Солнце почти зашло, и его громадные, бесконечные тени утратили четкость. Он открыл глаза и увидел Тобе – тот стоял в комнате и смотрел на свои часы. Мой хозяин предпочел бы поразмышлять о жутком сновидении, которое только что закончилось, но Тобе сказал:
– Не хотел тебя будить. Но нам лучше съехать, прежде чем Атиф поместит сюда новых студентов.
Он кивнул и взял свой телефон. Увидел три пропущенных звонка от Ндали, ни одного из них он не слышал, потому что отключил звук. Он обнаружил эсэмэску и сразу же открыл ее. «Обим, у тебя все в порядке? Пожалуйста, не забудь мне позвонить, да?» Он хотел спросить у Тобе, как ему отправить эсэмэску в Нигерию. Чтобы звонить, он набирал дополнительные символы и номера, а для эсэмэсок? Но он поспешил в свою комнату собираться. Он еще собирался, когда ему вдруг пришло в голову, что он еще не прочел ее письмо, и он решил прочесть его, как только они с Тобе переедут в новое место.
Агуджиегбе, когда они приехали в свое новое жилище и занесли вещи в квартиру, мой хозяин порыскал в своей сумке и нашел письмо Ндали, спрятанное в одном из маленьких кармашков и многократно сложенное. «Когда же она его написала?» – подумал он. В последний вечер, который она почти весь проплакала, когда настаивала, чтобы они сели на скамье под деревом во дворе? Они сидели на скамейке, дул ветер, они слушали звуки улицы.
Когда он разворачивал листок бумаги, вырванный из линованного блокнота – у нее было таких несколько, и некоторые он когда-то листал, – руки его тряслись. Он положил письмо, лег на спину, взял его снова, чтобы прочесть так, как, по ее словам, читается лучше всего – вслух про себя:
Когда ты читаешь, в особенности Библию, проговаривай слова про себя. Произноси их, Нонсо, потому что, поверь мне, слова – живые существа. Не знаю, как это объяснить, но знаю, о чем говорю: все, что мы говорим, все-все, оно живое. Я в этом абсолютно уверена.
Он посмотрел в потолок, потом оглядел комнату, скользнул взглядом по своим сумкам и только потом прочел следующую строчку, написанную с отступом от других:
Обим, мне грустно. Мне очень грустно.
Эгбуну, он положил письмо, потому что его сердце колотилось как бешеное. Он услышал музыку, вероятно, из ноутбука Тобе. Он почувствовал что-то – мысль, промелькнувшую в его голове, но не мог сказать, что это была за мысль. Он не сомневался, что не просто забыл ее, так как она не полностью материализовалась в его мозгу, а только мелькнула и исчезла.
Я решила тебе признаться, что много раз хотела уйти. Когда я была в Лагосе, я собиралась отправить тебе эсэмэску, написать, что не вернусь. Я даже набрала текст, но мое сердце не позволило сделать это. Потому что я тебя люблю. Иногда я чувствую, что хочу уйти, потому что моя семья возражает, но меня будто что-то останавливает. Ты словно пленил меня, как наших кур. Я словно не могу выбраться. Я совсем не могу уйти. Даже 1…
Иджанго-иджанго, так как сердце человека в такие, как этот, моменты (множество примеров тому я видел лично) нередко уводит его в какие-то странности, глаза моего хозяина задержались на чернильном пятне, расплывшемся на бумаге от последнего слова, отчего ему показалось, будто последний знак – 1 – это перевернутая 7.
…раз вечером спросили меня, почему я тебя люблю. Потому что я долгое время сама не знала этого, Нонсо. Да, я хотела найти доброго человека, который помог мне на мосту тем вечером, но я не могу тебе объяснить, почему мы сошлись, когда встретились снова. Ты мне нравился, но я не знаю почему. Но когда ты разделался с ястребом, я в тот день поняла, что ты готов на все, чтобы защитить того, кого любишь. Я поняла, что, если отдам сердце этому человеку, он меня никогда не разочарует. Когда я видела твою любовь к простым животным, я понимала, что мне ты дашь еще бо́льшую любовь, бо́льшую заботу, бо́льшую помощь, бо́льшее всё. Вот почему я тебя люблю, Нонсо. Теперь ты понимаешь? Разве это не так? Кто на это способен? Сколько мужчин в Нигерии или даже во всем мире могут продать все, что у них есть, ради женщины? Я ТЕПЕРЬ ПРАВА ИЛИ НЕТ?
Она написала последний вопрос заглавными буквами, и услышанный им тон письма, сила осознания того, как она, вероятно, чувствовала себя, когда писала его, заставила его уронить листок, потому что сердце его забилось теперь еще быстрее. Поначалу он не мог понять почему, но потом из пустоты своих мыслей он увидел отца, мать и себя в день экологической уборки в год, который у Белого Человека называется 1988-й. Они чистили улицу перед своим компаундом. Его родители наблюдали за ним и аплодировали ему, потому что мать посмеивалась над отцом, которому никак не удавалось мести тщательно. И отец все сетовал, что метла слишком тощая. Пока он мел, многие бамбуковые веточки выпали. Мать взяла у него метлу, дала моему хозяину и сказала отцу: «Посмотри: он будет мести лучше тебя». И он, шестилетка, принялся мести, а родители подбадривали его.
