Фенестела неприятно усмехнулся.
– Можно подумать, у них есть выбор.
– Не зарекайся, опцион.
– А я и не зарекаюсь. Но нужно быть круглыми болванами, чтобы выйти навстречу нам с оружием в руках. На их месте я, как пес, перевернулся бы на спину и подставил нам брюхо и горло.
– Думаю, они так и поступят, – сказал Тулл. – И все же нам нельзя терять бдительность. Побитый пес может и укусить.
Вскоре римляне уже стояли рядом с деревней. Когорты быстро перестроились – три центурии в ширину, две в глубину. Между соседними – промежуток в двадцать шагов. Всадники Арминия заняли позиции на флангах, выстроившись двумя изогнутыми линиями, похожими на крылья хищной птицы. Центурия Тулла занимала почетное место в первом ряду центральной когорты. Хотя номинальным командиром войска был Арминий, херуск заявил, что его место вместе с кавалерией. Так что ультиматум Вара предстояло зачитать Туллу.
Центурион сидел верхом справа от своих солдат, рядом со знаменосцем и трубачом. Пока они строились, он едва ли не кожей чувствовал, как из деревни за ними следят сотни глаз, однако, кроме пары любопытных мальчишек, рискнувших выйти на луг, деревня узипетов как будто вымерла. Лишь время от времени между домами пробегала человеческая фигура или же высовывалась из-за угла, чтобы взглянуть на них, но это, пожалуй, и всё. Единственным признаком того, что в деревне оставались люди, был дымок над крышами домов.
Гарцуя перед строем солдат, Тулл взглянул на их лица. Страха в них он не заметил. Тем не менее счел нужным, как и перед боем, произнести воодушевляющую речь. Мол, их долг – верно служить императору и Риму. Они здесь для того, чтобы поддерживать в Германии мир. Все они здесь служат одной цели. Все они храбрецы и с честью выполнят свой долг, сражаясь, если это потребуется, не на жизнь, а на смерть.
– Впрочем, вряд ли дикари нападут на нас, – заявил он. – Увидев нас, они наложат в штаны и выполнят все наши требования.
Его слова были встречены дружным смехом. Когда же Тулл пообещал каждому на ужин дополнительную порцию мяса и вина, солдаты разразились одобрительными возгласами. Он вновь посмотрел на деревню, но, как и в первый раз, не заметил признаков готовности к сопротивлению. Эта подозрительная тишина настораживала. Не иначе как узипеты испугались, решил Тулл, что его войску только на руку.
– Готов? – спросил он.
Трубач кивнул.
– Труби как можно громче.
Центурион заранее попросил трубача сыграть ноты, какими обычно возвещалось прибытие на парадный плац генерала. Значение этих нот узипетам вряд ли известно, однако варвары наверняка поймут, что это сигнал выйти навстречу римлянам.
Громко запела труба. Пропев все ноты, стихла. Никакой реакции. Тулл посмотрел на ведущую в деревню дорогу, затем на дома, выискивая взглядом признаки засады. Но ничего не увидел.
Он насчитал уже тридцать ударов сердца, но вожди узипетов так и не появились. Раздраженный, Тулл велел трубачу протрубить сигнал снова. Если варвары не появятся, придется посылать к ним гонца.
Наконец между двумя строениями показалась группа людей. Гнев Тулла пошел на убыль. Их было человек двадцать. В таком количестве угрозы они не представляли. Тем не менее он спиной ощутил, как напряглись солдаты при их приближении.
– Смирно! – приказал Тулл, а сам выехал навстречу варварам – один, гордо восседая на своем скакуне, всем своим видом давая понять, что римским солдатам никто не страшен. На самом же деле от напряжения пересохло во рту, сердце билось о ребра кузнечным молотом. Они не посмеют поднять на меня руку, попытался он убедить себя. Поступить так – значит обречь на смерть всех до последнего младенца жителей деревни, и они сами это прекрасно знают.
Тулл узнал многих вождей, которые приходили в Ветеру с петицией к Вару, в том числе Рыжеволосого. Примерно с полдесятка человек были воинами, по всей видимости, почетный эскорт, а еще несколько – те, что несли дополнительные копья, – скорее походили на рабов. Но все до одного были хмуры. Так вам и надо, подумал Тулл, представив себе убитых мародерами жителей деревни на другом берегу. Нас здесь не было бы, не закрой их вожди глаза на самоуправство молодых воинов. Почему-то он не вспомнил Туберона, чья глупость была первопричиной всех этих кровавых событий.
– Стойте, вы уже близко! – крикнул он, когда узипетов отделяло от него не более пятнадцать шагов.
Вожди нехотя остановились. Тулл молчал, давая им возможность осознать, какое количество солдат он привел с собой.
Первым заговорил Рыжеволосый.
– Ты пришел разрушить нашу деревню?
Центурион ответил не сразу, довольный тем, что место негодования в глазах некоторых вождей занял страх. Его опасения по поводу возможной засады развеялись. Они заплатят наложенный Варом налог.
– Благодарите наместника за его милосердие. Не сегодня, – произнес он и вновь замолчал, чтобы узипеты переварили его слова. Вожди полушепотом начали задавать друг другу вопросы. Рыжеволосый слушал их, переминаясь с ноги на ногу.
– Тогда зачем ты пришел сюда? – спросил он наконец.
– Ты и сам знаешь.
