Глава двенадцатая
Ветер утих так же быстро, как и взбесился, и Иван, чувствовавший уже себя почти здоровым, засобирался в бригаду. Он так и сказал графу и его экономке сразу после обеда:
— Все. Отлежался. Работа ждет.
Действительно, он беспокоился о том, как бы простой лесорубочной машины не потянул показатели бригады в омут (производительность сразу ухудшается), но не меньшей причиной была та, что Ивану начали надоедать послеобеденные беседы с графом. Старик начал повторяться, старик брюзжал, но ничего нового к своей позиции (что бы не делалось в обществе, все необходимо соотносить, не авантюрничая, с экономическим и нравственным состоянием этого общества) не добавлял. И если еще позавчера он адекватно воспринимал гнев в речах графа, слова его наводили на раздумья, то уже вчера у Ивана начало возрождаться протестующее упрямство, а сегодня он, не случись ухудшения погоды, наверняка начал бы возражать со свойственной ему искренностью, чем обидел бы в общем-то по-своему честного человека.
Теперь же появилась возможность расстаться мирно, не причинив досады тем, кто так заботливо к нему отнесся.
— Эка: «спасибо», — удивилась экономка. — Аль я определила, что оклеманный ты? Оно сейчас вроде бы ничего, а со временем деньки спешки в недожитые годы обернутся…
— До того времени дожить еще нужно, — отшутился Иван, но экономка не унималась. Поддержал ее и граф. Еще бы немного и они бы смогли переубедить Ивана, но в доме появился гость. Очень своевременно. Алеша Турченко пожаловал. Собственной персоной. Будто почувствовал он обстановку. Прервал массированную атаку на Ивана Богусловского сердобольных людей.
— Пришел вот проведать. Бригада привет передает.
— Зачем ему привет, жаль он вознамерился прервать лечение, — с явным неудовольствием встретил гостя граф. — Вы, как бригадир, как начальник его, посодействуйте. Уймите нелепую ретивость.
— Конечно-конечно. Не нужно спешить. Долечись, Ваня, до конца. Мы как-нибудь управимся. «Дружбами» лес валить станем. Сверх урока. Да и управляющий, может, не вдруг после пурги появится.
Ну и хитер, «как-нибудь…», «сверх урока…», «может, не вдруг…». Но не ради же того, чтобы просто проведать пришел бригадир, а выяснить, когда вернется он, Иван, в бригаду. Исподволь поторопить пришел. Разве непонятно это. И Иван Богусловский решил тут же прекратить «хитрую» игру.
— Я одеваюсь и иду. Никаких больше уговоров и слушать не хочу. Ни от кого.
А уже через час он прогревал мотор застоявшейся лесорубки.
Разумность и нужность поступка Ивана Богусловского открылась уже на третий день после бури. Неожиданно, без всякого предупреждения, нагрянул управляющий трестом и сразу — в атаку:
— Самоуправство! Я прислал вам технику, прислал лучшего специалиста, а вы что?! Кто дал вам право?! А техника сколько дней простаивает. За такое дело…
— Машина не простаивает. Только в пургу.
— Выходит, Гузов лжет? Никто его не отстранял?
— Гузов отстранен, но лесорубка работает. Мы можем пройти на лесосеку…
Как бы агрессивно не был настроен управляющий, какие бы наказания не готовил он бригадиру, вплоть до увольнения и расторжения договора с бригадой, не мог он не порадоваться тому, что увидел: спиленные сосны, обрубленные по всем правилам, лежали ровными стопами, а ветки тоже собраны в кучи. Да и сама лесосека не перепахана гусеницами, а то там, то здесь выглядывают из-под снега пушистые сосенки — будущий лес.
— Ветки будем сжигать. Зола — стимулятор роста молодняка.
Но управляющий пропустил мимо ушей пояснение Турченко, он не спускал глаз с лесорубочной машины, не понимая пока, что же такое происходит: у наклоненной сосны машина остановилась, с кувалдой в руке вылез машинист. Увесистый удар чуть выше зацепов, еще удар…
— Что такое?! Кувалдой?! Работничек, похоже. Загубит мне технику!
— Он по сосне меняет наклон захвата. Верно, процесс не очень совершенный, но… Повышает производительность труда, экономит горючее, позволяет сохранить лесной чернозем.
— Как это — меняет?!
— Рацпредложение. Его. Ивана Богусловского. Воплощено в жизнь лесничими и экономкой графа.
— Ничего не пойму.
Турченко доволен. Тон уже другой у управляющего. А объяснить ему — тут, что, тут — с большим удовольствием.
Все понравилось управляющему, но недоумение он все же высказал:
— Почему сразу не информировал, — это Ивану упрек, — что специалист. Еще когда прибыл. Сразу бы машину вручил.
— Он здесь освоил лесорубку, — ответил за Богусловского Алеша Турченко. — Проникся нуждой бригады и — в кратчайший срок.
— Без прав?!
В голосе управляющего вновь проявилась жесткость.
— А случится что, кому по шапке?! Понимаешь, какую ответственность взял на себя?! Теперь вот и я, выходит, соучастник…
— Понимаю. Но его обучали бывший танкист, Герой Советского Союза и «огненный тракторист».
— Что за «огненный»? Не читал, чтоб кто-то из «огненных» живым остался. Вон на целине недавно… Тоже не спасли. Хлеб целехонек, а человека нет.
