«Ты никогда не спрашивал», — подумал Тулл. — Для меня было честью служить Друзу, господин.
— Тебе когда-нибудь приходилось с ним разговаривать? — В голосе Германика была нотка тоски.
— Нет, господин. Тогда я был всего лишь опционом — нам незачем было встречаться. Конечно, я часто его видел и однажды сражался рядом с его позицией. Он был великим лидером.
— Так говорят. — Выражение лица Германика стало печальным. — У меня мало воспоминаний о нем. Самое сильное, что у меня есть, это его похороны.
— Его забрали у нас слишком рано, господин. Каждый солдат в армии оплакивал его кончину. Доказательством тому является мемориал в Могонтиаке. — У Тулла были яркие воспоминания о посещении города много лет назад, когда он наблюдал, как местные войска мчатся к монументу Друза.
— Мой дядя Тиберий говорит, что он собирался отправиться дальше на восток со своей армией. Ты что-нибудь из этого помнишь?
— Об этом говорили, господин. Погода была хорошей; было бы время построить мост с помощью лодок.
— Этого так и не произошло. Ты знаешь почему?
Тулл изучал Германика и задавался вопросом, знает ли он. — Ходили слухи, что Друзу приснилась огромная свебская женщина, господин, злой дух. Она сказала ему, что ему не суждено увидеть земли на дальнем берегу Альбиса. — Тулл колебался, не желая повторять последние слова упыря. Распространяемые болтливым жрецом, которому доверился Друз, они пронеслись по армии, как лесной пожар.
— Она предупредила его, что его жизнь скоро закончится, — проскрежетал Германик. — Разве это не так?
— Да, господин, я так думаю. — Тулл опустил взгляд, его разум был полон плохих воспоминаний. После приказа Друза свернуть лагерь в тот момент, когда тропей был закончен, армия направилась к Ренусу, находящемуся за сотни миль отсюда. Их путешествие по враждебной территории с самого начала было неприятным. Волки преследовали легионы и выли во тьме за пределами их укреплений. Ночь за ночью над головой вспыхивали падающие звезды. Однажды вечером пара мальчиков видели скачущими через ряды палаток, хотя детям вход в лагерь был запрещен. Не раз женские вопли, похожие на крики матерей разлученных с младенцами, поднимались из ветхих палаток армейских сопровождающих, но, когда для расследования посылались патрули, не нашлось никого, кто признался бы в издаваемых криках. — Путь был трудным, господин, — сказал Тулл.
Германик сделал жест отгоняющий зло.
«Люди редко умирают от простого падения, но такова была судьба Друза», — подумал Тулл. Возможно, его посетил злой дух.
— Какой бы ни была судьба моего отца, у меня были видения только победы, — заявил Германик, глядя на дальний берег Альбиса. — Было бы приятно этим летом повести мои легионы дальше на восток, но моя цель не в этом. Арминий и его воины еще не разгромлены. Мы задержимся здесь достаточно долго, чтобы снова увидеть, как тропей будет отстроен и освящен, но затем наша охота продолжится.
— Хороший план, господин. — Тулл был доволен спокойным отношением Германика к смерти его отца и запланированной церемонией в тропее, которая позволила бы ему почтить память не только Друза, но и собственных солдат Тулла, павших во время засады Арминия.
— Солдаты получат наслаждение от гладиаторских боев, — заявил Германик.
— Похоронные игры, господин?
— Мы с братом провели их несколько лет назад в память о нашем отце, но это более подходящее место, чем Рим, — они пройдут здесь, где закончилась его кампания. Боги будут благосклонны к таким жертвоприношениям. — В глазах Германика загорелся дикий огонек. — Сколько пленных мы взяли?
— Я не уверен в точных цифрах, господин. Одна, две тысячи? — Тулл не испытывал сочувствия к этим германцам. У всех них на руках была римская кровь.
— Однажды Спартак заставил сражаться друг с другом четыре сотни пленников, пока в живых не остался только один. Оставшийся в живых — старший центурион — должен был принести весть о поражении своей армии в Рим. Раб не сделает лучше меня, — продолжал Германик, расхаживая взад и вперед, словно произносил речь перед Сенатом. — В боях примут участие пятьсот воинов. Их смерть прославит тень моего отца и принесет божественную помощь в победе над Арминием.
Тулл был впечатлен. Он забыл, каким безжалостным может быть Германик. — Последний воин передаст слово Арминию, господин?
— Да. — Тон Германика был твердым, как гранит. — Если он не законченный трус, тогда Арминий будет сражаться.
Глава XIII
— ЧТО СДЕЛАЛ ГЕРМАНИК? — взревел Арминий. Была середина утра, и он стоял по колено в реке недалеко от своего лагеря, с обнаженный по пояс — прерванный посреди омовения. Мело прибыл во главе группы воинов, приведя с собой человека, которого, похоже, послал сам Германик.
— Он разбил пятьсот пленных воинов на пары и заставил их сражаться до смерти, — мрачно повторил Мело. — Оставшиеся двести пятьдесят должны были сделать то же самое, и так далее. Этот человек — единственный выживший.
Арминий посмотрел на фигуру, стоявшую в дюжине шагов позади Мело и ожидавшую когда его призовут. Крупный мужчина, он стоял с опущенными плечами и спутанными волосами, закрывающими лицо. Разрывы и порезы были заметны на большей части его туники и штанов, открывая вид на множественные раны. «Удивительно, как он может ходить», — подумал Арминий, чувствуя, как в нем бушует темная ярость. — Как его зовут?
