– Вас это бесит? – довольно резко спросил персиянин.
– Ну, не то чтобы уж слишком…
Теперь уже де Бруси прикусил язык – поскольку вдруг почувствовал, что, вопреки своему не слишком уверенному шведскому, готов вот просто сейчас выложить попутчику некоторые сведения о себе. Но ради чего раскрывать перед ним душу?
– Тогда в чем дело? – подозрительно спросил Дариуш.
– Видите ли, месье… Наверное, вы очень важная персона, если… – Де Бруси осторожно откашлялся и подытожил: – Если поселились в Смирне в отеле на рю де Франс, а неназванное лицо поручило мне привезти вам личные инструкции, а потом в интересах Франции сопровождать вас…
– Так вот, значит, как – сопровождать меня? Понимаете, де Бруси? Со-про-вож-дать, – произнес Дариуш по слогам, чтобы собеседник понял его как можно лучше. – Вот и сопровождайте, пожалуйста! И не вмешивайтесь в мои действия…
– Но ведь я в курсе инструкций, данных вам неназванным лицом! Я знаю, какой маршрут вам предложен…
– Да, именно так – пред-ло-жен! Вы удивительно точно подметили это, поздравляю.
– Ну, не говорил ли я сразу, что плохо знаю шведский?! – рассердился француз. – Да, не предложен, а предписан! При-ка-за-но плыть морем из Смирны в Стамбул.
– Согласитесь, главное в том, чтобы прибыть в Стамбул, а попадем мы туда непосредственно морем или же через Мантань – это уже дело второе.
– Месье Дариуш!..
– Да, к вашим услугам…
Де Бруси вновь задумался, прежде чем заметить:
– Я и не протестовал бы так, если бы на ваше решение непосредственно не повлияла эта ваша немощная вдовушка.
– Вы пережили несчастную любовь и с того времени не склонны доверять женщинам?
Француз с ненавистью посмотрел на персиянина. В серебристом лунном свете невозможно было рассмотреть его лицо в деталях – разве что глаза сияли двумя веселыми огоньками, а густая русая борода раскололась пренебрежительной ухмылкой…
– Месье Дариуш, берегитесь! То обстоятельство, что неназванное высокое лицо приказало мне сопровождать вас в путешествии в Стамбул, а возможно, и в дальнейшем, еще не дает вам никакого права!..
– Уважаемый месье де Бруси…
– Я же, в конце концов, французский дворянин, черт побери!
– Тише, тише, пожалуйста, – попробовал успокоить его персиянин.
Ночная ссора на караванной тропе? Да, это им совсем ни к чему…
Усилием воли француз попробовал успокоиться. Оценив его стремление, Дариуш кивнул и объяснил:
– Я все же немного старше вас, поэтому не ищите в моих словах ничего, кроме искреннего сочувствия. Вы в самом деле весьма молоды – и потому, видимо, даже предположить не можете, что трагедия неразделенной любви могла настигнуть не только вас одного. Итак, ваша история?
– С чего бы это мне раскрывать перед вами душу? – чувствовалось, что де Бруси до сих пор возмущен.
– Ждать нынешнего утра еще долго, а до Мантаня как минимум два ночных перехода. Так, может, нам следует познакомиться получше?
Де Бруси вновь смерил собеседника недоверчивым взглядом. В конце концов он же не обязан рассказывать ему все как есть…
– Ну-ну, де Бруси, давайте, смелее! – подбодрил его персиянин. – А потом – любезность за любезность: я расскажу вам свою историю.
И француз сдался:
– Ну хорошо, уговорили. Итак, месье Дариуш, я сам… – Он немного помолчал. – Мой род происходит с юга Франции – из Прованса. Если вы достаточно разбираетесь в географии Европы…
– Мне известно, какие провинции есть во Франции.
– Итак, я понимаю ваш восточный темперамент лучше, чем понял бы северянин.
– Да, де Бруси, полностью согласен: между нами установилось полное взаимное доверие и полное взаимопонимание.
Француз с ненавистью зыркнул на персиянина, однако на этот раз лицо Дариуша было абсолютно серьезным.
– Значит, юг Франции… Хм-м-м. Край прославленных поэтов, которые воспевали любовь во всех ее проявлениях… Сама атмосфера…
– Мы договорились перейти на шведский, иначе в ответ я прочитал бы вам не один любовный стих персидских поэтов, – мечтательно произнес Дариуш.
– Я не об этом, я о себе…
– Не оправдывайтесь, де Бруси. Вы не повинны в том, что родители вашей невесты грубо отказали представителю благородного, но обнищавшего рода.
– Откуда вы знаете?! – от неожиданности француз даже остановился.
– Не стойте на месте, пожалуйста. Будет день – будет и отдых. Но пока ночь не закончилась…
– Нет, откуда вы это знаете?! – лишь тремя широкими шагами де Бруси догнал персиянина и схватил за плечо, стараясь развернуть лицом к себе.
– Я же сказал сразу: не думайте, что вы единственный во всем мире пострадали от неразделенной любви. – Одним легким движением Дариуш освободился от руки, сжавшей его плечо.
– И все-таки…
– Моя история, уважаемый мой де Бруси, почти полностью повторяет вашу. Вот и все.
