Вот, наконец, и сам Лис Хитрый. Обнялись, потерлись щеками, и Керим доложил:
— Приказ, отец наш, выполнен. Кроме пескарей, все до одного.
— Сказал, ради чего сбор?
— Нет. Твое это право. Скажешь такое слово, какое нужно.
Что же, все по уму. Но что сказать своим верным друзьям? Не раскрывать же сразу все карты. Тайность — весьма великое подспорье.
— О чем базар, бояре? — Азиз, узнаваемый ими, спокойно-уравновешенный, вроде бы свой в доску, но в то же время он вроде за непроницаемой стеной, ни в коем разе не дающий ни малейшего повода для панибратства. — Скажите, загонял я малину когда-либо в угол? Нет! Я вел малину дорогой великого благополучия и богатства. Вы богатейшие из всех воров нашей долины и даже всего Узбекистана. Наш общаг поистине неисчерпаем. Так неужели вы усомнились в чем-то? Как вы могли подумать, что я поведу вас не по верному пути? Базар прекращайте и спокойно ждите нашего с духовником слова. Вас разместит хозяин арсенала. Да-да, вы не ослышались — именно арсенала. Мы же с духовником как всегда пошевелим мозгами.
Все.
Совершенно уверенный, если судить взглядом стороннего наблюдателя, что бояре безоговорочно ему подчинятся, повернулся и твердой походкой пошагал в отведенную для них с Керимом комнату.
Едва они вошли, духовник тут же написал на листке бумаги: «О главном — ни слова, не без жучков здесь».
Азиз понимающе кивнул и принялся рисовать Лису Хитрому захватывающую дух картину:
— Я главнокомандующий вооруженными силами свободной страны, ты мой первый заместитель. Все наши бояре при ответственных должностях. Ради этого можно идти в бой. Но скорее всего боя не будет. Мы встанем стеной в горловине Ферганской долины за Наманганом, и разве найдется сила, способная нас столкнуть. У нас есть все, чтобы противостоять и танкам, и самолетам. Но, думаю, отец нации не решится на боевые действия. Побоится потерять Ташкент. Разве у него под боком мало тайных сторонников шариатского государства?
Он говорил то, что ему внушали на пикнике в горном ущелье до того, как опоили, и Керим кивал в такт его фразам, а на бумаге написал: «Нужно поговорить».
Теперь кивнул понимающе Азиз, хотя так же вдохновенно продолжал свою речь, постепенно переходя от перспектив светлого будущего к делам сегодняшним: в какой город кого послать, чтобы авторитетно выглядело для паханов, и чем их пугать, если кто заупрямится. Когда же обговорили кажется все, Азиз буднично так вопросил:
— Ты передашь боярам наше слово или пойдем вдвоем?
— Считаю, вдвоем убедительней.
— Хорошо. Пошли.
Азиз знал, что бояре его малины размещены в шатрах в ущелье, куда пробили тоннель через гору, — до выхода минут десять топать, можно обменяться информацией, поделиться сомнениями, спросить в конце концов, кто выдал места вкладов. Азиз, однако, не начинал разговор первым, ожидая, когда же заговорит Керим. Но Лис Хитрый шел по левую руку Азиза молча.
Вот и выход. Мягкое дуновение свежести. Привыкший к быстрой ориентировке взгляд Азиза ухватил сразу все: уточку, продолговатую, размером с пару стадионов поляну, над которой нависли крутые клыкастые склоны высоких гор, и только в одном месте в них словно кто-то когда-то прорубил брешь ударом гигантского топора. Вся ровность заставлена рядами шатров. Новенькие они. С иголочки.
Азиз хмыкнул:
— Долина… Дно колодца.
Керим, притронувшись к локтю Азиза, чтобы обратить на себя его внимание, приложил палец к губам. И только когда отошли от тоннеля на несколько шагов, а до шатров оставалось еще порядочное расстояние, Керим приглушенно заговорил:
— Они нарушили уговор. Я им сдал твои клады, треть своих, полностью сохранив общаг. Они обещали одно, поступили иначе. Я успел послать Махмуда-боярина в Ташкент. Он сможет сказать кому надо о заговоре. У него есть к кому дать хабар.
— Поторопился ты, Лис Хитрый. Не схитрил на этот раз. Нам выгоден большой базар. Нам выгоден шмон. В неразберихе мы могли бы рвануть когти. А если шмон начнет Ташкент, тогда что? Нас отсюда не выпустят. Они нас засыпят, как засыпали всех, когда началось раскручиваться хлопковое дело.
— Тогда не было выхода. Сейчас он есть. А сколько оружия?
То-то. Пока же осту паем так, словно мы ничем на обижены.
Согласен?.
— Не совсем. Я продолжаю считать твой шаг поспешным. Но теперь уже ничего не изменишь. Пойдем по твоему плану.
Короткая откровенность больше не повторялась: они не верили, что в самом деле Азизу дана полная бесконтрольная самостоятельность. По всем правилам они не должны упускать без наблюдения ни один шаг Багдадского вора. Не могут они ему доверять безоглядно. Понимая это, Азиз с Керимом очень осторожничали, взвешивали каждое слово, прежде чем произнести его вслух.
При крайней необходимости они обменивались мнениями на бумаге, тут же ее проглатывая.