– Из-за того, что натворили наши воины, – признал Рыжеволосый.
– Верно. Наместник Вар прислал меня передать вам его волю, – произнес на германском наречии Тулл, однако во избежание ошибок, которые потом могут быть превратно истолкованы, вновь переключился на латынь. Правда, говорил четко и медленно, чтобы Рыжеволосый успевал перевести.
– Вы наверняка слышали, что их отряд практически весь уничтожен, а те немногие, что остались живы, проданы в рабство. Однако на этом дело не закончено. Император не потерпит нарушения мира в своей империи. Никогда. Всему вашему племени положено наказание, и Вар решил наложить его в виде дополнительного налога. Тяжелого налога. – При этих его словах Рыжеволосый заметно поник. Отлично, довольно подумал Тулл. Пусть это станет хорошим уроком бешеным псам. – Вы меня поняли?
Рыжеволосый перевел. Когда он сделал то же самое в Ветере, его слова были встречены криками ликования. Сегодня Тулл увидел лишь усталые кивки и пожимание плечами. Кое-кто одарил центуриона полным ненависти взглядом. Впрочем, этого и следовало ожидать. Было бы подозрительно, если б этого не случилось.
– Поняли, – ответил Рыжеволосый старческим голосом. – И как велик этот налог?
– В схватке с вашими воинами погиб сорок один легионер и ауксиларий. Двадцать человек получили ранения. Были также убиты четыреста восемьдесят семь жителей деревни. Вар назначил следующую цену: триста денариев за каждого погибшего солдата, половина этой суммы за каждого раненого. И по сто денариев за каждого убитого жителя деревни. Общая сумма равна… – Прежде чем нанести окончательный удар, Тулл сделал паузу. – Шестьдесят четыре тысячи денариев.
Рыжеволосый перевел. Тотчас раздался хор возмущенных голосов. Впрочем, никаких угрожающих действий не последовало. Тулл с каменным лицом дождался, когда узипеты угомонятся.
– Ты должен понять, центурион, что наш народ не пользуется деньгами так, как это делаете вы, римляне, – произнес Рыжеволосый. – Мы не богаты. Налог разорит нас.
– Меня это не касается! – рявкнул Тулл. – Вы должны были представлять себе последствия, когда отпустили своих воинов в воровской набег.
– Мы не знали, что у них на уме! – воскликнул Рыжеволосый.
Римлянин улыбнулся ледяной улыбкой.
– Наместник Вар согласен принять налог в любой форме: скотом, рабами, мехами. Даже женскими волосами. Отвезите все это в Ветеру, и государственный чиновник оценит их стоимость.
При этих словах Тулл прочел на лице Рыжеволосого смесь омерзения и бессильного гнева. Впрочем, те же самые чувства отразились и на лицах других узипетов. Наверное, тому причиной женские волосы, подумал Тулл. Однако в Риме, где они шли на парики, спрос на них был крайне высок, и женские косы ценились дорого.
Рыжеволосый посовещался с другими вождями.
– И как долго мы должны платить этот налог?
– Вар требует, чтобы первая половина была выплачена в течение ближайших семи дней – эти тридцать две тысячи денариев. До окончания сбора урожая вы должны изыскать остаток суммы, а также уплатить обычный ежегодный налог. В вашем распоряжении более трех месяцев.
Рыжеволосый поморщился.
– А если к тому времени мы не соберем полную сумму, что тогда?
– Тогда солдаты вернутся и заберут его силой. – Тулл не стал добавлять, какое количество жителей деревни будет продано в рабство, чтобы возместить эту недостачу.
Рыжеволосый перевел его слова другим узипетам. Возмущенных криков не последовало. Тулл с удовлетворением отметил на лицах вождей усталое согласие.
– Мы принимаем налог Вара, – произнес Рыжеволосый.
– Мудрое решение! – заявил центурион. – И чтобы в течение часа мне в лагерь пригнали семь десятков овец!
Рыжеволосый открыл было рот, чтобы возразить, однако не стал этого делать.
– Я прослежу, чтобы это было сделано.
Тулл уже было собрался развернуть коня, когда его внимание привлек возникший среди узипетов спор. Один из вождей, с побагровевшим от гнева лицом, тыкал пальцем в грудь раба, повторяя одни и те же слова. В принципе Тулла это не касалось, и он мог развернуть коня, однако раб напомнил ему раненого легионера, которого он когда-то был вынужден бросить в Иллирии. Попав в засаду, устроенную местными варварами, Тулл и его отряд был вынужден отойти с боем. Увы, тогда он был вынужден бросить раненого легионера, которого знал уже много лет. А все потому, что варвары сверху закидывали их камнями, что повлекло многочисленные потери в рядах его солдат. Тогда это был единственно правильный выбор, но крики раненого легионера преследовали его в кошмарных снах еще много лет. Он до сих пор надеялся, что несчастный умер, раздавленный валуном, а не от рук врага. Увы, знать этого он не мог.
На глазах у Тулла вождь начал осыпать голову и грудь раба ударами. В конце концов тот не выдержал и, тоже сжав кулаки, замахнулся, чтобы ответить обидчику. Увы, ноги его были закованы в кандалы; раб потерял равновесие и упал. Сыпля проклятиями, узипет принялся пинать его ногами, а потом и вообще схватился за меч. Совесть жгла Тулла тем же огнем, что и в тот день в Иллирии.