– И после этого вы верите своей вдовушке? – вознегодовал француз. – Как можно?! Если эти существа в юбках столь легко предают любовь…
– Так бывает, если девушки молоды и безрассудны. Однако с годами природа женщины меняется, и это следует учитывать.
– Не верю!
– Вы говорите это, поскольку не знакомы с моей Лейлой.
– Все женщины слабые и лживые.
– Не все, – резко и веско сказал персиянин, как отрубил.
– Да вы больны!
– Повторяю: вы не говорили с моей Лейлой. А если бы поговорили хоть пять минут…
– Жажда любви ослепила вас!
– Наоборот, любовь подсказывает мне, что Лейла никогда не сделает ничего плохого своему возлюбленному. То есть мне.
Де Бруси собирался что-то ответить, но персиянин вдруг резко остановился, вытянулся и прошипел:
– Ш-ш-ш!..
Это было настолько неожиданно, что француз налетел на него, а затем замер рядом с ним. В этот момент словно бы нарочно на месяц наползла тучка, потому вокруг решительно ничего не было видно. Приходилось разве что прислушиваться.
– Разве вы не слышите? – прошептал Дариуш.
– Что? – изумился де Бруси. Но персиянин уже побежал на полусогнутых ногах куда-то в сторону, потянув за собой француза и хрипло приговаривая:
– За мной! Быстрее, месье, быстрее, не медлите!
В паре десятков шагов по правую сторону от караванной тропы чернела крохотная ложбинка, заросшая каким-то чахлым кустарником: казалось, Дариуш направлялся именно сюда.
– Месье, пожалуйста… – начал было француз, однако в ответ услышал разгневанно-хриплое:
– Цыц! Ни слова!!!
– Что-о-о?! Да как вы только смеете обращаться подобным образом к…
– Молчите!!! Ради вашего Бога и моего Аллаха – молчите!
Едва лишь они упали под кустарники, как де Бруси услышал глухой топот большого количества ног. Высушенная безжалостным дневным солнцем земля едва ощутимо загудела.
– Что оно к черту…
Не дожидаясь более громкого проявления эмоций, персиянин изо всех сил зажал ладонью рот француза и зловеще прошептал:
– Кажется, с нашим караваном случилось большое несчастье.
– То есть? – сквозь прижатую к губам ладонь промямлил де Бруси.
– Разбойники… – едва слышно выдохнул Дариуш.
Тучка игриво выпустила месяц из своих объятий, и тогда в сказочно-серебристом сиянии открылась картина: воздев огромные столбы пыли, к авангарду и арьергарду каравана одновременно неслись две группы всадников. Над их головами ярко сверкали кривые клинки. Увидев это, де Бруси попробовал было вырваться из рук персиянина, но тот не позволил, лишь прошипел раздраженно:
– Тише, месье, тише!
Однако француз не сдавался: там, на караванной тропе звенит сталь, звучат вскрики, ржут кони, ревут верблюды – а они прячутся здесь, в кустарнике?! Почему этот проклятый месье Дариуш выставляет его жалким трусом?! За что такое бесчестье?!
– Вы же нас выдадите! Опомнитесь, прошу, – шептал персиянин. И как ни сопротивлялся де Бруси, проклятый Дариуш оказался сильнее.
Тем временем шум и гам на караванной тропе постепенно стихли. Но персиянин продолжал удерживать спутника в железных объятиях, пока вокруг не воцарилась тишина. Только тогда француз оставил убежище.
Как и следовало ожидать, все кончилось отнюдь не в пользу купцов: на большом отрезке караванной тропы и по ее бокам были разбросаны трупы людей и животных. Ни одной живой души не осталось…
Кроме них – двух трусов!!!
Потрясая кулаками в воздухе, де Бруси набросился на персиянина:
– Ну так как, месье трус, удовлетворены ли вы результатом?!
– То есть? – спокойно переспросил Дариуш.
– Неужели вы не видите, что натворили?!
– Я натворил? Я?!
Борода персиянина едва заметно вздрогнула, однако в тусклом лунном сиянии нельзя было разобрать, смеется он или просто удивляется.
– Разумеется вы, кто же еще!
– А мне кажется, это разбойники напали на караван, тогда как я всего лишь…
– Вы, месье, помешали мне помочь караванщикам перерезать глотки этой сволочи!
– Вы серьезно так считаете?
– Абсолютно серьезно!!!
Дариуш немного помолчал, обдумывая ответ, потом сказал осторожно:
– А как же интересы Франции?
– При чем здесь интересы моей родины?
– У нас на Востоке есть такая притча: лучше быть живой собакой, чем дохлым львом[20].
– Ерунда!
– Вовсе нет. Ведь живая собака может отогнать докучливых мух, кусающих ее, тогда как дохлый лев не может сделать даже этого. Хотя при жизни он был и храбрее, и сильнее собаки.
– Ну, не знаю, не знаю, – де Бруси пожал плечами. – Но объясните, пожалуйста, каким образом живой пес и дохлый лев ассоциируются у вас с моей родиной?
– Незадолго перед нападением головорезов вы так настойчиво напоминали мне о священной необходимости служения французской короне, что я невольно заслушался. Поэтому спрашиваю еще раз, что лучше: быть дохлым львом или живой собакой? То есть потерять голову посреди малоазийской пустыни во время ночной стычки с местными разбойниками – или остаться среди живых и продолжать преданно служить его величеству королю?