База и в самом деле оказалась пустой. И что удивительно, даже не заминированной. В пещерах, похоже, ничего не тронуто, будто жильцы ушли на прогулку.
— Расчет на простаков, — заключил Нуралло Байгулов. — Будто ушли в тренировочный поход на день-другой. Вроде бы ничего о нас не слышали и так уверены, что базу нельзя обнаружить, что даже охрану не оставили и не заминировали подходы.
В правильности своего вывода Нуралло убедился, выслушав доклад Дадабаева и мнение проводника. Приказал:
— От каждого взвода по отделению — в засады на все тропы. Мы же подумаем денек-другой, что предпринять.
— Базу нужно бы разгромить, — предложил не совсем уверенно Богусловский, и Нуралло упрекнул его:
— Зачем несмело говоришь? Верное слово нужно говорить уверенно. Если есть сомнение, лучше помолчи. Послушай, ты верное слово сказал. Взорвем все пещеры. Но не сразу, по очереди. Нам не нужны обвалы.
— И еще есть предложение: вызвать вертолет-разведчик. Он определит, где «духи». От него не спрячешься.
— Тоже верное слово. Но если подумать — лишнее. Вертолет покажет боевикам, что их ищут, у них же расчет на наше благодушие. Довольные успехом, мы тронемся домой — и угодим в засаду. А мы примем их игру. Подыграем им. Дадим им пару дней на организацию засады. А то и больше.
Вроде бы мягкий ответ, но упрек очевиден. Сколько раз говорил Прохор Авксентьевич, что успеха можно добиться, если научишься думать не только за себя, но и за противника. Вроде бы все ясно было, а как до дела дошло, все разумное — вон из головы. Нуралло понял состояние молодого лейтенанта и приободрил его:
— Пока станешь кумганных дел мастером, сколько глины испортишь, сколько раз разогреешь печь для обжига зря… С годами приходит опыт. Только с годами.
— Не ценой же своей жизни его обретать? Не ценой жизни подчиненных?
— Не такой ценой — лучше. Но и погибший тоже становится учителем.
— Плохим учителем.
— Может быть, может быть… А чтобы не стать плохим учителем, не вдруг принимай решение. Думай. Еще и спроси мнение многих. Лучшее выбирай.
Нуралло не только советовал юному офицеру, он и сам ни разу не отступил от своего правила. Вот и сейчас приказал срочно собраться всем взводным и проводникам в пещере, которую облюбовал. Проблема одна: что делать?
— Нам предстоит взорвать волчьи логова, как предложил лейтенант Михаил. Два дня. А дальше?
Разумней всех слово проводников: разведать, где засада душманов, только тогда и принимать окончательное решение.
— Вы сможете это сделать?
— Конечно. Тэк или архар очень чуткий, только каждый из нас не возвращался домой без добычи. Это знают во всех горных аулах. Мы подберемся к засаде тихо-тихо. Как к архару.
— А вы знаете, где она может быть устроена?
— Не знаем точно. Мы только думаем, где. Мы уже говорили об этом с кокаскером. Мы пойдем разными путями. Как простые охотники. Вам ждать нашего возвращения.
— Пусть будет так. Но заслоны на всех тропах следует оставить — на случай, если душманы вдруг захотят напасть на нас здесь, в лагере.
— Мы узнаем об этом и оповестим вас, — заверил один из проводников, но вы, уважаемый начальник, поступаете верно: пусть нукеры не теряют зоркости.
Конечно, отправлять одних проводников в разведку в какой-то мере рискованно, но более подходящего выхода не нашлось. Лобовая атака засады очень кровопролитна, да и принесет ли она успех? Душманы — бойцы хоть куда. Их, как куропаток, не постреляешь.
В общем-то, начались будничные дни, хотя все скрывали душевную тревогу, надеясь на благополучный исход. И еще — на себя. Вертолеты на помощь не вызовешь. Не смогут они в этих громоздящихся друг на друге скалах чем-либо помочь. Остается одно: бдить на тропах в засадах да планомерно взрывать пещеры, не особенно торопясь. Вот вернутся проводники, тогда плевое дело — разрушить остальные, пока оставленные для жилья.
Целых двое суток не возвращались проводники. Но вот, наконец, первый из них. Докладывает, что так и есть: боевики устроили хорошую ловушку. Их много. Сотни две. Оседлали тропу на полкилометра в длину. Чтоб сразу ударить по всей колонне, даже по ишакам. Со спины, с боков и спереди.
Удивляться особенно нечему. Любой разумный ратник именно так бы и поступил, окажись он на месте боевиков. Нужно теперь искать лучший вариант атаки, но выбрать его можно только тогда, когда вернутся остальные разведчики.
— Они будут скоро.
Скоро, да не очень. Особенно третий. Зато он вернулся не только с данными о заслоне, но и с предложением, где разместить снайперов и аскеров с подствольниками. Пообещал самолично провести их на место, совсем близкое от засады, но зато совершенно незаметное.
— Мы не забудем твоего старания!
— Мне ничего не нужно. Вы сдержите слово: отпустите нас домой и тех, кто остался у кокаскеров.
— А разве у вас есть сомнение?
— Лишнее напоминание разве помешает?
