— Когда мы будем сражаться, господин? — спросил Кальв.
— Чертовски скоро, — пробормотал солдат из глубины рядов.
Смех, который это вызвало, был непростым.
Тулл предупреждающе поднял руку, и его люди замолчали. — Это зависит от того, что произойдет с кавалерией. Если дела пойдут хорошо, они немного разобьют вражеский строй. Эта новость побудит Германика приказать вспомогательным войскам двигаться вперед. Может случиться так, что они сломают германскую линию — сделайте за нас нашу работу, если хотите.
— Будем надеяться, — добавил скрытый остроумец.
— Хватит, — рявкнул Тулл. Приятно было, что через несколько рядов в уши виновнику прошипели резкие слова. Возвысив голос в пользу всех, кроме неопытного Кальва, Тулл сказал: — Если вспомогательным войскам понадобится небольшая помощь, мы и три других легиона в этой линии будем отправлены вперед.
Кальв решительно кивнул ему. «Он зеленый, но храбрый», — подумал Тулл. Даруй, Фортуна, чтобы этого было достаточно, чтобы сохранить ему жизнь.
— Помните, чему вас учили, — посоветовал Тулл. — Держитесь ближе к своим товарищам. Хорошо метайте копье. Когда вы сближаетесь с врагом, держите щит высоко. Не забывайте использовать обод на шлеме — это оружие, а не то, что нужно полировать для парадов или любоваться своим лицом. Я видел, как ты прихорашивался, Антоний, — сказал он, указывая на солдата, считавшего себя самым красивым в центурии. Тулл позволил своим смеющимся людям некоторое время оскорблять Антония, прежде чем продолжить. — Размозжите воину нос ободом, и ему будет так больно, что вы сможете проткнуть его своим клинком. Даже если он увернется, он обнажит шею, что позволит вам ударить его в горло. Это просто. — Он подмигнул.
Они оскалились тогда, как волки, и тревожная атмосфера, которая была прежде, исчезла, словно унесенная ветром.
Вскоре она вернулась, пока они ждали. Воздух наполнился какофонией звуков. Скакали лошади, кричали мужчины. Завыли рога. Германский барритус стал громче. Раздались крики, лязг оружия. Перед Туллом ауксиларии ревом подбадривали своих конных товарищей. Он приободрился от этого — бой шел неплохо, по крайней мере, в этот момент. Несмотря на это, его нервы были натянуты, как тетива лука на полном натяжении. Чтобы отвлечься, Тулл снова заговорил со своими людьми, рассказав им, как враг побежит, как только легионеры вступят в игру.
Вскоре раздались радостные возгласы, когда Германик в сопровождении четырех когорт преторианцев перешел реку вброд, намереваясь узнать из первых рук, что происходит. Вспомогательная пехота, которой будет приказано идти дальше, начала петь на своих языках и трубить в рожки и боевые трубы.
Солдаты Тулла переминались с ноги на ногу, тоже желая покончить с бесконечным ожиданием. Время от времени он заставлял их проверять свое снаряжение. Уже опорожненные мочевые пузыри приходилось снова опустошать, но без ухода солдат с позиций. От тех, кто находился в пределах досягаемости, донеслись громкие жалобы. Худшим нарушителем был Кальв.
Вместо того, чтобы обмочиться, его вырвало на спину легионеру впереди — Пизону, который тут же поставил ему синяк под глазом. Тулл сделал вид, что не заметил ссоры. Реакция Пизона была достаточно разумной. Удивленный, Тулл слушал, как Кальву в недвусмысленных выражениях рассказали, как он будет чистить доспехи Пизона этим вечером. — Ты будешь продолжать, пока он не станет блестеть ярче, чем в тот день, когда был сделан, тупое дерьмо. Ты меня слышишь?
— Извини, — пробормотал Кальв, покраснев от смущения.
— Немного поздновато для этого, — прорычал Пизон. — Ты уверен, что там не осталось хлеба, не осталось последних кусочков овсянки Кальв жалобно покачал головой.
Пизон отвернулся, и на несчастного Кальва посыпались свежие шутки. Тулл сделал мысленную пометку притвориться той ночью, что он чувствует запах рвоты от Пизона, будет это правдой или нет.
Время тянулось. Шум из-за реки продолжался, но нельзя было разобрать, кто выигрывает, а кто проигрывает. Тулл решил, что германцы удерживают свои позиции против кавалерии, потому что вспомогательным войскам все еще не было приказано переправиться. Это было нехорошо — римские всадники уже должны были одержать верх. По его опыту, длительные бои не были сильной стороной кавалерии.
Ауксиларии издали глухой хрип ужаса. «Все идет не по плану», — мрачно подумал Тулл. Он больше не мог выносить напряжение. Приказав Фенестеле взять на себя командование, он направился к ближайшему промежутку между вспомогательными подразделениями. Менее чем на полпути к их передним рядам, его глаза упивались жестоким сражением кавалерии и пехоты, разыгравшимся на другом берегу реки, Тулл услышал, как трубачи с Германиком сигнализируют об отступлении.
— Что случилось, господин? — спросил Пизон, возвращаясь на свое место.
— Черт его знает, — ответил Тулл. — Однако это нехорошо.
