— А мы дорогу строим. Мертвая была. Оживляем. Груз пойдет из Надыма к газоконденсаторным разработкам. Быстрей тогда все пойдет. Легче.
— Ой, как здорово!
— Ты вот что, ты к нам в бригаду пойдем. Мы коммуной живем, по-коммунистически и трудимся.
— Ой, как здорово! Дорога жизни! Дорога жизни почти в тундре!
Вроде бы так, между делом сорвалось с языка у Ивана это предложение, а надо же, вцепилось оно в их юные сердца. День ото дня все явственней становились их мечты о совместной работе на границе тайги и тундры, а это еще больше сближало их. Теперь уже никакого поворота не сделаешь, и Иван написал письмо Алеше Турченко, известив его, что привезет с собой нового члена бригады.
Оставалось около месяца до экзаменов, у Ивана, как и у Ксюши, пошли одни только пятерки, и большую часть вечеров они стали проводить либо на танцах (Ксюша любила танцевать), либо, что бывало реже, шли в кино. И как-то мимо них шла жизнь города. А он день ото дня все более напрягался, все с большим вниманием слушал по радио и читал в газетах прогнозы: Тура поднимется выше того уровня, какой случился в 1927 году. Кто-то отмахивался, всего, дескать, на десять сантиметров, а у дамбы есть такай запас; но немало было тех, кто говорил, что на целых десять сантиметров. Особенно тревожил прогноз Ленинский, Калининский и Центральный районы, которые разместились не как вся Тюмень высоко над Турой, а по ее низменным берегам, а Центральный и вовсе на острове.
Полемика шла, тревога нависла над городом, у вечерних самоваров более всего говорили о паводке, но дел пока никто никаких не предпринимал: гром же еще не грянул, чего ж креститься.
Правда, молва, как всегда подобное происходит, утверждала, что кто-то видел самого секретаря горкома на дамбе и что создал он после того комиссию, а комиссия та вынесла заключение: выдержит дамба, надежно сделана.
Во всяком случае, никто не укреплял старую дамбу, никто не усиливал ее.
И вдруг сообщение: Тура поднимется выше десяти метров. А это — более высоты трехэтажного дома. Как тут не задуматься. Двадцать пять тысяч тюменцев окажутся под водой. На острове же по самые коньки покроет все дома. Ну, и как обычно бывает, начали креститься. Все, что двигалось на колесах и ползало на гусеницах — все надлежало безоговорочной передаче в распоряжение штаба по борьбе с паводком. Вся техника переходила на круглосуточную работу. А это означало, что все, кто хоть чуть-чуть может крутить баранку или выжимать рычаги — все под ружье!
Вот тогда, после такого решительного приказа городских властей, занятия в школе механизаторов начались с вопроса. Сам директор его задал:
— Кто имеет навыки вождения бульдозера?
Встало десяток человек.
— Все?
— Я управлял лесорубочной машиной, — поднялся Иван Богусловский.
— Сойдет.
— Я тоже умею, — встала и Ксюша Максимова. — Правда, умею.
— Хорошо, раз умеете, — согласился директор. — Переходите все в соседний класс.
Кто-то, как всегда, уже знал, куда их пошлют работать, началось возбужденное обсуждение новости, в котором участвовали все, кроме Ивана и Ксюши. У них шел свой разговор.
— Как же вы, Ксюша, рискнули? Мы же не начинали еще вождение.
— Не могу я, Ванюша, в стороне от такого общего дела остаться. Понимаешь, не могу. Я — комсомолка. Я здесь по путевке ЦК ВЛКСМ.
— Великолепно. Ничего не скажешь. Аргумент сногсшибательный. Бульдозер, Ксюша, путевкой не испугаешь, для него главная управа — рычаги.
— Не серчай, Ванюша. Я попрошусь с тобой на один бульдозер. Пригляжусь, как ты станешь делать и — хватит с меня. До своей смены усвою.
Их повезли на станцию, где начальство задержало целый состав с новенькими бульдозерами, куда-то предназначенными, и через час лязгающая колонна, сопровождаемая милицейской легковушкой, ползла туда, куда стекалась сейчас вся городская техника.
Им с Ксюшей дали отрезок берега и пояснили: ровнять и утрамбовывать гусеницами все, что станут подвозить самосвалы. Ксюшу такое задание обрадовало:
— Не так страшно, Ванюша: назад, вперед, назад, вперед.
— Ладно, давайте потренируемся, пока нет машин.
Зарделась вся. Лицо и волосы будто слились, светясь медью, но села за рычаги уверенно, перебарывая волнение.
— С богом, — подбодрила шутливо сама себя.
И удивительное дело, тронулась без малейшего сбоя, включивши скорость.
— Стой! — резко скомандовал Иван, который готов был сразу же, если у Ксюши что-либо не получится, помочь ей.
Ксюша потянула за рычаг, бульдозер залихорадило, мотор напрягся, рвя гусеницы, а те едва скреблись, ибо Ксюша со всей силой тянула рычаг на себя.
— Сцепление выжми!
Она моментально выполнила команду, а затем, выключив скорость, промолвила умиротворенно:
— Наконец-то.
Он не понял ее. Он только видел, каким довольным стало ее лицо, каким-то блаженно-спокойным и никак не мог взять в толк, что же такое стряслось.
