авиться в то место, куда нужно и ему. Когда они все соберутся, то сядут в самолет. Их там будут ждать те люди, которые поведут самолет. Но не будем забывать, Эгбуну, что это случится, когда тикающая стрелка часов коснется семи. Вот это должно стать сигналом для него и всех этих людей. В дни отцов это был голос городского или деревенского глашатая и звук его гонга. Как я уже говорил, цивилизация Белого Человека построена на этом. Забери у них часы, и ничто в этом мире не будет возможно.
Что он должен делать, ожидая, когда стрелка коснется семи? Расслабляться. Но я, его чи, не мог расслабиться, потому что чувствовал: в мире духов что-то пошло не так, только не мог сказать, что именно. Вскоре мой хозяин нашел свободное кресло около той прозрачной будки, где люди собирались, выпивали и курили сигареты. Он сел и уставился на курильщика в будке: тот походил на призрак в клубах дыма и двигался так, будто в него вселились бесы. Это напомнило ему о том, как у него отросла борода после смерти отца, как он не брился несколько недель, а потом в один из дней посмотрел на себя в зеркало и долго смеялся над собой – так долго, что начал думать, уж не сошел ли он с ума.
Рядом с ним спала белая женщина, ее веки подергивались, как у ребенка. Он несколько минут наблюдал за ней, разглядывал зеленоватую сеточку вен на ее шее, длинные синие ногти. Она напомнила ему мисс Джей, и он подумал, занимается ли та все еще проституцией. Пока он сидел там, Чукву, я на короткое время вышел из него. Я должен был посмотреть, что представляет мир духов в таком месте, как это, но у меня ничего не получилось из-за неустойчивого состояния разума моего хозяина. И вот, стоило мне только выйти, как я увидел, что это место просто битком набито духами, у некоторых из них такие карикатурные формы и размеры, что они навсегда отпечатались в моей памяти. Один был облачен в полупрозрачную одежду древних богов и нематериальных существ, бледнее я никого в жизни не видел. Он стоял за высохшим белым человеком, который сидел в кресле-каталке и смотрел перед собой бессмысленным взглядом. Призрак сидел сам по себе на полу аэропорта, никак не реагируя на людей, которые проходили сквозь него. Ребенок ударил по мячу, и мяч пролетел через бестелесное туловище призрака, но тот даже не шелохнулся. Он все время покачивал головой, жестикулировал и, роняя слюну, быстро произносил что-то на иностранном языке.
К тому времени, когда я вернулся в моего хозяина, он поднялся со своего места. Он долго бродил по залу, пока не увидел двух нигерийцев, которые в самолете сидели прямо перед ним. Они только что вышли из очень ярко освещенного магазина, один из них нес цветастый пакет, какие были в руках у многих людей в аэропорту. Из обрывков разговоров этой пары, подслушанных им в самолете, и по тому, как один из них держал себя, мой хозяин понял, что этот человек какое-то время провел на Кипре. На этом мужчине были надеты простой пиджак и джинсы, а в ушах затычки. На другом, мужчине такого же роста, как и мой хозяин, был кардиган. Этот человек имел неухоженный вид, в уголке одного глаза у него засохла слизь. И, глядя на него, казалось, что этот человек переживает внутренние мучения. Мой хозяин поспешил к ним, чтобы узнать, что ему делать дальше.
– Простите, братья, – обратился он к этой паре.
Когда он подошел к ним, мужчина в пиджаке перебросил сумку с одного плеча на другое и вытянул перед собой руку, словно только и ждал моего хозяина.
– Пожалуйста, вы из Нигерии? – спросил мой хозяин.
– Да-да, – ответил он.
– И вы дальше на Кипр?
– Да, – сказал мужчина, а его приятель кивнул и спросил:
– Ты там уже был?
– Нет, никогда, – сказал мой хозяин.
Мужчина в пиджаке посмотрел на своего приятеля, а тот ответил ему взглядом, полным некой забавной пристальности; тем временем мимо проходили другие пассажиры самолета, на котором они прилетели.
– И я тоже никогда. И я тебе скажу, мне жалко, что никто меня не предупредил, пока я еще был в Нигерии.
– Почему? – спросил мой хозяин.
– Почему? – Мужчина показал на того, что в пиджаке: – Ти Ти уже бывал здесь, и он сказал, нехорошее это место.
Мой хозяин посмотрел на Ти Ти – тот закивал.
– Я нет понимать, – сказал мой хозяин. – Что ты имеешь в виду – нехорошее место?
Мужчина в ответ издал смешок, покачивая головой, как человек, который изрек некую универсальную истину, но увидел, что она не дошла до его слушателя.
– Пусть Ти Ти сам тебе скажет. Я там никогда не бывал, я только сидел с ним рядом в самолете из Лагоса, и он мне много чего рассказал.
Ти Ти рассказал моему хозяину о Кипре. И то, что он рассказал, было ужасно. Ти Ти говорил и говорил, делая паузы, только когда мой хозяин задавал вопросы: «Ты хочешь сказать, вообще никакой работы?»; «Нет, ты серьезно?»; «Но разве это не Европа?»; «Нет посольства Англии или Штатов?»; «Тебя посадили в тюрьму?»; «Как же это случилось?». Но даже когда человек закончил рассказывать, мой хозяин многому не поверил.
– Ты понимаешь, я в жопе. Ой, мама, – сказал другой мужчина, которого Ти Ти назвал во время своего рассказа Линусом. Потом он обхватил голову руками.
