В урочный час машина начальника отряда миновала КПП, и Костюков сразу же предупредил водителя, что именно сегодня на них будет совершено покушение.
— Где дорога к тугаям липнет? — сразу же определил водитель, но свою догадку высказал в виде вопроса.
— Скорее всего — да. Но на всякий случай километров через десять переходим на сорок. Тебе смотреть не только на дорогу, но и влево. Я беру под наблюдение правую сторону.
— Но, чем быстрей газовать, тем трудней выделить…
— Ишь ты — трудней. А тренировки для чего? Считаешь, что неумеху или неумех пошлют? В такой обстановке важно другое — нам первым и увидеть, и принять упреждающие меры. Навязать им свою тактику. Чтоб на выстрел — очередь.
Все ближе предполагаемое роковое место. Надеты каски. Скорость — меньше сорока. Левый борт чистый. Местность вокруг ровная. Пожухлая трава, и лишь местами обработанные полоски земли. Маш, жугара, кукуруза. В жугаре и кукурузе вполне можно затаиться, но вряд ли там будет устроена засада. Далековато все же от дороги, да и отступать после покушения трудней, чем в тугаях. Скорее всего, засада будет именно в тугаях. И малочисленная. Заставы докладывали, что никаких следов на береговой кромке не обнаружено, а днем наблюдение за Пянджем велось непрерывное. С тыла подхода больших групп людей тоже не зафиксировано. Только несколько дехкан вышли на свои делянки. Но из кукурузного поля в тугаи прошмыгнуть незаметно вполне можно, оттого внимателен взгляд Костюкова — он замечает малейшие изменения на знакомом уже пути.
Вроде бы признаков засады не видно, а место роковое все ближе и ближе. Может, обойдется и сегодня? Нет… Вон, впереди, пригнута ветка молодого боярышника. Не сломана, а именно пригнута.
— Останови машину метров через тридцать. Вот так. Открой капот, но у мотора не задерживайся. Обходи машину, будто за инструментом идешь к багажнику. Но автомат не поднимай — держи как можно ниже. У багажника копайся, сам вон тот куст держи под наблюдением.
Остановка «уазика» обескуражила боевика-снайпера. Случайность? Или он обнаружен? Но растерянность минутная. Решение принято: выстрел в голову офицера, потом бегом в тугаи, а то и в Пяндж. Не сразу поднимут тревогу, можно успеть отплыть подальше от берега.
Осторожно приподнял маскировочную ветку, подвел перекрестие прицела чуть ниже ободка каски, начал спокойно, чтобы не дрогнул ствол, нажимать на спусковой крючок… Но голова вдруг исчезла. Укрылась за дверцей. Не смог сдержать пальца снайпер. Выстрел грохнул. Затем второй, третий… Уже по дверце. Она — не препятствие для пуль. Достанут. Еще пара выстрелов, затем — уходить.
Автоматная очередь в ответ, и несколько пуль попали в цель. Снайпер успел только обругать себя, что не надел бронежилет под халат, и потерял сознание.
Тишина. Минута… Вторая… Третья… Прохор Костюков выбрался из машины.
— Спасибо тебе, что придумал бронировать дверцу. Спасло это меня. А ты хорошо его утихомирил.
— Может, притворяется. Проверю, высунувшись. Или дам еще пару очередей.
— Ни в коем случае. Держи цель на мушке, а я — в обход.
Согнувшись, Костюков прошел к переднему бамперу, затем, изготовившись, стремительным броском пересек дорогу перед машиной и скрылся в тугаях. Выстрела не последовало. Осторожно — палец на спусковом крючке автомата, — шаг за шагом приближался Костюков к месту, откуда стрелял боевик, предвидя, что тот может сменить позицию и обстрелять его откуда-нибудь сбоку. Он внимательно, иной раз даже приседая, просматривал тугаи, готовый ответить очередью на выстрел.
Донесся стон. Тихий. Не то чтобы сдерживаемый, скорее слабый. Теперь можно двигаться смелее сохраняя особую осторожность только при подходе к боевику. Ведь раненый боевик может вскинуть винтовку, чувствуя неминуемый конец. Он даже подумать не может, что его станут лечить. У моджахедов закон один: только мертвый враг — безопасный враг.
Поглядев на Прохора Костюкова со стороны, кто-либо мог подумать, что он вроде той пуганой вороны — каждого куста боится. Но он не был трусом, просто умел рассчитывать каждый свой шаг, имея опыт Афгана. Сколько боевых друзей осталось там только потому, что действовали как бездумные храбрецы. Именно там он понял главное — побеждает тот, кто осторожен и расчетлив. Героизм — не в отчаянной гибели, а в убедительной победе. Как «Отче наш» твердил он это себе и своим подчиненным.
Шаг, другой… Осторожно раздвинул ветки колючего боярышника, и вот он — во всей красе. В халате простого дехканина. Бездвижен. Снайперская винтовка выпала из рук. Решительно шагнул, пинком откинул винтовку в сторону. Теперь можно не торопиться. Вдруг на нем пояс шахида? Начнешь раненого поворачивать на спину — взрыв…
Однако не стоит задерживаться над потерявшим сознание раненым — надо что-то предпринимать. Костюков начал с халата.
Осторожно откинул полу — пояса шахида нет. Уверены были хозяева боевика, что никаких осложнений у него не возникнет. Впрочем, какое им дело до жизни наемного раба? Выполнит волю Аллаха — получит награду. Погибнет — так, значит, угодно Аллаху. Неудачника можно заменить другим. Или провести более масштабную акцию. Чтобы наверняка.
