ати, о том, как он смотрел на нее как-то вечером, она сидела среди книг и занималась. Он снова думал о том, как получилось, что она выбрала его и отдала себя ему. Он совсем было ушел в эти мысли, но тут Тобе похлопал его по плечу и сказал:
– Соломон, смотри, смотри.
Он посмотрел в окно автобуса и увидел африканца, чернота кожи которого выходила за все мыслимые пределы нормы, он был как двигающаяся, живая скульптура, покрытая смолой. Человек, с которым Тобе разговаривал перед этим, сказал, что этот странный тип давно уже обитает на острове и стал таким знаменитым, что о нем написали в турецко-кипрской газете «Африка», логотипом которой, подчеркнул студент, является морда обезьяны. Никто не знал настоящего имени этого человека. Но все считали, что он из Нигерии. Он был выдающимся ходоком, который исходил город вдоль и поперек с портфелем, составлявшим, кажется, его единственную собственность и износившимся от времени. Человек этот ни с кем не говорил. Никто не знал, как он питается, как проживает дни. Моему хозяину пришло в голову, что Ти Ти, вероятно, рассказывал ему в аэропорту именно об этом человеке. Эгбуну, он смотрел на этого странного типа, пока тот не исчез вдали, и увиденное сильно потрясло его. Потому что он подумал, что, может быть, этот человек попал в такую же историю, что и он, и потерял разум.
Когда они приехали в кампус, он ушел в свою комнату. Она была пуста, если не считать его сумок на полу, рубашки, в которой он приехал, на одном из двух стульев и полотенца, которым он пользовался утром, повешенном теперь на одну из двух деревянных кроватей. Он понял, что комната предназначалась для двоих. Он сел на стул и открыл бутылку. Ему пришло в голову, что он не знает, почему купил выпивку, знал только, что должен выпить эту жидкость, своей прозрачностью напоминавшую пальмовые вина – напиток благочестивых отцов. Бутылки обошлись ему в пятнадцать лир, что в пересчете составляло тысячу пятьсот найра. Он встал на стул, посмотрел на шкаф – можно ли положить туда багаж. Там не было ничего, кроме пыли и старой зубной щетки, которая слабо цеплялась за рыхлую, тонкую паутину, ее щетинки истончились и затвердели от долгого пребывания здесь. Он подумал, что совершает какие-то лишенные смысла поступки. Ему как-то сказали (он не мог вспомнить кто): худшее из того, что несчастья могут сделать с человеком, это превратить его в кого-то другого, кем он никогда не был. А это означает, предупредил его тот человек, полное поражение.
Вспомнив это старое предостережение, он поставил прозрачные бутылки на пол и забрался в кровать. На кровати не было белья. Он пытался расплести путаницу мыслей в своей голове, но не смог. Они говорили все одновременно, их голоса оглушали его. Он встал, взял одну бутылку. «Водка», – беззвучно прошептал он и протер рукой влажную этикетку. Он делал глоток за глотком, пока его глаза не взбунтовались горячими слезами и пока не началась отрыжка. Он поставил бутылку и сел на стул. Слушал, как по пустой комнате ходит Тобе. Вот он включил кран. Вот шлепает ногами по полу. Вот включился еще один кран, за ним раздался звук струйки мочи в туалете. Плевок в раковину. Кашель. Мелодия церковной песни. Опять шаги. Открылась дверь комнаты, тихонько скрипнула кровать. Когда Тобе находился вне пределов слышимости или молчал, мой хозяин перемещал свои мысли туда, куда ему требовалось: на Джамике.
Эбубедике, он столько размышлял об этом человеке поздним вечером, что, когда здешняя темнота почти полностью окутала горизонт, трансформация, о которой его предупреждал забытый голос, завершилась. Он тогда лег полураздетый на голый пол, его разум перекорежило, он превратился в того, кем он не был. Он увидел, как превращается в льва, как охотится в диком лесу, ищет зебру по имени Джамике – животное, которое исчезло со всем, что принадлежало ему, его отцу, его семье. С большим трудом ему удалось представить Джамике, и он принялся разглядывать его с пристальным любопытством. Кашель перехватил горло, и он расплевал капли выпитого по комнате.
Он вызвал перед своим мысленным взором эпизод, о котором вспоминал раньше, эпизод, случившийся в 1992 году, как называет то время Белый Человек, вспомнил о том, как Джамике позднее на той неделе отомстил ему и его друзьям. Джамике включил их имена в список «крикунов», тогда как на самом деле мой хозяин вообще не говорил. Но на основании ложного доноса Джамике моего хозяина и его друзей выпорол дисциплинарный учитель. Моего хозяина настолько обидела несправедливость наказания, настолько рассердила, что он подстерег Джамике после школы и пытался завязать с ним драку. Но Джамике отказался драться. По традиции нельзя было драться с тем, кто отказывается драться, или ударять того, кто не станет ударять тебя в ответ. И потому тогда мой хозяин мог сделать только одно: объявить себя победителем несостоявшейся драки. «Девчонка, ты отказываешься драться, потому что знаешь: я тебя поколочу», – прокричал он. Тогда все согласились, что победил он. Но теперь, лежа на полу комнаты в этой чужой стране, он страшно жалел, что они не подрались в тот раз, и если бы он тогда поставил Джамике хоть несколько синяков, это стало бы утешением сегодня, пусть и слабым. Он бы поколотил Джамике, сделал бы ему подножку, извалял в пыли.
