Как это нередко случается с людьми, они часто осознают сию истину много времени спустя после того, как ненависть побудила их прибегнуть к возмездию. Тем вечером мой хозяин понял это. Он помог Джамике встать и отвел его в клинику поблизости. С этим пониманием наступило исцеление. Но еще больше тронула его реакция Джамике. Джамике поблагодарил его, когда медсестры обработали его раны, и отказался отвечать на вопрос, что с ним случилось. Медсестры смотрели на моего хозяина, словно требуя от него признания.
– На него напали вооруженные грабители, – сказал он.
Одна из сестер, кивнув, вздохнула. Он стоял, ожидая, что Джамике опровергнет его слова. Но Джамике ничего не сказал – стоял, плотно сомкнув веки. Позднее, когда они шли из клиники, Джамике, с перевязанной головой и пластырем на переносице, сказал на языке Белого Человека:
– Брат Чинонсо-Соломон, пожалуйста, не лги больше. Господь говорит: «Не лгите». В Откровении в главе двадцать первой в стихе восьмом сказано, что участь всех лжецов гореть в аду. Я не хочу, чтобы ты попал туда.
Джамике шел прихрамывая и, когда произносил эти слова, положил руку на плечо моему хозяину. Мой хозяин ничего ему не сказал. Он никак этого не понимал, не мог понять, как, несмотря на все то, что он сделал с этим человеком, для него лишь ложь имела значение. Когда они пришли к тому месту, где он оставил свой мотоцикл, Джамике спросил, простил ли он его.
– Ты можешь отрезать мне руку, если хочешь, или ногу. Я хочу только одного: чтобы ты меня простил. У меня дома есть пять тысяч евро. Твои деньги. Те деньги, что я взял у тебя. Я хранил их более двух лет, ждал, когда найду тебя.
– Это правда? – спросил мой хозяин.
– Да. Теперь курс увеличился. Когда ты их обменяешь, то будет столько, сколько раньше тебе дали бы за семь тысяч.
– Джамике, как такое возможно? Почему ты не сказал мне раньше, что у тебя есть эти деньги, – до того, как я сделал все это с тобой?
Джамике отвернулся и покачал головой:
– Я хотел, чтобы ты простил меня сердцем, а не потому, что я вернул тебе деньги.
Осебурува, трудно полностью описать, какое впечатление этот жест произвел на моего хозяина. Это было исцеляющее прикосновение. Это было возрождение, воскресение того, что давно уже умерло. Мой хозяин был настолько потрясен, что, придя домой, не мог уснуть. Сначала он думал, что со стороны Джамике все это игра: преображение, покорность, излучаемые им теперь, – вероятно фальшивка, маска коварного человека, пытающегося уйти от правосудия. Он бы напал на Джамике в первый день их встречи, если бы не столько народа вокруг. Но теперь готовность Джамике вернуть ему деньги убедила его, что тот и в самом деле стал другим. Ночью, пытаясь дышать через забитый нос, он боролся с мыслью о прощении. Если тот Джамике, который погубил его жизнь, и в самом деле мертв, то зачем наказывать нового за грехи другого? Он задумался: разве то, что Джамике сделал с ним, не привело к рождению нового Джамике? А если так, то тогда произошедшее следует называть добром? Разве это не повод для радости?
Чукву, именно такие вопросы и я бы задал ему, но вместо меня вопросы задавал голос в его голове. А я осенял его разум мыслями, которые обратились к этим вопросам. На следующий день рано утром, когда он чистил зубы, появился Джамике со старым конвертом с деньгами. Не раз за все прошедшие годы мой хозяин представлял себе, пусть и неотчетливо, как получает назад свои деньги. А теперь не только немецкая женщина заплатила ему, но еще и Джамике. Это дало ему надежду на возвращение всего, чем он владел прежде. Эта мысль медленно открывалась ему, словно пелена спадала с глаз. Он в недоумении пересчитывал деньги, а Джамике снова опустился на колени:
– Я хочу, чтобы ты простил меня за все то зло, что я принес тебе, чтобы меня мог простить мой отец на небесах.
Он посмотрел на человека, чьей смерти он жаждал с такой всепоглощающей яростью. Он собирался заговорить, когда зазвонил его телефон. На экране высветилось имя Унока – торговца, который в последнее время пытался убедить его прибавить в ассортимент его магазина индюшачьи корма. Но он проигнорировал звонок. И когда телефон перестал звонить, мой хозяин сказал потрясенным дрожащим голосом:
– Я прощаю тебя с этого дня, Джамике. Друг мой.
Эбубедике, таким было начало его пути к смягчению, когда душа страдальца своими парализованными конечностями обнимает душу того, кто принес ему страдания, и это объятие изменяет их до конца времен.
Чукву, я опять покажу тебе деяния, которые необходимо объяснить, и защищу действия моего хозяина, и заявлю, что если он и нанес вред женщине тем способом, каким он, боюсь, сделал это, то произошло это по ошибке. Итак, я должен просто сказать, что мой хозяин преобразился тем объятием, о котором я говорил. Его исцеление, Эгбуну, началось. На следующей неделе он купил машину на часть денег, которые вернул ему Джамике, – его денег! Мне не нужно тратить попусту время, пытаясь описать те радость и облегчение, которые испытал мой хозяин, почувствовав искупление. Потому что, когда человек так долго обитает в несчастье, он становится слепым к жизни, которая окружает его, как океан окружает скукожившуюся землю. Я, его чи, был доволен, потому что он снова стал человеком мира, хотя часть его души все еще оставалась черна от печали. Но пока и этого было достаточно.