Что делать дальше? Выносить раненого на дорогу или ждать, когда подъедет начальник тыла с солдатами?
«Подождем», — определился в конце концов Костюков и вышел на дорогу. Сказал водителю:
— Вроде обошлось.
— А не может быть, товарищ майор, еще одной засады впереди?
— Отчего же не может. Вполне.
— А начальник тыла с женой?
Вот тебе раз! Ничего от солдат не скроешь. Все видят, все понимают. И рассуждают верно.
— Женщину отправим назад. Вместе с раненым и охраной.
— Если согласится.
— Выходит, и о помолвке осведомлен водитель? Ну и бестия… Но, что важно, надежный парень. Смелый. Уверенный в себе. И осторожный. Металлом из бронежилетов усилить дверцы — его идея. И все же Костюков нашел нужным предупредить водителя:
— Не обо всем, что знаешь, можно говорить.
— Так я только с вами, — явно обиделся водитель. — У меня язык на замке.
— Не сердись. Серьезное дело мы делаем. Очень даже. Не хочется, чтобы оно забуксовало из-за случайно брошенного слова. Потому и предупреждаю.
Подрулил «козлик» начальника тыла. Подполковник Угров взволнован донельзя: неужели что-то произошло с мотором машины начальника отряда? Разве такое допустимо?! Похоже так и есть — капот открыт.
— Нет. Мотор в порядке, — успокоил подполковника Угрова Костюков. — Вон оттуда стреляли. Не исключаю возможности второй засады, поэтому поступим так: раненого под охраной солдат — в медсанчасть. Начальник штаба допросит, когда боевик придет в сознание. Жену вашу тоже отправим обратно. Зачем подвергать женщину риску?
— Вы думаете, это легко сделать? Попробуйте. Я лично не берусь. Она мягкая, как пух, только тверже стала.
Действительно, узнав о решении отправить ее домой, она заявила, что, если ее не возьмут в машину, пойдет пешком и дочь свою на брак благословит.
— Решайте: или я пойду, или вы повезете меня!
— Ладно уж, повезем, — уступил Костюков. — Только не трусить, если начнется стрельба.
— Дайте мне автомат, и вы узнаете, как метко стреляет жена пограничника. — Все заулыбались, и она сурова повторила: — Я не шучу!
Раненого устроили на заднем сиденье так, чтобы могли сесть справа и слева охранники. И майор Костюков попросил водителя ехать на предельной скорости, чтобы довезти боевика живым. Когда же машина скрылась за поворотом, сказал:
— Пора и нам.
До самого села ехали очень осторожно, готовые ответить огнем на огонь, но все прошло благополучно. Дальше — проще. Дорога от села до заставы — под наблюдением, тут ни засады не могло быть, ни фугаса.
— Товарищ майор, — начал было официальный доклад Латып Дадабаев, но Костюков остановил его: — Погоди. Во-первых, мне нужно спешно позвонить подполковнику Кириллову, а во-вторых — я уже подполковник.
Не слушая поздравлений Дадабаева с Богусловским: «Потом, потом», — торопливо направился в канцелярию.
Кириллов ждал звонка. Сразу же схватил трубку и с облегчением вздохнул, услышав голос начальника отряда. Спросил:
— Ошибочное предположение?
— Нет. Свершилось. Вот-вот раненый будет у тебя. Организуй надежную охрану. Настоятельно попроси медиков, чтоб привели в сознание. Допроси лично. Без единого свидетеля. Все запиши на магнитофон. Наверняка раненый знает русский. Он не из-за реки. В Душанбе позвони после своего допроса. Передай только представителю нашего пограничного управления или сотруднику госбезопасности. Действуй. А мы приготовим встречу депутату.
Еще полдня до приезда Исмаила Исмаиловича. Можно многое успеть. И главное — оглоушить его в первые минуты. Отправив подполковника Угрова на помощь женщинам, а с ним и прапорщика Алдошина, Костюков, Дадабаев и Богусловский принялись обсуждать детали предстоящей встречи Исмаила Исмаиловича и свои действия во время его присутствия на заставе.
— Мою машину поставьте так, чтобы она сразу бросилась ему в глаза. Погляжу я на выражение лица всенародно избранного, когда стану рапортовать. О покушении — ни слова. Своих невест предупредите, а чету Угровых я возьму на себя. Поведем себя так, будто ничего из ряда вон выходящего не произошло.
— А о задержанных контрабандистах с острова?
— Во время рапорта я доложу об этом. Подробности — за тобой, Михаил. В так называемой откровенной беседе. Особенно с Лодочниковым. Но без своих оценок и выводов. Вроде обыденный для нас факт. Он нас не удивляет.
— Когда они уедут на охоту, я лично поднимусь на НП. Пронаблюдаю их маршрут. Посчитаю выстрелы. Потом можно будет пройти по их пути. Наверняка тайник найдем.
— Ни в коем случае на остров не соваться. Ни в коем случае. Уверен, за ним непрерывно наблюдают с сопредельной стороны. Днем и ночью. А выстрелы посчитать и маршрут засечь — верное решение.
— По тревоге будем поднимать?
— Спросим, не желает ли поглядеть, как застава ловко действует по тревоге? Если изъявит желание, тогда поднимем. Так будет лучше.