Он не знал, что Абдурашидбек уже готовит похищение Гульсары и звонок родича не застанет его врасплох. Они распределят роли так: Абдурашидбек месяца через три-четыре увезет Гульсару в свой гарем, а Исмаилбек станет шантажировать лейтенанта Богусловского, пока не согнет его в бараний рог.
Тяжелую ношу снял Абдурашидбек с плеч Исмаила Исмаиловича. Очень тяжелую.
Глава одиннадцатая
Выходной на сутки. Михаил Богусловский сразу же после обеда поехал к Гульсаре. Он чуточку поспешил и вынужден был ждать в ее комнате. Маленькая она. Диван, кровать, тумбочка почти вплотную, платяной шкаф и небольшой самодельный стол, наподобие письменного, со стопками тетрадей учеников. Еще стул и кресло — вот и вся обстановка. Но даже в этом аскетизме чувствовался уют. Книги на самодельных стеллажах расставлены по темам, очень аккуратно. Даже ученические тетради на столе лежат ровными стопками. Если бы он вошел сюда впервые, то мог бы подумать, что она прибралась в ожидании любимого, но он уже хорошо знал, что порядок и уют в этой комнатке — неизменны. Впервые оказались здесь, да и потом, когда заходил к Гульсаре с Дадабаевым и Костюковым, Михаил всегда отмечал чистоту и опрятность. Но тогда иное его заботило — теперь все переживания в прошлом, они официально помолвлены, остается только дождаться отпуска и ехать в Москву, чтобы справить там свадьбу. Занятия в школе заканчиваются через несколько дней. Прохор Авксентьевич дал добро на отпуск и даже предложил выехать в Душанбе вместе. Он — встречать жену с сыном, они — в Москву.
Гульсара, радостная, влетела, словно на крыльях, в комнату, прильнула к Михаилу и прошептала:
— Знал бы ты, как я соскучилась.
Знал бы он? Несколько дней обстановка на заставе (шли «ишак» за «ишаком») не позволяла ему вырваться в село, и он очень страдал. И вот наконец они вместе. Он поспешил сообщить ей радостную весть:
— Прохор Авксентьевич разрешил отпуск. Поедем вместе с ним. Он семью встречает.
— Как хорошо. Познакомимся с его женой и сыном.
До позднего вечера они миловались и строили планы на будущее. Он даже остаться хотел на ночь, но Гульсара решительно запротестовала. Конечно, она тоже была бы рада побыть еще и ночь с ним вместе, но как воспримут в селе такую вольность? Нравы исмаилитов строги, а ей, учительнице, не к лицу слава гулящей женщины.
Так они и расстались, пересилив себя и лелея надежду, что это всего на день-другой. И ни у Гульсары, ни у Михаила не екнуло сердце, не возникло предчувствия, что этот «день-другой» будет тянуться очень долго.
В прекрасном настроении вернулся домой Михаил, и Марина первым делом затащила его в приемный покой — на перевязку.
— От тебя пахнет ее духами и ее счастьем, — как бы радуясь за Михаила, прокомментировала Марина, но тут же тон ее резко изменился: — Разве так можно, больной?! Повязка вон как сбилась!
— Извини, Марина. Так вышло.
— Извини, извини. Ты, наверное, такой же, как Латып. Вот я ему пожалуюсь, он приструнит своего зама. И Гульсару отчитаю. Куда она смотрит?
— Или мы не друзья? Зачем жаловаться. И потом, Марина, чем дольше моя гематома не рассосется, тем дольше ты будешь оставаться здесь. Разве я не прав?
— Обманщик. Сам уже об отпуске договорился, обо мне не подумав. Ладно, поезжайте. Мы с Латыпом желаем вам счастья. Когда вернетесь — сыграем свадьбы. Помните об этом и не слишком задерживайтесь.
Вот так закончился вечер. Впереди — спокойная ночь, а утром — куча работы. Кроме повседневных дел нужно еще составить несколько планов-конспектов по плановым занятиям, чтобы избавить Латыпа от лишней нагрузки. Что поделаешь, такова доля заставского офицера. Уйдет Дадабаев в отпуск, ему тоже одному придется вертеться. Не знал он, засыпая, что утром все его отпускные планы и радужные мечты о скорой свадьбе улетучатся как дым.
Проснувшись довольно рано, он побрился, насвистывая «Марш энтузиастов», вроде бы давным-давно забытый, а теперь так созвучный настроению. Так же, в приподнятом настроении, умывался и одевался, Когда уже был готов идти на заставу, в дверь квартиры постучал дежурный.
— Товарищ лейтенант, вас к телефону просят. Из сельской администрации.
«Что там стряслось? В такую рань?» Хотел спросить дежурного, но тот, видно, и сам не знал.
Вопрос по телефону обескуражил:
— Нет ли у вас на заставе Гульсары?
— Нет. А что?!
— Она исчезла. Приезжайте.
Латып Дадабаев, увидев Михаила, спросил без особой тревоги:
— Какие-то важные новости? От аксакалов?
— Гульсара пропала… — упавшим голосом ответил Михаил, и Латып встревожился. Приказным тоном произнес:
— Садись в машину — и туда. Я сам доложу подполковнику Костюкову.
— Не спеши. Подожди моего звонка из села. Думаю, и коменданту придется докладывать.
— Как скажет Прохор Авксентьевич.
Михаила Богусловского встречали не только коллеги Гульсары, но и глава администрации вместе с несколькими аксакалами. Его ответ, что Гульсары на заставе нет, всполошил все село. Площадь заполнилась учениками и их родителями. Один из аксакалов, приложив руку к сердцу, произнес:
— Мы ничего не знаем. Нас подвело чутье. Улема обещал обязательно узнать, кто похитил Гульсару, любимую учительницу наших внуков.
