— Вроде бы. Однако…
— Об «однако» поговорим позже, когда отправите несунов по назначению.
Процедура передачи отработана. Наркотики, которые нес в заплечном мешке второй контрабандист, уничтожены, о чем составлен акт, и теперь без всякой опаски майор Костюков с лейтенантом Богусловским могли пройти к месту задержания. И выяснилось весьма любопытное: «ишаки» шли не напролом сквозь тугаи, а точно по хоженой тропе Исмаила Исмаиловича.
— Прошагать бы по этой тропе через весь остров…
— Пройдем, Михаил Иванович. Обязательно пройдем. И я уверен— не бесполезно. Найдем кое-что важное. Пока же вынуждены подождать. Могу только похвалить тебя: ты молодцом действовал. Не как новичок.
— Нет, Прохор Авксентьевич, обмишулился я. Многое не так сделал, — возразил Михаил Богусловский и рассказал все откровенно, как на духу. Без всякой жалости к себе.
— Да… — протянул майор Костюков. — Как солдат по первому году службы. — Затем спросил — Ты хотя бы признался в своих просчетах?
— Признался. Заверил: похожу во все наряды младшим. Не подорвется, думаю, мой авторитет.
— Верно мыслишь. Учись и учись у старичков. У Дадабаева учись. У Алдошина учись. Он скоро вернется на заставу прапорщиком. Не гнушайся опыта сержантов и даже рядовых. В общем, пройди курс молодого бойца. Очень полезно, уверяю тебя, Миша. Ну а теперь — на заставу. Поднимем ее по боевой тревоге. По липовому варианту.
— Что, скоро приедут?
Через неделю. Как обычно. А как осваиваете систему действительную?
— Пока считаем шаги. Мы с начальником заставы, командиры отделений со своими подчиненными. В ближайшие дни перейдем к тренировкам на скорость.
— Советую начать сразу после визита дорогих гостей.
Латып Дадабаев, когда майор Костюков определил и ему время для серьезных тренировок, согласился тотчас. Он сам намеревался поступить точно так же, но не счел нужным говорить об этом начальнику отряда. Все это особенно пригодится для доклада коменданту, который торопит с освоением системы обороны до полного автоматизма, экономя минуты и даже секунды. Дадабаев отговаривался, как мог, теперь же у него есть все основания так действовать — по рекомендации начальника отряда.
Потянулись напряженные заставские сутки. Возобновились задержания контрабандистов с опием — все вроде бы входило в ту привычную колею. Жизнь заставы была почти той же, что и до нападения, с одной существенной поправкой: все более чувствовалась твердая рука медсестры. Она теперь активно влияла на распорядок дня. Особенно нарушал привычность ежедневный медицинский осмотр поочередно всех отделений. Вот и строй план охраны так, чтобы намеченное для осмотра отделение к шестнадцати ноль-ноль отоспало и отучилось. Михаилу Богусловскому это не очень нравилось, а Латып Дадабаев с удовольствием потакал Марине. Только к одному, как замечал Михаил, Дадабаев относился настороженно: приемам Мариной тех солдат, которые жаловались на недомогание. Он явно ревновал. А к нему, Богусловскому, особенно. Пару раз он даже под предлогом, что сам хочет взглянуть на гематому, присутствовал на перевязках. И Михаил, поняв причину его поступка, решил объясниться с ним:
— Похоже, Латып, ты сильно переживаешь, когда я остаюсь наедине с Мариной. Не влюбился ли ты в нее?
Вопрос, что называется, в лоб, но Дадабаев не обратил на это внимания. И ответил вполне искренне:
— Пока не пойму. Не пойму, отчего напрягаюсь, когда она осматривает пришедшего с жалобой на нездоровье. Как быки, они — тут слов нет, и посмотри, как липнут к ней, находя всяческие предлоги.
— Но она, Латып, медсестра. Она клятву Гиппократа давала, и как мне представляется, вполне понимает свою миссию и честнейшим образом ее исполняет.
— Не спорю, Михаил. И все же она — женщина.
— Ты вот что, Латып Дадабаевич, поскорее разберись в своих чувствах, а разобравшись, не робей, как мальчик, не носи в себе то, о чем должна узнать в первую очередь Марина. Она всячески выказывает свою к тебе привязанность, а может, любовь. И делает это своеобразно, по примеру своей мамочки: путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Сделай ответное движение, а не напускай на себя равнодушие. Она, заметь, на тебя смотрит не как на меня. Разве ты не замечаешь?
— Замечаю. С того самого момента, как села она к нам в машину.
— Так что же ты, друже, дурью маешься? Иди сейчас же к ней.
— Ну, это ты подзагнул. Но в принципе прав. Объяснюсь в ближайшие день-два.
То, что он осуществил свое намерение, Михаил сразу же определил: Латып и Марина стали совсем другими. И без того энергичный Дадабаев будто обрел второе дыхание. Даже походка изменилась — стала легкой, стремительной, словно крылья у него появились. Марина же начала готовить еще старательней и не скрывала радости, наблюдая, как Латып опустошает тарелки. Благодарная ему за это, она целовала его в щеку, поначалу краснея при этом и одновременно сияя радостной голубизной, но уже через несколько дней не стеснялась Михаила, не заливалась румянцем смущения.
