мы идем.
— Эти солдаты из Двадцатого, не так ли?
Тулл бросил взгляд на ближайший штандарт. — Да, господин.
— У них мало причин любить меня.
— Из-за мятежа, господин?
— Да. — В глазах Германика не было сожаления. — Не было другого
способа положить этому конец, что бы они ни думали. Если бы с
нарушителями спокойствия не разобрались, проблема загноилась бы, как
незаживающая рана.
Кровавое завершения мятежа легионеров привело к гибели сотен
людей, виновных и невиновных, в лагерях вдоль Ренуса. Тулл сыграл свою
роль в восстановлении мира в Ветере, и кровавые воспоминания о том
времени иногда всплывали в его снах, это был единственный случай, когда
он был вынужден обратить клинок против своих. И все же почти
131
восемнадцать месяцев спустя он тоже не мог придумать быстрой и
эффективной альтернативы, которая подавила бы мятеж.
— Ты со мной не согласен?
Пораженный, Тулл понял, что его молчание было воспринято как
неодобрение. Он встретил взгляд Германика своим твердым взглядом. — Не
знаю, господин. Это были ужасные несколько дней, но людей, убивших
своих офицеров и бросивших вызов своему наместнику, нельзя оставлять в
живых. С тех пор много воды утекло – солдаты месяцы провели в Германии
под вашим командованием и разгромили в боях многочисленные племена.
Один из орлов снова в наших руках. Солдаты уважают эти достижения. Они
последуют за вами куда угодно. Послушайте, господин, и вы увидите.
Германик выглядел довольным.
Тулл был почти уверен, что он прав, но его нервы начали сдавать, пока
они блуждали среди рядов палаток Пятой когорты Двадцатого. Первыми на
их пути оказались шатры, принадлежавшие Четвертой центурии. Они
выглядели так же, как и линии всех остальных частей: в ближнем конце
большая палатка для трех младших офицеров и еще большая палатка для
центуриона; после этого десять палаток, каждая из которых использовалась
контубернием легионеров. Пробираться мимо палаток, принадлежавших
центурионам и другим офицерам, было самым рискованным – в силу своего
звания они склонны глазеть на прохожих больше, чем простые солдаты.
Однако им повезло – откидные створки всех больших палаток были
зашнурованы.
За пределами палатки первых легионеров все еще тлел костер. Вокруг
него, приподнявшись на локтях, лежали три фигуры в одеялах. Никто не
смотрел на Тулла и Германика.
— Говорю тебе, Секст, ты подцепил какую-то гадость от одной из тех
шлюх, которых постоянно посещаешь. — Сказал ближайший к палатке
человек.
— Кажется, что ты мочишься крошечными черепками керамики, это
неправильно, — добавил один из его приятелей. — Ты жаловался на это еще
до того, как мы покинули Ветеру.
Тулл взглянул на третьего человека, чье несчастье было очевидным. —
Что я должен делать? — запротестовал он.
— Сходи к хирургу, — настаивал первый мужчина.
— Я буду посмешищем центурии, — сказал огорченный солдат.
Тулл знал, что будет сказано дальше, и вынужден был сдерживать
смех, когда второй легионер прорычал: — Ты уже им стал, Секст!
— Распространены ли… жалобы такого рода? — спросил Германик, как только они отошли на безопасное расстоянии.
132
— Да, господин. Мужчины есть мужчинами, а в борделях всегда
больше народу перед началом кампании. Соответственно возрастает риск
подхватить болезнь.
— Я понятия не имел. — Германик казался скорее ошеломленным, чем
раздраженным.
— Нет причин, по которым вы должны это знать, господин. Такие, как
я и мои младшие офицеры – и, конечно же, хирурги – должны справляться с
недомоганиями и болезнями. Этот человек сможет сражаться завтра, не
бойтесь.
— Как ты можешь быть уверен?
Тулл издал мрачный смешок. — Существует не так много вещей, к
которым солдат не могла бы подтолкнуть виноградная лоза, господин.
Человек действительно должен быть болен, прежде чем центурион отпустит
его в лазарет.
На этом этапе они миновали еще две палатки, а на следующем их
обитатели удалились на ночлег. Мужчины пятой и шестой палаток собрались
вокруг единого костра, играя в кости и распивая вино. Один заметил Тулла и
Германика и воскликнул: — Эй, друзья! Хотите попытать счастья в кости?
— Мой кошель пуст, — проворчал Тулл, как он слышал это от своих
людей бесчисленное количество раз. — И моего брата.
— День выплаты всегда слишком далеко, а? — сказал солдат, дружески
помахав им рукой и повернувшись к своим товарищам.
