— Игнат Данилович, не знаю, в курсе вы или нет, но с двадцатого ноября по сегодняшний день было предпринято порядка двухсот попыток побить ваш рекорд. Согласно неофициальной статистике, в этих попытках засветилось три с лишним десятка моделей спортивных автомобилей разных годов выпуска, причем как серийных, так и тюнинговых; ими управляли не только любители и так называемые уличные гонщики, но и крепкие профессионалы; попытки делались не только ночью, но и днем, однако воз, как говорится, и ныне там. Правда, профессиональные гонщики первой величины бить этот рекорд не пытались. Но, по нашим данным, только из-за того, что сомневаются в своих силах. Скажу больше: пилоты-испытатели, работающие на наш концерн, тоже не горят желанием выезжать на Трассу Смерти. А один из них, прогнав запись вашего заезда через аналитическую программу, заявил, что вы не сделали ни одной ошибки и выжали из своей «Стихии» порядка девяноста трех процентов ее возможностей…
— Близко к истине… — хохотнула Дайна и снова затихла. А я спросил, с чего это вдруг Раменское шоссе назвали Трассой Смерти.
Кутепов пожал плечами в очень знакомом стиле:
— На нем почти каждую ночь разбивают хотя бы по одному спортивному автомобилю, а за среднестатистические выходные — по двенадцать и более! И это — при серьезнейшем противодействии дорожной полиции.
— Как я понимаю, обычные водители туда стараются не соваться?
— Да: в будни загруженность Раменского шоссе на двадцать три-двадцать шесть процентов ниже нормы, а в ночь с пятницы на субботу, с субботы на воскресенье и с воскресенья на понедельник — аж на восемьдесят с лишним… — сообщил Вячеслав Александрович, сделал небольшую паузу и вернулся к основной линии повествования: — У этой истерии есть и другие последствия. Одно из тех, которые здорово нервируют нас — это сумасшедший рост продаж «Стихий» в топовой комплектации: этот сегмент автомобильного рынка, увы, сравнительно невелик, соответственно, наш концерн несет очень серьезные убытки.
— В том числе и имиджевые, верно? — спросил я, повторив вопрос Дайны. — Верно… — вздохнул Кутепов. — В среде уличных гонщиков «Стихия» стала ассоциироваться с гоночным автомобилем мечты, соответственно, наши «Перуны», «Стрибоги» и «Хорсы» практически перестали покупаться.
— И вы считаете, что я как-то могу исправить эту ситуацию?
— Теоретически — да… — как-то уж очень уверенно заявил он и огорошил: — Если, конечно, в ту ночь управляли «Стихией» сами, а не уступили ее кому-нибудь еще в какой-нибудь мертвой зоне камер СКН.
— Не-не-не, руль я никому не уступал, то есть честно держался за него с первой и до последней секунды гонки! — весело хохотнул я, на всякий случай сказав чистую правду. Хотя о наличии в этом мире менталистов, вроде как, и не слыхал.
БИУС, оценив элегантность формулировки, назвал меня красавчиком, а заместитель начальника рекламного отдела автоконцерна «Русь» сделал вид, что поверил, и перешел к самому главному:
— Игнат Данилович, мы хотим, чтобы вы побили свой рекорд на нашем новом «Стрибоге». Готовы заплатить за это миллион рублей без учета налогов и взять на себя все возможные проблемы с дорожной полицией. Но есть нюанс: прежде, чем выехать на машине, специально подготовленной для этой гонки, на Раменское шоссе, вам надо будет доказать, что вы способны обуздать этот табун лошадей. Тут, в Южном. На автодроме «Старт».
Дослушав третье предложение, я невольно поморщился, заметил «не ту» реакцию Кутепова и криво усмехнулся:
— «Специально подготовленную»? Вы считаете, что это будет честно по отношению к будущим покупателям «Стрибогов»?
— Простите, я неправильно выразился: слово «подготовленная» в данном конкретном случае означает одну из машин в топовой комплектации серийных «Стрибогов», а не единственный экземпляр с эксклюзивным тюнингом.
— Это меняет дело… — заявил я, «задумчиво уставился в окно», дал Дайне договорить, нехотя согласился с ее выкладками и снова уставился на гостя: — Вячеслав Александрович, по большому счету, миллион, который вы готовы заплатить, для меня не деньги… Не поверили… Что ж, подождите буквально минуту…
Он, естественно, подождал. А я сходил за карточкой «Поставщика Двора Его Императорского Величества», дал время как следует рассмотреть фотографию и защитные идентификаторы, убрал удостоверение в карман, сел и продолжил объяснения:
— Как вы только что убедились, то утверждение просто констатировало факт. Следующее будет из той же серии: я не готовился к гонке с Михаилом Потаповым, а согласился на нее вынужденно. Тем не менее, водить умею. И довольно неплохо чувствую потолок возможностей каждого отдельно взятого автомобиля. Поэтому уверен, что при необходимости побью свой рекорд на «Стихии», которую вы только что видели, а о вашем новом «Стрибоге» знаю лишь то, что он существует. Соответственно, по определению не могу давать какие-либо обещания и не в состоянии оценить, стоит ли городить огород ради озвученной вами суммы. В общем, давайте сделаем так: я приеду на автодром завтра или послезавтра, покатаюсь на вашей машинке и приму обоснованное решение. Кстати, «жучки», которые вы оборонили в гараже и тут, в гостиной, лучше забрать. И больше не наступать на эти грабли. Ибо неуважение я не прощаю никому…
…Елизавета Максакова прискакала приглашать меня на обед менее чем через минуту после отъезда Кутепова, поэтому расспросить Дайну я не успел. Не до нее было и по дороге к месту трапезы — мелочь, пролетевшая мимо поездки в салон красоты, делилась со мной переживаниями и убеждала в том, что уже совсем взрослая, а значит, просто обязана поддерживать естественную красоту, тонус кожи, свежесть лица и что-то там еще.
Нет, смеяться я, конечно же, не смеялся. В смысле, в голос. Зато про себя ржал, как конь, ибо аргументы «совсем взрослой» ничем не отличались от тех, которые озвучивали мои девушки из прошлой жизни. Потом попал в цепкие ручки Ксении Станиславовны и почти четверть часа впечатывал в память ее рассказ о постановке «Вия», на которую нам с Олей надо было обязательно попасть в первых числах февраля. А после того, как Павел Демьянович привел Фомина, и Ольга Максимовна пригласила всех за стол, вообще забыл обо всем на свете, ибо к этому моменту успел страшно проголодаться, а борщ пах так одуряюще, что напрочь отключал мозги.
Нет, о правилах поведения за столом я, естественно, не забыл и держал себя в руках. Но думать о чем-либо, кроме еды, был не в состоянии. Когда это блюдо погибло смертью храбрых, и «клоны» наших андроидов притаранили в гостиную блюдо с жареной форелью, мне поплохело еще сильнее. Ибо мяса я переедал в каждом походе в Пятно, а тут, в Большом Мире, предпочитал есть рыбу. По возможности, жареную. В общем, за перемещением этого блюда наблюдал внимательнее некуда, поэтому не сразу врубился в то, что мурлычет БИУС. Зато, услышав ту же фразу второй раз, внутренне закаменел:
— Игнат, сейчас завибрирует твой телефон. Достань, не меняясь в лице, посмотри на экран, выдохни то, что потребует душа, и беги в гараж на разрыв связок.
Я с трудом проглотил подкативший к горлу комок и едва заметно мотнул головой, требуя объяснений. Тут Дайну и накрыло:
— Олю вырубили какой-то дрянью и куда-то понесли!
Конец второй книги.