Эгбуну, он пребывал в ярости, хотел, чтобы драка состоялась сейчас, в этой стране, и он бы разбил бутылки водки о голову Джамике, смотрел бы, как алкоголь просачивается в его раны. Он закрыл глаза, пытаясь утихомирить сердце, и словно какое-то непрошеное божество услышало его просьбу: перед его мысленным взором возник и замер Джамике, залитый кровью. Куски битого стекла торчали у него из шеи, из груди, даже на животе запекся большой сгусток крови, словно заплатка из дополнительной кожи. Мой хозяин моргнул, но изображение не пропало. Джамике лил слезы от явной мучительной боли, а с его дрожащих губ срывались слова.
Это видение явилось ему с такой яркостью, что его пробрала дрожь. Бутылка выпала из руки, водка пролилась на ковер. Его охватило неожиданное сильное желание не дать Джамике истечь кровью до смерти. Он протянул руки и обратился к страдающему человеку, словно тот и в самом деле находился перед ним, с мольбой прекратить истекать кровью. «Слушай, я совсем не хотел так вот изранить тебя, правда, – сказал он, закрывая ладонью глаза, чтобы не видеть эту жуткую картину, этого окровавленного с ног до головы человека. – Мои полтора миллиона найра. Прошу тебя, Джамике, пожалуйста. Верни мне их – и я вернусь домой, клянусь богом, который меня сотворил. Только верни мне деньги!»
Он снова посмотрел на своего слушателя, и мерцающая фигура словно в ответ задрожала еще сильнее. Он смотрел в ужасе, видел лужу крови, собирающуюся на полу между ног раненого. Он сел и прогнал этот образ, который хотя и существовал только в его воображении, но при этом, казалось ему, находился в комнате.
– Слушай, я не хочу, чтобы ты умирал, – сказал он. – Я не…
– Соломон, ты не заболел?
Это был голос Тобе из реального мира предметов, плоти и времени, Тобе стучал в его дверь.
– Нет, я здоров, – удивленно ответил мой хозяин: оказывается, он так шумел, что его слышал Тобе.
– Ты по телефону говоришь?
– Да, да, по телефону.
– О'кей. А то я услышал твой голос, не знал, что и думать. Пожалуйста, постарайся уснуть, чтобы успокоиться.
– Спасибо, братишка.
Когда Тобе ушел, мой хозяин громко сказал: «Да, я тебе позвоню завтра. – Потом помолчал, делая вид, будто слушает ответ, и сказал: – Да, и тебя тоже. Спокойной ночи».
Он огляделся, не увидел никакого Джамике, протер глаза, в которых собрались слезы, пока он умолял призрака. Иджанго-иджанго, в памятный момент жизни, который я не в силах забыть, мой хозяин искал его, проверил кровать, посмотрел за красной занавеской, на потолке, постучал по полу, он шептал, искал враждебную тень Джамике. Куда исчез человек, который истекал кровью? Где тот человек, которому он нанес смертельный удар? Но он никого не нашел.
Перед ним теперь возник образ чернокожего сумасшедшего, и он в страхе забрался в кровать. Но уснуть не мог. Стоило ему закрыть глаза, как он сразу же, словно бешеный кот, выпрыгивал на пустошь этого выжженного дня и рылся в этой благодарной почве, гарцевал посреди мусора, откапывал, выискивал подробность за подробностью – о банке, девице, которая трогала его волосы, о запросе в полиции, о встрече с Дехан, о воспоминании, как он поступил с Джамике много лет назад, что, по его представлениям, могло стать причиной этой великой ненависти, этого беспримесного злого умысла, вынашиваемого долгие годы. Он разгребал, выискивал, высматривал, пока не извлек всего, пока его мозг не оказался доверху забросанным мусором. И только тогда он уснул. Но ненадолго. Потому что вскоре он проснулся, и этот цикл начал безжалостно повторяться снова и снова.
Акатака, состояние моего хозяина так встревожило меня, я стал так опасаться за его будущее, что в течение того короткого времени, когда он спал, близко к полуночи, я вышел из его тела. Я подождал и, не увидев никаких духов в комнате, перешел в эфир и полетел через скопление духов в долины Эзинмуо. Через какое-то время я был в пещере Нгодо, в обиталище многих тысяч духов-хранителей. Как только мои ноги коснулись светящегося пола, я увидел духа-хранителя, которого знал много лет назад. Он был чи отца одного из моих бывших хозяев. Я спросил, не знает ли он чи живого человека по имени Джамике Нваорджи, но он не знал. Я оставил этого духа, который сидел в одиночестве, играя с серебряным кувшином у водопада. Я спросил у группы духов-хранителей, один из которых не имел хозяина вот уже двадцать человеческих лет, и он сказал мне, что найти какого-нибудь чи, который знал бы нынешнее местоположение живого хозяина или его чи, будет затруднительно. И в самом деле, я посмотрел на множество духов-хранителей вокруг, которые были лишь малой частью бессчетного множества духов-хранителей на земле, и понял бесплодность моей миссии. Я знал, что не смогу найти Джамике или его чи, если мне неизвестно, где они находятся. Опечаленный, потерпевший поражение, я вознесся со сверхъестественной силой в небеса и вскоре уже был на той единственной эзотерической тропе спуска, что известна только тебе, Чукву, и мне. Потому что это единственный путь, которым я могу вернуться в моего живого хозяина, словно влекомый магнетической силой, из любого места вселенной.