Мой хозяин отвернулся от этих людей, пробормотав себе под нос, что это невозможно, потому что услышанное сильно его встревожило. Как это может быть, чтобы в стране за границей, где живут белые люди, не было работы? Может быть, приезжающие туда нигерийские студенты ленивы? Если то место, о котором рассказывал Ти Ти, настолько плохо, то зачем сам Ти Ти туда едет? Услышанное им сейчас входило в противоречие со всем, что говорил ему об этом месте его друг Джамике. А Джамике заверил моего хозяина, что его жизнь изменится к лучшему, как только он попадет на Кипр. Джамике заверял его, что он вполне сможет приобрести дом вскоре по приезде, а из Европы будет легко эмигрировать куда угодно.
Пока этот человек, Ти Ти, продолжал рассказывать о многих людях, которых обманом завлекли на Кипр, мой хозяин слушал его одним ухом, а его другое ухо сражалось с голосом, звучавшим в его собственной голове. Чукву, я осенил его мыслью, что он принял правильное решение. В конечном счете он решил, что лучше всего ему позвонить Джамике и поговорить с ним об этих вещах, а не ждать, когда он приедет за ним в аэропорт Кипра. К тому же, когда последняя мысль утвердилась в нем, он вспомнил, что Джамике особо просил его позвонить, когда он доберется до Стамбула. Хотя Ти Ти все еще продолжал – теперь он рассказывал про человека, который, добравшись до Кипра, обнаружил, что его обманули, и теперь бродит по городу, как сумасшедший в обносках, – мой хозяин переступил с ноги на ногу, давая понять, что хочет уйти. Как только Ти Ти сделал паузу, он сказал:
– Хочу мой друг позвонить. Он просил ему позвонить, да.
Два его соотечественника покачали головами, Ти Ти с едва заметной удивленной улыбкой на лице. Мой хозяин прошел в телефонную будку, исполненный решимости получить у Джамике подтверждение того, что все услышанное им от Ти Ти либо неправда, либо попытка запугать его спутника. Может быть, он пытается надуть другого человека и эта ложная информация – часть его плана. Следует с опаской относиться к этим людям. Я был в восторге от его логики, потому что достаточно долго прожил среди людей и знал: любая встреча двух человек, которые прежде не знали друг друга, нередко проходит под знаком неопределенности и в меньшей степени – подозрительности. Если это человек, с которым ты познакомился на рынке и совершил ту или иную сделку, то у тебя возникает страх. Не проведет ли он меня? Сто́ит ли это зерно, эта чашка молока, эти ручные часы на цепочке столько, сколько он запросил? Если же ты встретил привлекательную женщину, то начинаешь думать: понравлюсь ли я ей? Захочет ли она, если такое возможно, выпить со мной?
Точно такие мысли и одолевали теперь моего хозяина. В том расстроенном состоянии, когда вопросы проносились в его голове потоком, словно кровь из оторванной конечности, он поспешил в другой конец аэропорта к телефонной будке. Он встал за двумя белыми мужчинами в белых мантиях ко второй из трех телефонных будок. От мужчин исходил запах дорогого парфюма. У них обоих были в руках те самые полиэтиленовые сумки с надписью DUTY FREE (значение этих слов было неведомо моему хозяину), которые он видел почти у всех в аэропорту. Когда мужчины в мантиях закончили свой разговор, он зашел в будку, достал лист бумаги, на котором записал номер телефона Джамике, и, следуя указаниям, написанным на телефонном аппарате, набрал номер. Но в ответ он услышал только многократный треск помех и затем голос, который сообщил, что набран неправильный номер, а потом перешел на какой-то другой незнакомый язык. Мой хозяин повторил набор, но с тем же результатом.
Эзеува, ни разу с тех пор, как я был с ним, ничто не потрясало его так сильно. Он поставил сумку, висевшую у него на плече, на пол и еще раз набрал номер – тот самый номер, с которого Джамике звонил ему всего лишь на прошлой неделе. Он собрался позвонить еще раз, но, повернувшись, увидел, что за ним уже собралась очередь, люди стоят с нетерпеливыми и недовольными лицами. Он положил трубку и, не сводя глаз с листка бумаги, двинулся по заполненному людьми аэропорту. Когда он добрался до того места, где недавно сидели два его соотечественника, их и след простыл. Вместо них он увидел белого человека с окладистой бородой и слезящимися глазами, стоически смотрящими на мир так, словно его кто-то поджег. Эбубедике, только тогда посетило меня прозрение относительно всего, что грядет.
Обасидинелу, в то время я не знал, что́ увидел, как не знал и мой хозяин. Я знал только – и он знал тоже, – что произошла какая-то ошибка, но это еще не причина для паники. В мире часто происходят ошибки. В большинстве планов. И тот факт, что случилась какая-то ошибка, не всегда означал наступление катастрофы. Вот почему старые отцы говорят: если у многоножки больше ста ног, это еще не означает, что она хорошая бегунья. Что-то в планах может не складываться; может нарастать темнота, закрывать свет дня, но это не всегда означает, что наступила ночь. И потому я не стал поднимать тревогу. Я позволил ему отправиться на поиски тех двоих, и он нашел их за час до следующего рейса: они стояли у фонтана и разглядывали что-то на экране компьютера. Он помчался к ним с такой скоростью, будто его преследовал леопард. Добежав до них, он не мог отдышаться.