руки.
– Давай в дом, ага? Идем-идем.
Мой хозяин провел гостя в дом. Когда они вошли, к нему вдруг вернулось воспоминание о том, как два дня назад Чука сидел на диване, на который теперь сел Джамике, и его плащ придавал ему вид какого-то киношного негодяя, и это неожиданное воспоминание о Чуке было для моего хозяина не менее угрожающим, чем его присутствие.
– У тебя большой компаунд, чувак. Только ты тут живешь? – спросил Джамике.
Мой хозяин улыбнулся. Он раздвинул шторы на окнах, чтобы впустить в дом больше света, и сел напротив гостя.
– Да, мои родители умерли, а сестренка моя – ты ее знаешь, она тогда маленькая была?
– Ммм… ммм…
– Нкиру ее зовут, она замужем. Так что только я и живу тут теперь. И еще моя подружка. Эй, а ты где теперь живешь?
Джамике улыбнулся:
– Кипр – знаешь такое место?
– Нет, – ответил он.
– Я знаю, что ты нет. Это остров в Европе. Очень небольшая страна. Очень небольшая, но очень красивая, очень красивая, чувак.
Мой хозяин кивнул:
– Так оно, братишка.
– О-хо-ха. Ты помнишь нашего однокашника Джонатана Обиору? Он прежде жил здесь, – сказал Джамике, показывая на старый дом в окне. Он снял шапочку, надел ее на колено. – Бобо, хочешь пойти выпить пивка и поболтать немного?
– Да, да, братишка, – ответил он.
Эгбуну, когда два человека встречаются в подобном месте и оба выползли из прошлого друг друга, они нередко приостанавливают настоящее и пытаются перетащить в него все то, что случилось, пока они не виделись. И это происходит потому, что они в некоторой степени связаны тем местом, в котором оба находились, или одинаковой формой, которую носили. Им обоим приходит в голову, что иногда трудно сказать, сколько времени прошло, пока из того периода в прошлом не появится снова что-то или кто-то в пообтрепавшейся за долгий путь одежде. Что касается моего хозяина, то Джамике отметил, насколько тот стал выше, хотя и остался таким же долговязым. Мой хозяин со своей стороны удивлялся тому, что видел перед собой: вместо маленького тела и гладко выбритой головы – мощную фигуру, всего на полдюйма ниже его собственной, и лицо в окладистой бороде. Отметив эти изменения, они переходят к разговору о том, где побывали со времени их последней встречи, какую дорогу выбрали, как пришли к той точке, в которой сегодня нашли друг друга. Иногда эти двое могут завязать новые отношения и стать друзьями. Я видел это много раз.
Наконец они оставили ферму и пошли в «Перечный суп» на соседней улице, где сели за один из столиков на земляном полу. Солнце стало печь еще сильнее, и, дойдя до ресторана, они вспотели. Они сели под одним из потолочных вентиляторов рядом со стерео, из которого лилась тихая музыка. Мой хозяин никак не мог дождаться, когда они уже наконец сядут, потому что за время их короткого пути Джамике нарисовал то место, где живет, – Кипр, там, по его словам, все было в порядке. Электричество давали без перебоев, еда была дешевая, больницы в изобилии и бесплатные для студентов, а работы – «сколько воды, столько и работы». Студент мог купить себе джип или «Мерседес» Е-класса. Да что говорить, сказал Джамике, он сейчас вернулся в Нигерию на спортивной тачке, которую подарил родителям. По пути в ресторан мой хозяин отметил, что Джамике идет какой-то торжественной походкой, выставляя напоказ свое мощное тело, словно актер в театре, зрители которого – всё, что может его увидеть: припаркованный фургон, старый паб, дерево кешью, автомастерская, механик, работающий под грузовичком на другой стороне улицы, даже пустые небеса. Джамике говорил с уже знакомыми моему хозяину модуляциями, с некоторым самодовольством в голосе, отчего каждое сказанное им слово глубоко проникало в мозг слушателя.
Их разговор прекратился на некоторое время; мой хозяин проникался тем, что сказал ему Джамике, а тот отправлял кому-то сообщение по телефону. Он остановил взгляд на календаре с рекламой пива «Стар» на стене рядом с тем местом, где они сели, на постере с известными ему американскими борцами, чьи имена мелькали в его голове, пока он смотрел: Халк Хоган, Последний Воин, Скала, Гробовщик, Бродяги.
– Ну, так Эло сказал, ты хочешь учиться? Он сказал, у тебя кое-какие проблемы, и, может, в моих силах тебе помочь.
Мой хозяин воспарил в мыслях, словно некая чудовищная рука подбросила его вверх.
– Да, Джамике, братишка. У меня проблема.
– Расскажи мне, Бобо Соло.
Он хотел начать, но напоминание об имени, которым называла его мать, заставило его задержаться на мгновение, потому что в дальней стране ушедших в небытие лет он вдруг увидел себя в своей комнате: он смеется, она тоже смеется и хлопает в ладоши, напевая «Бобо, бобо, Соло. Бобо, бобо, Соло».
Он взял бутылку пива, отпил, чтобы успокоиться. Хотя вкус пива показался ему странным – потому что пил он редко, – он чувствовал себя обязанным пить. Когда ты принимаешь гостя, ты ешь и пьешь то же, что ест и пьет он. И тут слова полились из него, как вино из откупоренной бутылки, в которой целая смесь эмоций – страх, тревога, стыд, грусть и отчаяние. Захлебываясь словами, он рассказал Джамике все, что случилось с ним за два предыдущих дня, когда ему угрожали в его же доме.
– Вот почему я сказал Элочукву, что должен как можно скорее вернуться в школу. У меня просто нет выбора. Я очень люблю Ндали, братишка. Я ее очень, очень, очень люблю. С того дня, как она вошла в мою жизнь, я стал другим. Все изменилось, Джамике, я тебе точно говорю, все изменилось. Каждая мелочь, все целиком и полностью изменилось.
– Да, это серьезная проблема, чувак, – сказал Джамике, распрямляясь на своем стуле.
Он кивнул и отхлебнул еще пива.
– Чувак, а почему бы тебе не бросить ее? – спросил Джамике. – Не проще ли будет, вместо всех этих заморочек?
Эгбуну, мой хозяин, услышав это, погрузился в молчание. Потому что в этот миг он вспомнил совет дяди и даже отчасти совет Элочукву. Он знал, потому что слышал где-то, только забыл где, что человек может изменить свой взгляд на происходящее, если все вокруг говорят то, что противоречит его позиции. И часть его – та его часть, которая, казалось, спряталась в тени, – захотела подчиниться, согласиться с тем, что единственный выход – уйти от нее. Но другая его часть определенно противилась этому, и именно эта часть наполняла его яростью, которую он не мог сдержать. И я, его чи, я находился посредине, желая, чтобы он оставался с ней, но опасаясь последствий. И я пришел к пониманию, что, когда чи не может решить, на какой путь лучше всего вывести хозяина, ему лучше всего помолчать. Потому что в молчании чи полностью подчиняется воле хозяина. Чи позволяет ему быть самим собой. И это лучше, гораздо лучше, чем чи, который ведет своего хозяина по пути разрушения. Потому что сожаление – яд для духа-хранителя.