— Чувствуешь, к чему привел твой встречный шаг? Здорово! От всей души поздравляю тебя и желаю счастья на всю жизнь, — пожелал другу Михаил, радуясь сближению любящих сердец. — Любящая жена, как говаривала моя бабушка, — крепкий тыл ратника.
— Не мне одному. Пожелаем счастья друг другу. Тешу себя надеждой, что Марина с Гульсарой подружатся, как и мы с тобой.
Разговор этот произошел по пути в канцелярию после ужина и закончился тем, что Михаил Богусловский предложил подежурить до половины ночи, хотя очередь коротать ночь в канцелярии была Латыпа. Он запротестовал, но Михаил продолжал настаивать, и они нашли приемлемый вариант.
— Поворкую с Мариной и приду, — согласился Латып. — По времени? Как сложится. Потом, как и планировали, поочередно сходим на границу. Днем выкроим несколько часов для сна.
Выкроить им удалось всего ничего, с воробьиный нос. На ноги поднял их звонок начальника отряда. Майор Костюков сообщил о приезде на заставу через пару дней Исмаила Исмаиловича и велел раза два или три поднять личный состав по липовой, как они ее называли, тревоге.
— Я понимаю, лишняя нагрузка, но вряд ли нужно объяснять, насколько необходимо сейчас пустить пыль в глаза, чтобы комар носа не подточил.
— Понятно, товарищ майор. Не подведем.
Нет, они не сразу бросились исполнять приказ начальника отряда. Сначала определили порядок действий — следовало так провести учебную тревогу, чтобы большинство солдат отоспали положенное, а сразу после тревоги начать плановые занятия согласно расписанию. А им самим разве теперь до сна?
— Кофейку выпьем — и вперед.
Постучавши робко, вошла в комнату Марина и, не сказав «доброе утро», начала с упрека:
— Всю ночь не спали, а теперь опять на ногах. Вы что, себя совсем не жалеете? А с тобой, Латып, я больше не стану так долго миловаться. Лучше покараулю твой сон.
— Привыкай, Марина, — тоном опытного в житейских делах человека посоветовал Михаил Богусловский. — Так будет до тех пор, пока твой Латып не перешагнет заставский порог. А это, думаю, свершится не вдруг.
— Не обижайся, кыз-бала, — вставил слово Латып Дадабаев. — Приготовь нам кофейку.
— Вот на это, Латып, я могу обидеться. У меня все готово. Не только кофе, но и завтрак. И потом: что это за кыз-бала?
— Девочка-ребенок, если дословно. А смысл: нежная, милая девушка.
— Принимаю. Умывайтесь — и ко мне.
Кроме двух тренировок по тревоге «пыль в глаза», как ее окрестили рядовые пограничники заставы (хотя им никто ничего толком не объяснял, от солдат правду не скроешь), ничего особенного не произошло. Даже задержание в ночь перед приездом гостей прошло буднично — всего лишь с несколькими выстрелами. Да и ноша мизерная: килограммов пять анаши.
— Игра-игрушки, — оценил переход «ишака» Латып Дадабаев.
Он не стал передавать контрабандиста по отработанной схеме, решив оставить его до приезда Исмаила Исмаиловича, — в качестве доказательства того, что депутат не зря вложил деньги в ремонт и благоустройство заставы. Приехавший встречать депутата начальник отряда одобрил решение Дадабаева:
— Ему и отдадим ходока. Пусть увозит в Душанбе.
— Не отпустит по дороге? — усомнился Богусловский, но сам же ответил: — На подобное не осмелится. Не глупый же он. А если отпустит — для нас же козырь.
Не взял с собой контрабандиста Исмаил Исмаилович — объяснил, что не имеет права без конвоя везти нарушителя, а вот побеседовать с ним согласился. Вдруг удастся узнать сам источник наркотовара и сделать соответствующие выводы? А потом в депутатском послании известить соответствующие органы. Более того, он попросил оставить его с контрабандистом наедине.
Пошли офицеры депутату на уступки — пусть его… Они верно рассудили, что переход контрабандистов через остров и переправа через Пяндж «ишака» с анашой — звенья одной цепи. И, если бы даже они успели передать контрабандиста местным властям, Исмаил Исмаилович всегда изыскал бы возможность встретиться с ним, если ему необходимо. Похоже, ему нужно непременно выступить с думской трибуны по возвращении в Душанбе, что называется, пустить пыль в глаза.
В своих умозаключениях офицеры приблизились к истине почти вплотную. Но это — день завтрашний. Пока же они ждали доклада с поста наблюдения о приближении внедорожника и, когда он поступил, вышли встречать уважаемых гостей. Майор Костюков доложил Исмаилу Исмаиловичу по форме, тот снисходительно принял рапорт, добавив:
— Более подробно проинформируете позже. Когда мы с другом моим передохнем с дороги.
Иосиф Лодочников, подражая депутату, тоже кивнул снисходительно.
— Хорошо, — принял предложение депутата майор Костюков, добавив — Лейтенант Богусловский проводит вас в специально приготовленную приезжую, пристроенную к дому. Надеюсь, одобрите наше старание. У нас же по плану — боевая тревога. После подведения итогов я — в вашем распоряжении.
— Боевая тревога? Тогда отдых откладывается. Я желанию посмотреть на действия пограничников и об увиденном сообщить с депутатской трибуны своим коллегам. Надеюсь, последует достойное поощрение, если застава будет достойна этого.