— Не из сегодняшних. Заимщики палили его за свой трактор. Когда коммуны еще…
— Не имеет значения, — вовсе не заинтересовавшись прошлым «огненного тракториста», ответствовал управляющий. — Учить могут все, а отвечать нам с тобой.
— Но Иван Богусловский делом доказал, что может работать.
— Верно, — вновь смягчился управляющий. Поразмышлял малость и заговорил указующе: — Поступим так: актируй лесорубочную, как требующую ремонта. Все наработанное парнем переведи на «Дружбу».
— Ого!
Да. Турченко не мог сдержать восторга, ибо великий приварок получала бригада ни за что, ни про что. Сразу заметно пополнится касса коммуны. Будет возможность не скаредничать.
А управляющий продолжал, словно не слышал вот этого: «— Ого!»
— Как его бишь. А — Богусловский. Беру его с собой. На курсы. Временно пусть Гузов.
— Бригада не примет Гузова. Он — не наш.
— Ваш… Не наш… Тоже мне, собственники!
— Бригада не примет его.
— Ладно. Подумаем. Списывайте с машины парня, пусть собирается. Вечером — в путь.
— Бригада просит вас на новоселье. Так совпало. Сегодня у нас торжественный ужин и распределение комнат.
— Совпало, говоришь? Что ж тогда делать, раз совпало. Остаюсь.
Бригадир шел на риск. Тут же, как прибыл управляющий, Алеша Турченко послал Колю Шиленко к Костромину, чтобы, значит, сбегать в тайгу за свежатиной, как оно прежде и было договорено. Охотники собрались мигом, но удачной ли будет ходка, этого с уверенностью сказать никто не мог. Если часа через два не вернутся, придется подчищать все запасы. До тушенки придется снисходить.
«Ну, да ладно. Естественней даже. Пусть думает, что туговато у нас с провизией», — убеждал себя Турченко, но все же продолжал уповать на удачливость охотников.
До конца рабочего времени оставалось еще несколько часов, для «великого переселения» время еще не подошло, но Турченко уже отрядил в помощь повару троих. Незаметно, конечно, для управляющего. Сам же водил «большое начальство» по развернувшейся уже вовсю стройке: на площадку для заготовки шпал и их пропитки, на причал, на участок монтажа путевых секций…
Доволен управляющий. Может быть, и не изящная работа, но добротная. Как для своего дома, а не для государства. Он то и дело хвалил бригаду:
— Молодцы. Пограничники, они и есть — пограничники. Верные люди. Вы вполне оправдываете цель свою — коммунистический труд.
— У нас и быт коммунистический. Одно другому помогает. Коммуна, короче говоря. Вечером убедитесь.
За ужином, однако, случился конфуз. Нет, не при делении комнат. Тут все прошло без сучка, без задоринки. Да иначе и быть не могло, ибо все давно знали свои места и все спорное давно уже разрешилось. Коля Шиленко не согласился жить вместе с Геннадием Комовым (бригадир объединил их по принципу землячества), Турченко без лишних пререканий заменил их, и Комов оказался в одной комнате с Богусловским. По принципу механизаторских интересов. Мелочный тот разлад, таким образом, до управляющего, естественно, не дошел. Конфуз случился под самый конец ужина. И совершенно неожиданно для всех, но особенно для бригадира.
А все началось с того, что Алеша Турченко решил продемонстрировать перед управляющим свою личную заботу о Гузове. Для работы в бригаде, дескать, он не пригоден, но бригада тем не менее не отворачивается от него. Кормит и поит. Вот даже на новоселье пригласили. Места в новом доме, правда, для него нет, в нем только члены коммуны, за стол же праздничный — пожалуйста. Не гнушаемся.
А Гузову что. Ему хоть плюй в глаза, он скажет, что божья роса. Пришел. И поближе к управляющему. Ведет за столом себя так, словно никакой размолвки с парнями у него не было и в помине. Да и ребята-коммунары не бычатся. Тоже вроде бы ничего кроме приятного расположения к нему не имеют. Вот тут-то и решился управляющий еще раз закинуть удочку. Ему показалось, что самое время разрешить спор бригады с лесорубом заключением перемирия, а то и мирного договора.
Поднял управляющий стакан и встал, чтобы держать речь. Вроде тоста на дипломатических приемах. Шумливый галдеж, царящий обычно в многолюдных праздничных застольях, начал стихать, а когда бригадир призвал всех к тишине, и вовсе смолк.
— Я поднимаю бокал за лучшую бригаду нашего треста. Да-да — лучшую. Вы даже не представляете, какие вы молодцы, — и управляющий старательно, не дай бог что-либо упустить, принялся перечислять все то, что сделала бригада и, естественно, прекрасно об этом была осведомлена. Но слушала. Что поделаешь: начальство воздает должное. Разве это не приятно?
Но вот управляющий перешел к главному, ради чего городил многословную речь.
— Одно беспокоит руководство треста — ваша размолвка с лучшим лесоповальщиком нашего огромного, но единого в стремлении идти к прогрессу коллектива. Ложка дегтя занесена над бочкой меда. Нам бы не хотелось, чтобы ложка эта все же опрокинулась, осквернив добрый мед. Предлагаю такое решение: пока ваш Кулибин не получит права, Валерий Гузов остается у вас…