— Тудрус. Он из племени долгубниев.
Этот человек не имел никакого отношения к воину, который был одним из самых доверенных последователей Арминия, но его имя вновь пробудило плохие воспоминания о смерти старшего Тудруса от рук римлян. Ярость наполнила его из-за жестокости Германика. Арминий в мрачном молчании побрел к усыпанному галькой берегу. Вытершись своей старой туникой и накинув чистую, он поманил Тудруса.
Каждый шаг воина заставлял его вздрагивать. Кровь текла из длинной раны под его грудной клеткой, а из других сочилась серозная жидкость. Его нос выглядел сломанным, а кожа под опухшим правым глазом приобрела неприятный сине-фиолетовый цвет. — Арминий, — прохрипел он. Его глаза поднялись на мгновение, прежде чем снова опуститься, чтобы посмотреть на свои покрытые грязью ноги.
— Только дурак скажет, что рад встрече, но, тем не менее, добро пожаловать, — сказал Арминий своим самым харизматичным голосом. — Ты, как мне сказали, Тудрус из долгубниев.
— Так и есть.
— Тебе нужно выпить. Поесть. Обработать твои раны.
— Я прошел сорок миль, чтобы найти тебя. Я возьму немного воды.
— Ты принес послание от Германика? — Как бы он хотел, чтобы римский полководец оказался сейчас перед ним. Он бы разорвал этого ублюдка на части.
— Да. — Ничто не могло скрыть печали в односложном ответе Тудруса.
Арминий наполнил свой мех водой из реки и передал его. Тудрус пил, как человек, пересекший пустыню и не нашедший ни одного источника воды. Кивнув в знак благодарности, он сел, застонав от боли. Арминий опустился рядом с Тудрусом и стал ждать.
— У долгубниев недостаточно сил, чтобы сражаться с Германиком — у кого они есть? — но мы сделали все, что могли, уничтожали небольшие патрули и нападали на отряды фуражиров, в то время как наши женщины и дети бежали через Альбис в безопасное место. Около десяти дней назад группа, с которой я был, напала на римский отряд разведчиков, который был больше, чем казалось. Большинство моих друзей были убиты. Удар по голове вырубил меня, иначе я бы тоже был убит. Лучше бы я умер. — Горечь сочилась из голоса Тудруса.
— Но ты выжил, — сказал Арминий, желая услышать каждую деталь.
— Да. Меня взяли в рабство, я и другие несчастные ублюдки попали в плен к римлянам. Связанные друг с другом, как животные, — Тудрус потер шею, на которой все еще были следы ожогов от веревок, — мы шли колоннами в тылу армии, глотая ее пыль и наступая на дерьмо мулов на каждом шагу. Всех, кто пытался бежать, убивали. Так умирать было бессмысленно, глупо, поэтому я выжидал. До Ренуса далеко, сказал я себе.
Появится возможность. — Он сделал гневный жест. — Все изменилось, когда мы достигли Альбиса. Похоже, что Германика переполняли эмоции, когда он стоял на том же месте, что и его отец четверть века назад. Ничто не могло удовлетворить сукиного сына, кроме как похоронных игр в честь праздника.
— Именно тогда и были выбраны пятьсот воинов, — сказал Арминий, представляя себе эту сцену.
— Так и было. У римлян сейчас несколько тысяч пленных — есть из чего выбрать. Центурионы осматривали нас, выбирая самых больших и сильных. Они не теряли времени даром: нас повели прямо к подножию холма, где был алтарь Друза. Легионеры построились большим каре со своими щитами; пятьдесят из нас были загнаны туда первыми. Германик приказал нам выбирать противников и убивать друг друга или быть распятыми. Когда его приказ был переведен, некоторые воины отказались.
Их сразу прибили к крестам. Остальные согласились, как трусы, и нам бросили оружие. Несколько мужчин сразу атаковали Германика — они были убиты дротиками и стрелами. Тем, кто остался, дали последний шанс подчиниться, прежде чем тоже быть убитыми. — Тудрус вздохнул.
«Боги, Германик хитер», — подумал Арминий. — Значит, вы сражались?
— Да. Победителям каждой схватки давали недолго времени отдохнуть, а потом мы начинали снова. Мы продолжали, пока не остался только я. — Голос Тудруса был приглушен, его взгляд был прикован к земле между согнутыми коленями. — Тогда меня связали рядом с Германиком, и привели еще пятьдесят человек и заставили сделать то же самое. За ними последовала третья группа и так далее. Весь процесс занял несколько часов, и ближе к концу нас осталось десять человек. Мы дрались друг с другом, пока нас не стало пятеро. Из пятисот осталось пять. — Голос Тудруса замер.
Арминий и Мело были поражены этой ужасающей историей, их взгляды были устремлены на Тудруса, но теперь они встретились, в каждом отражалась одна и та же пылающая ярость.
— Германик приказал офицеру подбросить монету, чтобы решить, кто будет сидеть рядом, пока две другие пары сражаются друг с другом, — продолжил Тудрус. — Они делали то же самое, когда нас осталось трое. Можно сказать, что мне повезло — я «выиграл» оба раза, когда был сделан бросок, так что я успел дважды смог отдохнуть, в то время как другие бедолаги не имели передышки вообще. Последний воин, с которым мне пришлось сражаться, так устал, что едва мог держать меч. — Тудрус издал короткий неприятный смешок. — По крайней мере, его конец был быстрым.