Он вспомнил церковь своего детства, в которую перестал ходить. Его отец перестал ходить туда после смерти матери, рассердившись на Бога, который позволил умереть его жене во время родов. Мой хозяин продолжал еще посещать церковь некоторое время, пока случай с гусенком не изменил его. Гусенок заболел, отказывался есть и падал при ходьбе. Моему хозяину пришла в голову мысль взять его в церковь, где он слышал об исцелении верой, о прозревшем слепом. И он взял гусенка в церковь, нес его, прижимая к груди. Его остановили у церковных дверей два привратника в форме, которые решили, что он спятил, если приносит животное в церковь. Тот случай убил его веру в религию Белого Человека. Почему Бог, который заботится о людях, не может позаботиться о больном животном? В то время он не мог понять, почему человек не может любить птицу так, как любит людей. Надеясь, что он обратится в религию благочестивых отцов, я поощрял его решение, добавив ему мысль, что если он пойдет со своим животным в святилище одинани[86], то Ала, или Нджокву, или любое другое божество не прогонит его. Но он, как и многие из его поколения, отверг эту мысль.
Теперь он стал слушать еще внимательнее – проповедник заговорил о жизни и воскресении. Человек говорил о Джизосе Крайсте, о том, как он умер и воскрес. Проповедник, чей голос витал в воздухе, становясь то громче, то тише, говорил о том, что только истинное христианство может привести к обретению жизни после воскресения, к вставанию после падения, а веки моего хозяина начали смыкаться. Он открыл глаза, потому что теперь проповедник обращался к нему. Мой хозяин был свидетелем того, как, будучи потерянным, человек может упасть в бездну, но все же подняться и восстановиться.
Когда проповедник закончил проповедь, все запели, а потом начали расходиться. Едва мой хозяин привстал со своего места, какой-то человек похлопал его по плечу.
– Господи Иисусе, Ти Ти!
– О, приятель, рад тебя видеть здесь.
– Да, братишка.
– Как дела, все в порядке, нашел потом своего друга?
– Нет, – ответил мой хозяин Ти Ти и поведал ему обо всем, что с ним случилось. Когда он закончил, они стояли у калитки за церковной оградой, а Тоби в это время, поздоровавшись со знакомыми, подошел и встал рядом.
– Старик, в казино здесь хорошо платят, – сказал Ти Ти. – Воистину бог послал тебе ту женщину, воистину. Некоторые турка хорошие люди. Есть еще одна женщина вроде твоей, она здорово помогает людям. Одному нашему собрату она дала грант. Парень работал на нее, делал все, а потом попросил, чтобы она не давала ему деньги, а реально заплатила за его учебу.
– Ммм, хорошие люди.
– Да, да, только будь осторожнее. Иногда в человека словно бес вселяется. – Он рассмеялся и добавил: – Возьми мой номер телефона.
Онванаэтириоха, когда они с Тобе вернулись домой, было уже темно. Он достал телефон, увидел, что ему пришло сообщение от Ндали, прочел: «Нонсо, позвони мне завтра пжлст». Он покачал головой, набрал ее номер, но услышал только бесконечный шум помех. Он решил, что позвонит ей, когда получит подтверждение о работе, когда будет наверняка знать, что вернет потерянное. А когда позвонит, то расскажет все – от аэропорта до знакомства с Фионой.
Он сидел на стуле в своей комнате и вспоминал прошедшие дни, свое существование в новой стране. Потом достал из сумки фотографии обнаженной Ндали. Он смотрел на них, и чувственный огонь обжигал его. Он вытащил пенис. Потом бросился к двери и запер ее, чтобы Тобе не вошел случайно. Приложил ухо к двери – что там делает Тобе? – но так ничего и не услышал и тогда снова посмотрел на фотографию Ндали и принялся трогать себя, охать и стонать, пока не обмяк.
Акатака, среди людей всего мира повсюду существует общее сострадание к человеку, который ранен, или беден, или скромен, или незаметен. Такой человек заслуживает сочувствия. Многие пожелали бы помочь ему, если бы узнали, что с ним поступили несправедливо. Я видел это много раз. Вот почему белая женщина в чужой стране может увидеть человека из земли отцов, побитого, сломленного, и предложить ему помощь, и, сделав это, вселить в него надежды.
Он проснулся на следующее утро, проспав всю ночь во второй раз после приезда в эту страну. Он был настолько полон ожиданий, что позвонил Элочукву и попросил его сходить к человеку, которому он продал землю, и попросить его ничего не предпринимать пока, потому что он вернет ему деньги.
– Но как такое возможно, если ты немедленно не отдаешь ему деньги? – спросил Элочукву.
– Скажи ему, я заплачу вдвойне. Мы должны подписать соглашение. Я заплачу вдвойне за шесть месяцев. Тогда я смогу вернуть себе дом.
Элочукву пообещал пойти к покупателю и поговорить с ним. Получив это заверение, мой хозяин умылся и вышел к Тобе, который готовил яичницу.
Тобе рассказал, как трудно было найти хороший хлеб сегодня утром.
– У них весь хлеб как камень, – сказал он, и мой хозяин рассмеялся. – Я вообще не понимаю этих людей. Во всем магазине ни одной буханки.
– Ты видел «Осуофия в Лондоне»? – спросил мой хозяин.
– Ха, это где он пришел в то место и спросил хлеб агеге, а ойибо смотрели на него как идиоты?