Теперь ему пришло в голову, что они тогда подметали вокруг того самого компаунда, который он продал. Он перечитал те строки письма, где говорилось, что он единственный мужчина в мире, который мог сделать это. И тут он подумал, что должен связаться с покупателем его компаунда и сказать ему, пусть не спешит, сказать, что он вернет ему деньги с процентами. Он будет платить каждый месяц, каждый месяц, пока не выплатит все и еще десять процентов сверху. Он чуть не подпрыгнул при этой мысли. Он завтра позвонит Элочукву, а потом Ндали, чтобы они немедленно сходили к этому человеку и попросили его не спешить с оформлением собственности.
Иджанго-иджанго, меня эта мысль тоже наполнила радостью. Продажа земли не входила в традиции старых отцов. Потому что земля была священна. Она была вручена ему самой богиней Алой и не могла принадлежать никому, кроме как его наследникам. Хотя Ала никогда не наказывает тех, кто продает свою землю по собственной воле, такие поступки сердят ее. С огромным облегчением, которое он испытал, приняв это решение, мой хозяин взял письмо, края которого пропитались по́том его ладоней, и дочитал до конца.
Я знаю себя. С самого первого дня я знала, что ты – настоящий. Я знала, что ты – тот мужчина, которого создал для меня Бог. И я хочу, чтобы ты знал: я тебя люблю и буду ждать. И потому, пожалуйста, будь счастлив.
Твоя любовь.
16. Видения белых птиц
Эбубедике, о человеке, который тревожится и боится, великие отцы говорят: он спутан по рукам и ногам. Они говорят, это происходит оттого, что тревога и боязнь лишают человека покоя. А что такое человек без покоя? Они говорят, что такой человек мертв внутри. Но когда он освобождается от пут и убегает в темноту, то снова становится свободным. Возрождается. А чтобы не попасть снова в плен, он старается возвести вокруг себя защиту. И что же он делает? Он впускает в себя новый страх. Но на сей раз он в страхе не оттого, что обстоятельства его погубили, а оттого, что когда-нибудь в еще несотворенном и неизвестном времени что-то еще пойдет не так и снова сломает его. Таким образом, он живет в цикле, в котором прошлое повторяется снова и снова. Он становится рабом того, что еще не наступило. Я видел это много раз.
Хотя обещание спасения оставалось твердым – медсестра дважды отправляла моему хозяину сообщения после их встречи, а во второй раз добавила желтую смеющуюся рожицу и повторила, что он «хороший человек», – после прочтения письма Ндали его обуял страх. Он не отпускал моего хозяина всю оставшуюся часть ночи, изматывая его мозг мелькающими мыслями о том, что другие мужчины крутят с ней любовь. Это состояние отпустило его ранним утром, когда в комнату постучал Тобе и спросил из-за двери, пойдет ли он в церковь.
– Если пойдешь, увидишь там много наших, и поверь мне: тебе это понравится. Сможешь поблагодарить Бога за все, а еще мы сможем купить там на рынке какую-нибудь еду, чтобы потом приготовить. Мы должны начать готовить до начала занятий завтра.
Мой хозяин сказал, что пойдет.
Немного позже они шли по дороге, похожей на ту, по которой он шел в четверг, после того как его выставили из такси. Улицы были узкие, а дома, казалось, стоят вплотную друг к другу. Он увидел парикмахерскую из стекла. Перед ней стоял человек, курил, выпускал дым в небо, он крикнул им «Arap!», когда они проходили мимо.
– Твой папа arap! – крикнул ему в ответ Тобе.
– Твой папа, мама, все arap! – сказал мой хозяин, потому что Тобе ему уже говорил: если слышишь это слово, значит, тебя называют рабом.
– Не обращай на них внимания, они идиоты. Ты только посмотри на этого грязнулю, который называет нас рабами. Вот в чем дело. Они такие глупые.
Они пересекли безлюдную улицу, где дома находились за заборами с калитками, как в Нигерии. На каждом углу стояли большие зеленые металлические ящики с мусором. А на одной из улиц, по которым они шли, Тоби показал на какое-то здание и сказал, что белые люди из Европы любят сюда приезжать и смотреть на него. Это здание было построено из тяжелой глины и не было похоже ни на что, виденное моим хозяином прежде. Он был восхищен. Здание с мощными колоннами не имело крыши. Тобе громко – вероятно, для того чтобы его услышал пожилой европеец, который фотографировал это сооружение, – предположил, что это храм какому-то греческому или римскому богу. Древний храм, уничтоженный временем, сохранивший свою старую красоту под кожей руин. Но в некотором роде храм был красив и по сей день, потому что и развалившийся оставался зрелищем, посмотреть на которое приезжали люди. Красота руин: странное это дело.
Свернув на улицу, от которой, по словам Тобе, было рукой подать до церкви, они увидели других людей цвета кожи великих отцов, четверых мужчин, двое из них с козырьками, все двигались в сторону церкви. С этой группой они и вошли внутрь. Церковь была полна, и один из тех, кого они видели в квартире с нигерийцами в кампусе – звали его Джон, – рассаживал пришедших, предлагал стулья тем, кому не хватило места. Здесь было много черных студентов и несколько белых. Белый человек, но похожий не на турок, а на тех, кто много лет правил страной старых отцов, стоял перед алтарем впереди, он говорил с тем же произношением, что и Ндали, и мой хозяин сразу же узнал в нем британца. Человек говорил о необходимости петь от всего сердца. Мой хозяин и Тобе сели в самом конце, за двумя людьми, которые показались ему знакомыми.