Уверенность настолько вернулась к нему, что он вместе с Джамике поехал в новой машине к старому дому моего хозяина, той собственности, которую оставил ему отец. Через несколько дней после получения денег он решил связаться с Элочукву, который был потрясен, услышав по телефону его голос. А когда он увидел моего хозяина, то заплакал и сказал, что если бы знал, как оно все обернется, то не поддерживал бы его решения уехать в чужую страну. Дело было в том, все повторял Элочукву, что мой хозяин так влюбился в Ндали.
– Я видел, Нонсо. Я видел так ясно, что думал, ты никогда не будешь счастлив, если не попытаешься решить проблему с ее родителями.
Мой хозяин согласился. Он не был бы счастлив, если бы не испытал все возможности, чтобы быть с ней. Вместе с Элочукву он попытался дозвониться до человека, который купил компаунд, но тот не отвечал. Номером давно не пользовались, и дозвониться до него было невозможно.
На следующий день мой хозяин отправился туда с Джамике, который обещал ему помочь в этом и еще кое в чем. Мой хозяин составил список из трех важных дел и сказал, что для его исцеления и возвращения ему цельности Джамике должен помочь ему в этих делах и тогда он заслужит полное его прощение.
– Во-первых, – сказал он Джамике, с которым теперь всегда говорил на языке отцов, – ты должен помочь мне найти Ндали и вернуть ее мне. Я ее люблю, и я жил с ней. Ты забрал ее у меня и теперь должен вернуть ее мне собственными руками. Во-вторых, ты должен помочь мне вернуть все то, что я потерял, мой компаунд и моих птиц. Я хочу снова стать владельцем отцовской земли и восстановить на ней птичью ферму. Ты должен помочь мне в этом. В-третьих, ты должен помочь мне забыть о том, что со мной делали в тюрьме. Не знаю, как ты это сделаешь. Молись за меня, утешай меня – что угодно, только чтобы я больше не помнил об этом.
Первым делом они отправились в дом отца Ндали. Мой хозяин сказал Джамике, что хочет отправить Ндали письмо через привратника, и Джамике согласился, что так и следует поступить. И как-то вечером, через неделю после примирения, они поехали к родительскому дому Ндали. Он направился к воротам, а Джамике остался в машине. Мой хозяин постучал, снедаемый страхом. Маленькая калитка в воротах открылась, и появился другой человек, один из тех, с кем он прислуживал на торжествах в честь отца Ндали четырьмя годами ранее. К его огромному облегчению, человек не узнал его.
– Ога, что тебе? – спросил человек. – Твой видать хотеть ога Обиалор?
– Нет-нет, – сказал мой хозяин, его сердце чуть не выпрыгнуло из груди при мысли о еще одной встрече с отцом Ндали.
Он окинул взглядом ворота, посмотрел на два черных пластмассовых септика, возвышающихся над оградой, перевел взгляд на привратника. Потом достал пачку денег – двадцать тысяч найра. Он протянул деньги этому человеку.
– Эй, ога, это что? – сказал привратник, быстро отступив.
– Деньги, – ответил мой хозяин, у которого перехватило дыхание.
– За что?
– Гммм, я хочу, чтобы ты, гммм…
– Ога, твой хотеть зло мой ога?
– Нет-нет, – сказал он. – Я хочу, чтобы ты передал это письмо Ндали от меня.
– О, так твой хотеть мадам Ндали?
– Нет, я хочу переслать ей письмо, – сказал он.
– О'кей, письмо давай. Мой дать письмо мама, мама письмо посылать Лагос. Давай.
Чукву, он сначала отдал привратнику письмо и деньги. Тот поблагодарил его и вернулся в свою будку. Но когда мой хозяин сказал об этом Джамике, тот спросил:
– А если мать вскроет письмо? – Мой хозяин ошарашенно молчал. – Ты написал свое имя на конверте?
– Да! – воскликнул он.
– Тогда они его вскроют и, уж конечно, не отправят ей. Этот человек просто должен дать тебе ее адрес. Или сам передать ей письмо.
Мой хозяин побежал к воротам и попросил привратника вернуть ему письмо.
– Почему, ога, твой больше не хотеть слать письмо?
– Нет-нет, мой потом приходить, – сказал он. – У тебя есть ее адрес?
– Ее адрес? В Лагос? – спросил привратник.
– Да, Лагос.
– Мой всего привратник.
– Твой не знать, когда она еще приезжать?
– Нет, они зачем мой такой вещь говорить.
– О'кей, спасибо, – сказал мой хозяин привратнику. – Оставь деньги себе.
Он ушел раздосадованный, но радуясь тому, что уберегся от нежелательных последствий – родители Ндали не увидят его письма. Джамике посоветовал ему не отчаиваться и заверил, что они так или иначе найдут Ндали. Сейчас только начало марта, сказал он, и если они праведные католики, то она наверняка приедет на Пасху. Джамике посоветовал ему пока заняться возвращением дома. Через мгновение они с Джамике уже ехали к его старому компаунду, а я вспомнил о Тобе, который помогал моему хозяину в чужой стране. Мой хозяин остановил машину напротив своего прежнего сада и остался в машине ждать, с чем вернется Джамике. Сад был срублен, на его месте лежала груда щебня и несколько цементных блоков. На груде щебня лежала тачка, ручки у нее были обмотаны красными