Они ели молча, и мой хозяин думал о том, что здесь совсем другие утра. Он не слышал ни петушиных криков, ни даже призыва на молитву муэдзина. Образ, который он вспомнил днем ранее, вернулся, и он увидел Ндали, почти голую, она стояла на пороге гостиной. Стояла и смотрела вдаль, повернувшись к нему спиной, словно опасаясь его. Он не помнил, что тогда сделал – позвал ее? Отвернулся? Не мог теперь сказать.
– Эти люди, они живут по времени, – повторил Тобе. – Если говорят в десять, значит, в десять. Если говорят в час, значит, в час. Так что мы должны быстро сбегать к агенту по аренде жилья, взять твой ключ, вернуться и ждать эту женщину.
Мой хозяин кивнул:
– Так оно и должно, мой друг.
– Я вчера позвонил Атифу и сказал, что мы нашли жилье. Он спросил про тебя. Когда я закончу с регистрацией и занятиями, я зайду к нему.
– Спасибо, братишка, – ответил он, хотя слушал вполуха, думал о том поручении, которое дал Элочукву, и о работе, на которую его вскоре отвезет Фиона.
Они убрали посуду и вышли из дома, Тобе нес сумку с компьютером и книгами. Сумка напоминала рюкзаки, какие дети носят на спинах, и Тобе тоже надел свою сумку на спину. Мой хозяин нес сумку, которую ему дала Ндали, – в ней лежали его документы, ее письмо и ее фотографии, он не расставался с этой сумкой, приехав сюда.
Они нашли офис агента в центре города, среди лавочек, в которых продавали одежду и ювелирные изделия. Офис находился на улочке близ центра, узкой и тоже полной магазинов, интернет-кафе, ресторанов, здесь же располагалась и небольшая мечеть. По тротуарам прыгали голуби, клевали что ни попадя. Здесь они увидели много белых людей, не похожих на турок. Тобе сказал, это европейцы или американцы.
– Они другие, – утверждал Тобе. – Эти, которые турки, они не совсем белые. Они больше похожи на арабов. Ты знаешь – ты ведь видел прежде суданцев? Они не похожи на наших черных – типа другие.
Группа тех белых, о которых они говорили, прошла мимо. Потом они увидели двух молодых женщин, почти голых, в коротких шортиках, бюстгальтерах и шлепках на ногах. Одна из них держала в руке полотенце.
– Боже мой, ты только посмотри! – сказал Тобе.
Мой хозяин рассмеялся.
– Мне показалось, ты заново родился, – сказал он.
– Да. Но посмотри, эти девицы – класс. Но турчанки получше будут. А номер один все равно нигерийки.
Эгбуну, когда они вошли в офис, там висел сигаретный дым. Полная белая женщина сидела в кресле и курила. Я заметил, что на дверях был круглый амулет цвета осимири[87] с белой сферой внутри, напоминающий человеческий глаз. Поскольку эта вещь очень походила на амулет, я вышел из моего хозяина посмотреть, не представляет ли она опасности для него. И тут же увидел странного духа в форме змеи, обвившей этот предмет. Это существо являло собой пугающее зрелище даже для меня, духа-хранителя, который часто посещает долины нематериального мира. Я спешно обратился в бегство.
Когда я воссоединился с хозяином, женщина пересчитывала деньги, которые ей дал Тобе. Позднее, когда они вышли с ключами, мой хозяин испытал полнейшее облегчение. Было почти десять часов, и они направились к автобусной остановке. Ждать им пришлось недолго – через каких-нибудь десять минут появилась Фиона, одетая в белое платье, на ее шее сверкало ожерелье. Он пожал руку Тобе и побежал к машине.
– У тебя счастливый вид, – сказал Фиона, когда он сел.
– Да, Фиона. Спасибо. Это благодаря тебе.
– Ну-ну, брось! Я ничего не сделала. Ты попал в большую беду.
Он кивнул:
– Мы с другом сняли квартиру.
– Это хорошо. Очень хорошо. Когда у тебя есть дом, это помогает душе.
Он сказал – да, помогает.
– Мой друг Измаил у себя. Он тебя ждет.
Как только он сел в машину, я обратил внимание, что у этой женщины на запястье браслет с тем самым амулетом, который я только что видел. Я осенил мозг моего хозяина изображением амулета в офисе агента и указал ему на запястье женщины, потому что мне захотелось узнать, что это такое. И неожиданно оно сработало, Чукву.
– Хочу спросить, – сказал он.
– Да?
– Что эта за голубая штука, похожая на глаз, здесь повсюду?..
– О-хо-хо, – сказала женщина и подняла руку с браслетом. – Дурной глаз. Это, знаешь, как амулет, который приносит удачу. Очень важный амулет для турок.
Мой хозяин кивнул, хотя и не до конца понял, что же все-таки это за вещь такая. Но я испытал облегчение, узнав, что это всего лишь личный фетиш, а не какая-то штука, которая может повредить моему хозяину.
Они ехали, из приемника доносилась музыка. Она спросила, какую музыку любит он, но, когда он стал перечислять, оказалось, она ничего этого не знает. Когда он закончил перечислять, его поразило, что он не упомянул Оливера Де Кока. Мысль об этом певце раздражала, словно Де Кок как-то навредил ему. Но он знал, что воспоминания о том дне, когда его унизили в доме Ндали, стали у него ассоциироваться с Де Коком, который исполнял там свою музыку. И теперь мой хозяин негодовал за это на музыканта.