— Интересно, Германик играет в кости со своими штабными
офицерами, — сказал легионер ближе к огню.
— Если да, то он использует ауреи, — закричал другой.
Германик напрягся, и Тулл взял его за локоть. — Продолжайте идти, господин, — прошипел он. К его облегчению наместник подчинился.
— Он не тратит свой вечер впустую, как мы, бедные дураки, —
возразил говоривший с ними солдат. — Германик уже укутался в свои
одеяла, чтобы хорошенько выспаться перед завтрашней битвой.
По собравшимся прокатился гул одобрения, посыпались комментарии.
— Германик – хороший полководец, и в нем нет ни манеры, ни напускной
чванливости, не то, что у некоторых.
— Он также спокоен –когда сегодня батавы получил по шее, он не
запаниковал.
— Если завтра будет битва, мы преподаем этим дикарям урок, который
они никогда не забудут, — заявил один из легионеров. — Германик будет
нами гордиться.
— Видите, господин? — прошептал Тулл. — Они высоко ценят вас.
На лице полководца расплылась широкая улыбка. — Похоже на то.
133
После часа блужданий по лагерю стало ясно, что настроения других
солдат ничем не отличались. Даже ауксиларии рвались в бой, горя желанием
отомстить воинам, убившим так много их сородичей. Вернувшись в палатку
Германика, до них дошли слухи о германских воинах, говорящих на латыни, которые подъехали к стенам, предлагая часовым землю, женщин и деньги, если они перейдут на другую сторону. Германик рассмеялся, когда гонец
сообщил ему ответ часовых: что они возьмут жен и землю воинов себе, но в
качестве военных трофеев. Отпустив тогда Тулла, он ничего не сказал о
своих намерениях на следующий день.
Любопытство Тулла стало непреодолимым, и поэтому, глубоко
вздохнув, он спросил: — Мы будем завтра сражаться с Арминием, господин?
— Приказы будут отданы на рассвете.
— Да, господин, — сказал Тулл, борясь с разочарованием.
Отсалютовав, он ушел.
Он миновал двух преторианцев и уже был на полпути к соседней
комнате, когда Германик окликнул его. — Спокойной ночи, Тулл. Смотри, чтобы твой клинок был острым к утру.
Глава XIX
Арминий кипел. Его настроение было скверным с тех пор, как
удрученный Гервас вернулся посреди ночи, а его миссия потерпела полный
провал. На рассвете, настроение Арминия неуклонно ухудшалось. Теперь
ему потребовались все усилия, чтобы сохранять добродушное выражение
лица, когда он подбадривал воинов, отступавших через Висургис. «Они
опоздали на несколько часов», — размышлял он. Как он подчеркнул вождям
накануне вечером, их лучший шанс на успех – атаковать римские лагеря под
покровом темноты. В предрассветный холод большинство легионеров крепко
спали, а часовые оцепенели от усталости. «И все же они здесь», — подумал
он, яростно взглянув на положение солнца высоко над головой после
полудня.
Его собственные херуски, конечно, были готовы в назначенное время, но другие племена не появились на условленном месте вне своего лагеря.
Арминий стиснул зубы. Он выждал некоторое время, позволив своим
союзникам воспользоваться сомнениями. Как только он понял, что они не
придут, и послал людей на разведку, больше часа было потеряно. Было
потрачено время на поиск палаток вождей в раскинувшемся лагере и еще
больше на то, чтобы их разбудить. Отстающие были завернуты в свои плащи
– один вождь бруктеров с застенчивым лицом даже признался, что сегодня он
и другие провели ночь, выпивая за свою победу. Неудивительно, что многие
из их воинов поступили так же. «Хорошо, что вмешался Мело, — подумал
134
Арминий, — и помешал ему напасть на слабоумного бруктера». Такая
реакция привела бы к тому, что его альянс раскололся бы в тот же день.
Было бессмысленно даже приближаться к римским лагерям. Если
только часовые не были слепы и глухи, любой шанс на внезапное нападение
исчез несколько часов назад. Едва ли имело значение добрался ли изгнанный
пьяница-хатт до Германика или нет. Но вожди, смущенные тем, что не
смогли встретится в назначенный час, настояли на попытке. Потеряв
контроль, Арминий громко обругал их задолго до того, как воины ушли. Он
глубоко вздохнул. Атака была отменена в тот момент, когда во вражеских
лагерях прозвучал сигнал тревоги. Жертв не было
Однако неужели он только что передал преимущество Германику?
Громкие возгласы легионеров, когда его воины отступали, были слышны
здесь, у реки. Вожди, которых он отчитывал, избегали его взгляда или