Паханы отозвались, и шатры на поляне начали с каждым днем все более и более оживать. С паханами приезжали только матерые бояре, и вели они себя весьма независимо. На первых порах слово Азиза для них почти ничего не значило: законным они считали только слово своих паханов. По воровскому праву все верно, но обстановка-то необычная, вот Керим предлагает Азизу собрать совет авторитетов и на нем определить главу совета.
— Не воспримут ли это чертовы боссы с обидой? Я же ими назначен главнокомандующим.
— Не по шерстке им — это точно. Но пусть привыкают.
Несколько дней Азиз медлил, но как шатры стали заселять идейные добровольцы, горевшие желанием во что бы то ни стало отделиться от Ташкента, не думающие о последствиях, сбор паханов стал просто необходим. Дело в том, что бояре без зазрения совести начали подминать идейных.
Базарили паханы долго, но все же приняли предложенное Лисом Хитрым постановление: «идейных не притеснять, относиться к ним с братской уважительностью. Слова Азиза для всей братвы — законное слово». Внесено было лишь малое изменение: Багдадский вор волю свою объявляет паханам и только в крайнем случае боярам не своей малины.
Разумное дополнение. Получилась более четкая, как в армии, подчиненность.
Поправка эта сохранилась и когда началось формирование так называемых особых отрядов, во главе которых по твердому настоянию Азиза (боссы с неохотой, но согласились) ставили только паханов. Каждому особому отряду определяли город для захвата главных учреждений Ташкентской власти. Самому же крупному отряду, командовать которым поручили Кериму, предстояло перекрыть узкий вход в Ферганскую долину, оседлав главную магистраль и железную дорогу.
Керим сразу же предложил:
— Снимем рельсы километра на три перед собой.
— Годится, — согласно закивали боссы.
Вроде бы с гордостью восприняли Азиз с Керимом столь ответственное задание, но когда они остались одни в своей комнате, Лис Хитрый черкнул на листочке: «Не пополнить наш общаг».
— По-полним, — буркнул в ответ Азиз, потом, спохватившись, на бумаге продолжил: «Настою половину малины оставить при себе, и все пойдет как по маслу».
Назначили день присяги. Ждали приезда Избранного Аллахом, он, однако же, не приехал. Верные его апостолы объявили, что он очень занят делами государственной важности и присягу принимать поручил им.
Все прошло торжественно. Особенно удался той с пловом, свежими лепешками до отвала и в достаточном количестве не только хмельной бузы, но и водки для тех, кто не считает ее пить за грех.
Покидая шумный от изрядно выпитого хмельного той, Апостолы пообещали:
— Очень скоро узнаете день начала действий.
Дни, однако, шли чередой, но не только не объявлялось время начала действий, «армии» даже не выдавали оружие и боеприпасы. И вдруг поползли от шатра к шатру слухи, будто во все города Ферганской долины входят войска из Ташкента, Самарканда, Бухары. Верные президенту войска. Более того, начались аресты.
Паханы потребовали созвать совет, намереваясь тут же разъехаться по своим хавирам, забрав с собой всех своих бояр, Азиз согласился, пообещав:
— Перегодим пару деньков и соберемся.
— А чего ждать?!
— Подождем слово тех, кто затеял этот хипеш.
— Они, должно быть уже загорают за решетками!
— Не базарьте попусту. Сказал — подождем, слово не меняю.
Как не по уму поступил Керим, направив весть о заговоре в Ташкент, так не по уму поступал теперь Азиз, не предвидя, чем все закончится. Он уже на следующее утро понял свою ошибку: в подземелье спозаранок спустилась сотня вооруженных до зубов молодцов в бронежилетах и пуленепробиваемых шлемах, как у настоящих спецназовцев. В большинстве своем они разместились в первых комнатах арсенала, взяв таким образом под полный свой контроль выход из тоннеля. Меньшим числом они блокировали выход в долину и организовали постоянное патрулирование самого тоннеля. Они явно примут меры против тех, кто попытается взломать замки на комнатах с оружием.
«Влипли», — черкнул на бумаге Керим.
«Будем шевелить мозгами», — ответил Азиз.
Им, однако, не осталось времени разработать план своего освобождения. Один из выходов — уходить малыми группами в горы и кружным многодневным путем добираться до своих домов. Но что их ждет там? Милицейские и спецназовские засады. Если взяли хоть кого-то из боссов, те не станут ждать пыток, выложат следователям все, что знают.
С боем пробиваться через тоннель? А что это даст? Тупик полнейший. Разумного выхода не видно.
И тут — словно снег на голову: еще одна сотня качков спускается в подземелье. Но не вся вдруг, а по несколько человек, соблюдая тайность. Тут же позвали Азиза.
— С часу на час прибудет Избранный Аллахом. Его воля такая: отбери две сотни верных тебе людей. Бесстрашных и сильных. Мы уходим в Афганистан. Кто-то предал нас. Кто-то из допущенных к планам освобождения. Пока не знаем, кто. Но мы узнаем. В Ташкенте много наших людей.
«Вряд ли, — хмыкнул про себя Азиз. — Лис Хитрый следа не оставит».
Часа через два в подземелье и в самом деле спустился Избранный Аллахом. Черная оклади