Полдня миновало, как ушли снайперы и минометчики, а следом двинулись остальные спецназовцы — пора оглашать начавшие уже привыкать к стрельбе и взрывам тысячелетия наслаждавшиеся тишиной горы. Мощным прощальным салютом — взрывом оставшихся двух пещер. Заложены уже фугасы, но проводник, приставленный к пограничникам, запротестовал:
— Нельзя сразу вместе. Снег может сдвинуться. Камни полетят.
Вроде бы далековато толстые белые чалмы вершин, насупленно взирающие на муравьиную возню людей, да и камни вряд ли долетят до долины. Умно она выбрана — ей обвалы, можно сказать уверенно, не грозят. Но проводник не о себе беспокоится — об ушедших по тропам. Если камни или снег сдвинутся, где пройдут обвалы, нельзя точно сказать. Они могут играючи смести идущих по тропам, но могут и перекрыть основную тропу — по которой выходить. Тогда они окажутся в капкане. В нужный момент не поможешь спецназовцам, если даже они останутся невредимыми. Бой может быть проигран, а он так хорошо продуман.
— Перестарались, — выслушав проводника, признался Латып Дадабаев. — Давайте ополовиним взрывчатку, да и взорвем поочередно. Спокойней будет.
Осторожные взрывы не пошевелили, как и прежние, горы, пронеслись эхом, напарываясь на клыки, рассыпаясь и смолкая. Проводник философски заключил:
— Вот теперь моджахеды ждут нас. Они умные, они считали взрывы. Сколько пещер, столько взрывов. Последние пещеры. Теперь нам нужно идти, чтобы об обходе не подумали. — Он обратился к офицерам — Я пойду первым. Со мной— самый меткий с подствольным минометом.
— Пойду я, — поспешно сказал Михаил Богусловский. — Я ни разу не стрелял ниже пятерки.
Латып Дадабаев тоже хотел идти с проводником и мог внести поправку, но посчитал, коли Михаил его опередил, не слишком ловко будет отстранять его. Не в шахматы же игра, где можно выхлюздить обратный ход, если не отпустил руку от фигуры. Так вот и получилось, что впереди двух взводов шагал плечом к плечу с проводником Михаил Богусловский — тропа позволяла идти по ней только вдвоем. Замыкали длинную двувзводную цепь вьючные ишаки. Шли медленным шагом, но без остановок с полкилометра. По совету проводника всем было велено надеть бронежилеты и каски — дальше опасно. Сам проводник, правда, уперся было, но и его принудили облачиться в бронежилет и каску. А камуфляжку ему сменили еще на базе, выдав пограничную. Теперь проводник ничем не выделялся среди пограничников.
Еще более двух километров шли без особой осторожности, полностью доверяясь проводнику. Вот он сбавил шаг. Напрягся, словно барс перед прыжком, а метров через пятьдесят остановился.
— Видишь, лейтенант, слева за скалой ствол? Не мешкай.
Всего миг понадобился Богусловскому, чтобы пустить мину в цель, но и этого мига оказалось достаточно пулеметчику — он понял что обнаружен, и нажал на спусковой крючок. Выстрел из подствольника и пулеметная очередь слились в один звук: две или три пули угодили Богусловскому в грудь, едва не сбив его с ног, еще одна распорола на плече камуфляжку, оторвала погон и отхватила шматок кожи. Проводнику тоже досталась пуля в грудь. Пулемет — не снайперская винтовка, он не выцелит незащищенное место, а вот мина — она точнее, если к тому же пущена меткой рукой. Больше одной очереди пулемет дать не смог.
На счастье Михаила Богусловского и проводника, следующая огневая точка была не очень близко, да и замешкались боевики, ибо не по продуманному прежде сценарию началась перестрелка. И другие огневые точки боевиков были обстреляны из подствольников, ударили автоматные очереди других бойцов — лейтенанта Богусловского и проводника буквально оттеснили, загородив их спинами.
— В рубашке родился, — с явной радостью встретил Михаила Богусловского Дадабаев. Разрывая индивидуальный пакет, торопил сам себя: — Сейчас перевяжу.
— Не в рубашке — в бронежилете. И там, на перевале, и здесь он спас мне жизнь. А рана пустяковая. До свадьбы заживет.
На какое-то мгновение тень набежала на лицо Дадабаева, и Михаил понял, что ляпнул про свадьбу, не подумавши. Слово, однако же, не воробей. Осуждай себя или нет — оно вылетело.
Латып Дадабаев быстро справился со вспышкой ревности и заговорил тоном командира, не терпящего пререканий:
— Теперь я поведу передовых. Ты возглавь ядро. Готовься к возможной атаке основной засады. Как тропа расширится, ядро перестрой в рассыпной.
— Все так и сделаю, как наметили прежде.
Они действительно продумали план своих действий с расчетом на атаку боевиков в том месте, где тропа расширяется настолько, что можно развернуть в цепь человек пятнадцать. Они продумали все действия и противника.
В общем-то, их тактический план пока что приносил успех. Шаг за шагом отряд продвигался вперед, подавляя огневые точки засады. Пока без боевых потерь, но раненых, правда, уже с полдюжины, не считая лейтенанта Богусловского. Их отправляли в тыл, где санинструктор перевязывал их, делая профилактические уколы.
Все вроде бы верно, но у Михаила Богусловского появилась тревога: а что, если боевики не пойдут на прорыв в лоб, а частью сил зайдут с тыла? Раненые тогда погибнут в первую очередь. Решение созрело сразу же, и он подозвал одного из отделенных.