Несколько часов спустя по лагерю пронеслись версии того, что произошло. Зная, что по крайней мере половина из них будет необоснованными слухами, Тулл придержал свое мнение, пока не поговорит с кем-то, кто был там. Задержавшись у главных ворот, он наткнулся на знакомого, опциона, известного всем как Железный Кулак. Один из лучших кулачных бойцов, которых когда-либо видел Тулл, он все еще был чемпионом Ветеры в свои тридцать пять лет. По словам Железного Кулака, первые две группы кавалерии переправились через реку без происшествий и нацелились на фланги врага. Вскоре после этого батавы прорвались по воде.
Под предводительством своего харизматичного и лихого лидера Хариовальда они атаковали армию Арминия, после чего небольшой конный отряд противника, оказавшийся застигнутым врасплох его наступлением, поспешно отступил. Опьяненные батавы бросились в погоню, но это оказалась ловушка.
— Когда они преследовали свою добычу в лесу на одной стороне равнины, появились сотни воинов. Казалось, из ниоткуда, но грязь пряталась среди деревьев, — сказал Железный Кулак. — Сначала это была резня, господин, но вы же знаете батавов. Они образовали круг и дрались, как дикие звери. Многие из них погибли, но они уничтожили немало врагов.
Хариовальд пал вместе со многими из своей знати, но остальные его люди держались, пока мы не прогнали врага.
— Неудивительно, что Германик отвел всех назад, — сказал Тулл.
— Он поступил правильно, господин, — согласился Железный Кулак.
— Для легионов не было места для боя, да и среди деревьев было больше варваров. Но завтра будет другой день, а? Мы не допустим, чтобы одно и то же случилось с нами дважды.
— Да, — сказал Тулл, радуясь тому, что их потери невелики, и гадая, какие указания поступят от Германика.
К ночи никто не прибыл, что неудивительно. Их командующий, должно быть, обдумывал свою тактику. Арминий был умным и коварным врагом. Его армия могла исчезнуть к рассвету, стремясь найти другое место для засады на легионы. Он мог заставить своих воинов вырыть ямы на равнине для конницы, или даже атаковать римские лагеря.
Хотя было разумно посмотреть, что принесет завтрашний день, желание Тулла отомстить было раскалено добела близостью Арминия. Был упущен шанс убить его во время противостояния с его братом Флавом. Битва должна была состояться сегодня. Все еще раздраженный, когда взошла луна, Тулл обосновался на участке укреплений, делегированном его центурии. Было приказано удвоить обычное количество часовых; через каждые пятьдесят шагов вдоль вала стоял лучник. Он смотрел в темнеющий мрак и гадал, что Арминий планировал в своем лагере, менее чем в двух милях от него. Когда-то Тулл мог попросить разрешения совершить покушение на вождя херусков, но теперь он стал старше и мудрее. Поскольку точное местонахождение Арминия неизвестно, миссия будет обречена на провал. Нет, их лучший шанс убить Арминия был в открытом бою.
— Думаете, завтра мы будем сражаться, господин? — Блестящие доспехи Пизона — результат работы Кальва — были видны в пятнадцати шагах.
— Это зависит от Германика, — отрезал Тулл, — а я в последнее время с ним не разговаривал.
— Нет, господин, — разочарованно сказал Пизон и отправился по назначенному маршруту, на короткое расстояние между ним и следующим часовым.
Взгляд Тулла вернулся к рву под валом, а за ним расчищенной местности, которая тянулась на восток к реке. Деревья, срубленные для предотвращения тайного подхода неприятеля, распилили и пустили на дрова для солдатских костров, или устанавливали заостренными кольями на внешней стороне укреплений. Тулл был благодарен за легкий облачный покров, что означало яркую луну и благоприятные условия для наблюдения за противником. Как бы он ни напрягал глаза, но ничего не шевелилось. Вдалеке кричала сова, и ее одинокий крик отозвался эхом другой, еще дальше.
— Кто здесь? — В голосе Пизона слышалась тревога.
— Что там такое? — Взгляд Тулла метнулся к земле перед лагерем и снова вернулся к Пизон.
— Я что-то видел, господин, шагах в двухстах отсюда.
Проклиная свои немолодые глаза, Тулл снова вгляделся. На этот раз он увидел присевшую фигуру человека, пробирающегося ко рву. Тулл уже собирался приказать поднять общую тревогу, но не мог никого видеть рядом с пришельцем. Он решил, что один германец — он должен был быть германцем, потому что за стенами не было римских войск — мало чем может навредить, но в любом случае лучше быть готовым. — Скажи ближайшему лучнику, чтобы зажег стрелу, — прошипел он Пизону. — По моей команде он должен выстрелить в ров и поджечь растопку. — В оборонительную траншею были сложены большие связки сухих веток. В случае нападения у римлян было бы освещение, с помощью которого они могли бы убить врага.
Искры полетели рядом с Пизоном почти сразу, как только лучник принялся за свои кремни.
Тулл снова поискал сутулую фигуру, нашел ее примерно в сотне шагов и крикнул сначала по-германски, затем на латыни — СТОЙ!
Мужчина остановился. — Я… безоружен… я… пришел с миром, — крикнул он, его плохая латынь доказывала, что он не римлянин.