А все просто. Не «выжмите», а «выжми». Насколько это ближе. И она осмелилась попросить:
— Ванюша, не выкай больше мне. Ладно? Сорвалось у тебя, я понимаю, но мне так приятно.
Вот оно в чем дело. Ну, что же, если приятно, стало быть пусть будет так.
— Хорошо. А теперь прокрути в мыслях все свои движения, когда трогаешься и когда останавливаешься. Особенно при экстренной остановке. Одновременно нужно: сцепление и рычаги. Не забывай ни в коем случае про сцепление. Повторяй себе: сцепление, сцепление…
Они беспрестанно утюжили тонкоснежный берег на удивление другим, которые на своих участках пока «загорали». Кто-то даже не выдержал. Прокричал, подойдя поближе:
— Что солярку переводите?
Ксюша с Иваном улыбнулись. Он попросил ее:
— Останови, — потом откинул дверцу, чтобы слышали его возможно больше товарищей, и ответил: — Снег с землей мешаем, чтобы надежней дамба держалась.
— Ишь ты, — удивился парень. — И верно ведь.
Завел свой бульдозер и начал тоже елозить, вдавливая в землю снег по своему участку.
А Ксюша прыскала, стараясь сдерживать смех, но не осиливала его. Она восхищалась находчивостью Ванюши. Она готова была его расцеловать. Горячо. Страстно. Только, похоже, он этого не хотел. Он следил, чтобы она все делала правильно и без опозданий.
Время шло, а самосвалов все не появлялось. Для чего же их сюда прислали? Практиковаться в вождении?
А Ксюша довольна, что тянется такая вот пауза. У нее получается все лучше и лучше.
— Пусть, Ванюша, подольше не везут.
Ему-то что, пусть будет подольше. Тем более что Тура совершенно не выказывает, что готова вздыбиться. Лед как был на ней вчера и позавчера, так и держится. Лишь в нескольких местах пробивается через лед вешняя вода и, растекаясь, образует сине-серые проплешины на грязной белизне речки.
Земля загудела под колесами многотонных самосвалов в самый разгар обеда, который им привезли в солдатских термосах. И не так шли машины: первая ласточка, за ней вторая — сразу пошел сплошняк. Интервал в полсотни метров, не больше. Плюхали бугры темной с прожилинами снега земли и тут же встраивались в неспешно ползущую обратно колонну. А оттуда, из дальних улиц, ползли и ползли новые машины. Будто закружился вечный двигатель.
Зорко следили водители самосвалов, чтобы ни один бульдозер не простаивал, не жег зря солярку: только Иван управится с очередным бугром, как тут же из колонны выруливает громадина и гулко плюхает новую порцию сырой тяжести. Все начинается сначала.
— Ванюша, дай мне. Передохни.
— Подожди. Приглядывайся. Запоминай. Прокручивая в голове свои действия.
Он говорил так, словно сам был отличным бульдозеристом. Но у него самого только одно было отработано хорошо — он мог застопорить ход моментально. Или продвинуться на точно намеченные сантиметры. Там, на лесосеке, нужда заставила его научиться ювелирной работе. Навык тот, конечно же, и здесь в пользу, только здесь земля, а к ней нужен подход. Попри в лоб, захлебнется от перетуги железная махина, но не осилит. Лучше по ломтикам, с боков. Намного лучше. Только величину ломтей нужно довести до возможного максимума. Вот Иван и не спешил передавать рычаги Ксюше, пока сам еще не наловчился выжимать из бульдозера все его способности.
Только под вечер, когда уже исподволь начали подбираться сумерки, пересел Иван на кресло рядом, передав управление Ксюше. Советуя ей, теперь уже самим испытанное, как лучше разгребать кучи.
Сразу же сносно у нее пошло. Медленней, конечно, чем у Ивана, но — вполне прилично. Очень уж не отставала от соседних бульдозеристов. А чуточку — это не в счет. Он, Иван, догонит, когда сменит ее. К тому же, задел уже есть. Машин на десяток повыше они соседей справа и слева.
— Ты, Ванюша, расслабься. Подреми. Я приловчусь. Честное слово — приловчусь. А как устану, скажу.
Совет дельный, но чего-то нет желания дремать. Как бы не случилось чего с Ксюшей, правда, дамба у основания широкая, не так-то просто сползти с нее ненароком, но как говаривала бабушка, береженого бог бережет. Ведь случись что с их бульдозером, от подначек до конца учебы не отделаешься, да и стыдно в такой момент выходить из строя, разрежая его, переваливать груз на плечи товарищей, увеличивать им нагрузку.
Нет, он не расслабился. Он зорко следил за Ксюшей, подсказывая, а то и помогая ей.
Привезли ужин. И тут Иван увидел, что, оказывается, на всех бульдозерах подвое. Никто не ушел отдыхать. И никто даже не думал, верны ли их действия, к пользе ли они делу. Одно было ясно: никто в общежитие уходить на ночь не собирался.
Так бы и вышло. Со вредом бы вышло, ибо ночь бы они прохорохорились прытко, а на следующий день точно уже походили бы на осенних мух. Не беспредельны силы человеческие. Все, однако, поставил на свои места директор. Похвалил поначалу за ответственный подход к делу, увидев, что бульдозеристы ужинают посменно, не останавливая работы:
— Верно, что к ужину подтянулись сюда все. Вот и проводите смену. Часов, наверно, до трех-четырех. Я распоряжусь, чтобы вас своевременно разбудили.