— Спасибо, уважаемые. Пограничники тоже не станут сидеть сложа руки.
Он поднялся в комнату Гульсары, где еще вчера вечером был так счастлив.
И его невеста. Они мечтали. Они жили устроенным завтрашним днем, а он, этот день, обернулся бедой. Та же самая комната, но ее не узнать: постель не убрана в ящик диван-кровати, поверх цветастого атласного одеяла брошена скомканная ночнушка.
«Выходит, ей позволили переодеться, торопя ее при этом, но не применяя силу. Во что же она переоделась? Шкаф закрыт. В нем нет ни одной свободной вешалки, да и подруги учительницы утверждают, что ничего в комнате не тронуто. Так что же здесь произошло? Кто знает эту страшную тайну?»
Спохватился, вспомнив о своем обещании немедленно позвонить Латыпу Дадабаеву. Он там тоже как на иголках. Еще он должен сообщить Прохору Авксентьевичу о случившемся. Нет, нельзя раскисать, нельзя опускать руки — надо действовать. Но как? Пока он не знал. Как ни пытался он взять себя в руки, никак не получалось.
— Возвращайся на заставу, — приказал старший лейтенант Дадабаев. — Ничего сам не предпринимай. Дождемся Прохора Авксентьевича.
Марина встретила его слезами. Всхлипывала судорожно, едва сдерживая истерику. Ей жаль новую свою подругу, жаль Михаила Богусловского. Дадабаев, обняв ее, успокаивал, советуя идти домой.
— Не терзай, кыз-бала, душу Михаилу. Ему и так тошно. Верь, все образуется.
— Ты прав, милый, — соглашалась Марина, продолжая всхлипывать. — Главное сейчас — спокойствие, надо действовать взвешенно, обдуманно.
Очень верные слова, только вовсе не понятно, что взвешивать и что обдумывать, если неизвестно ничего, кроме того, что Гульсары нет. Пока можно с определенной долей уверенности предположить, что она покинула свою комнату без насилия.
…Так оно и было. На дверях общежития не имелось никаких запоров, никаких задвижек. Постучался — и входи. От кого и что прятать? От кого запираться? Осведомлены были об этом Азиз и его напарник. Они точно знали, где комната Гульсары, а стучаться в дверь им незачем. Тихо вошли, плотно прикрыв за собой дверь, и, нащупав выключатель, зажгли свет.
— Кто вы?! — вскрикнула перепугано Гульсара. Сердце ее екнуло. Она поняла: похитители. Посланцы Абдурашидбека.
— Я — Азиз, но более известен под кликухой Багдадский Вор. А это мой напарник. Его так и будешь звать — Напарник. Нас послал за тобой, Гульсара, твой законный муж Абдурашидбек. Признаюсь, я переступил воровской закон, но не по доброй воле. Своим согласием я спас мою «малину» от рабства. Но я не в накладе. Исполнив поручение, вернусь в Москву — к своему сыну. Если бы я отказался, то вместе со своей «малиной» горбатил бы до конца жизни на какой-нибудь маковой плантации. А может, меня бы еще опустили. Не знаешь, что это такое? Страшнее смерти. Так вот, мы должны доставить тебя живой и невредимой в дом твоего мужа и мы это сделаем. Лучше, если ты обойдешься без капризов и истерик. Если закричишь, перестреляем всех твоих подруг. У нас бесшумные пистолеты. Вот одежда… — Азиз, взяв у напарника довольно внушительный сверток, положил его на диван-кровать. — Одевайся. Мы отвернемся.
Узнав страшную правду, Гульсара не лишилась чувств, более того — она даже успокоилась, сама не понимая, почему. Она даже спросила с иронией:
— Нас ждет самолет?
— Нет. Тебя ждет ишак. Мы пойдем пешком.
Еще большее спокойствие, теперь уже осознанное: путь через Горный Бадахшан долог, за это время Миша и Прохор Авксентьевич обязательно что-то предпримут и вызволят ее. Возникшая в первые минуты похищения уверенность в скором спасении всю долгую дорогу давала ей силы, откалываясь лишь по малым кусочкам с каждым долгим днем, с каждой тревожной ночью.
Подполковник Костюков прилетел на заставу на вертолете. Даже не на своем, а на армейском с таджикским экипажем. Он взял с собой начальника разведотдела отряда. Вертолет, высадив подполковника Костюкова на плато, почти не снижая оборотов, опять поднялся в воздух и взял курс в горы. Прощупать все горные дороги и тропы. Похитители далеко уйти не могли. Дороги же на Душанбе, на Хорог и особенно тракт на Ош перекрыты совместными патрулями таджикской дорожной службы и пограничников. Хотя это, как выразился Костюков, грубые заплатки на дыры. Если похитители на машине, то укатили уже далеко. Правда, стационарные посты сообщили, что ни одна машина, в салоне которой находилась бы женщина, не проезжала.
— Не станем зря сотрясать воздух, — заявил подполковник Костюков встретившим его Дадабаеву и Богусловскому. — Версий множество, но, чтобы выявить главную, нужно время, нужны данные. Будем ждать…
Вначале ждать пришлось возвращения вертолета. Не менее двух часов. Застава, однако, не дает сидеть сложа руки, с постными лицами. Доклад с правого фланга: задержан контрабандист. Через четверть часа такой же доклад с левого фланга. И что характерно, ни тот, ни другой не отстреливались. Еще более странно, что они переправились через Пяндж, судя по подсохшей уже одежде, ночью, а из тугаев отчего-то вышли днем.