человеком, в прекрасную кольчугу и железный шлем, снятый с трупа
старшего вождя ангривариев. На кольчуге были пятна крови, а на макушке
шлема виднелась длинная вмятина в форме лезвия. Через левое «плечо» была
накинута перевязь; с него свисал меч в окованных серебром ножнах. Два
шестиугольных щита, оба расколотые, были прикреплены к левой «руке». У
основания насыпи были свалены десятки шлемов, мечей и щитов. Отверстие
в его верхней части было готово. Линии веревки тянулись от вертикальной
секции.
Несмотря на усталость Пизон и его товарищи выглядели бодрыми, готовыми поднять конструкцию в воздух. Сотни легионеров и офицеров
были рядом, желая стать свидетелями первого празднования их триумфа над
силами Арминия. Десятки связанных пленных германцев, многие раненые, стояли на коленях рядом.
Лязгающий звук заставил Тулла повернуть голову. Фенестела, отсутствовавший какое-то время, вышел из толпы, волоча за собой обрывки
цепей. Его сопровождали четыре легионера, обремененные таким же грузом.
— Что, во имя Аида, это такое? — спросил Тулл.
— Цепи, командир, — как всегда шутливо ответил Фенестела. —
Много цепей.
— Я это вижу, — пророкотал Тулл, не обращая внимания на
сдавленный смех своих людей. — Не хочешь объяснить?
— Я пошел на разведку в деревья, командир, убедиться, что все враги
разбежались, — сказал Фенестела. — Я нашел цепи примерно в четверти
мили отсюда вместе с едой и водой, припасами и так далее.
— Думаешь, варвары хотели использовать их против нас?
— Да, все выглядит именно так.
157
— Наглые гребаные дикари! — Тулл схватил кусок цепи и высоко
поднял ее. — Видите это, братья? Это хотели использовать херуски, чтобы
связать нас после того, как победят!
Последовавшие за этим взрывы гневных криков, свиста и оскорблений
вскоре превратились в скандирование «ТУЛЛ!» и «ГЕР-МА-НИК!»
— Как нельзя кстати, вот и он — сказал Тулл, услышав всадников. —
Ваш наместник идет! — взревел он.
— ГЕР-МА-НИК! ГЕР-МА-НИК! ГЕР-МА-НИК! — Возгласы стали
оглушительными.
Ближайшая к Висургис толпа расступилась, позволив группе всадников
проехать галопом. Их возглавлял Германик, а за ним следовали Цецина, Туберон и многие старшие армейские командиры. Тулл и Фенестела
вытянулись по стойке смирно и отдали честь.
Почти такой же грязный, как и солдаты, и весь в поту, Германик
продолжал выглядеть отчасти военачальником, отчасти – победоносным
вождем. — Этот триумф принадлежит Тиберию, Туллу, а не мне, — сказал
он, улыбаясь, показывая, что, несмотря на свои слова, ему приятно
признание.
Далеко в Риме Тиберий еще даже не знал, что эта битва состоялась. Он
никогда не имел ничего общего с армией Германика – это знали все. Речь
шла о политике, но Тулл знал свое место. — Как скажете, господин. Он
жестом успокоил солдат и воскликнул — ТИ-БЕР-ИЙ!
На ближайших лицах отразилось удивление, затем пришло осознание.
— ТИ-БЕР-ИЙ! — кричали солдаты. — ТИ-БЕР-ИЙ!
Германик едва заметно одобрительно кивнул и соскользнул со спины
лошади. Слуга взял поводья. Поманив Тулла и Фенестелу, полководец
зашагал осматривать курган. Тулл получил огромное удовольствие от
гневного выражения лица Туберона – он ненавидел это признание Тулла со
стороны Германика. «Да пошел ты, Туберон», — подумал Тулл. «Ты
высокомерная шлюха».
Наклоняясь то тут, то там, Германик осматривал оружие и шлемы. Его
взгляд задержался на окровавленной кольчуге и потрепанном шлеме на
«теле».
Тулл был доволен тропеем, но теперь его охватила внезапная
нервозность. — Возможно, нам следовало получше обыскать поле боя, —
пробормотал он Фенестеле. — Там могли быть трофеи побогаче.
— Теперь ты ничего не можешь сделать, — последовал бесполезный
ответ Фенестелы. Он встретил косой взгляд Тулла с невинным выражением
лица.
158
— Прекрасное представление, — наконец прокомментировал
Германик. Он узнал Пизона и его спутников, которые ухмылялись, как
дураки.
С огромным облегчением Тулл взглянул на Германика. — Мне отдать
приказ, господин?
— Да.
— Поднимите его, братья! — воскликнул Тулл.
Пизон и его товарищи взялись за дело. Подняв крест, они вставили его
основание в отверстие на вершине кургана. Четверо мужчин положили его
себе на плечи так, чтобы он был почти параллелен земле, а Пизон и Метилий
встали напротив них. Взяв каждый по веревке, пара потянула на счет три.
Поддерживаемый снизу четырьмя солдатами, которые шли вверх по кургану, пока Пизон и Метилий поднимали его, крест вошел в основание.
Когда крест поднялся в вертикальное положение, поднялись бурные
крики. Энергичными руками Пизон и его спутники передвинули камни
вокруг основания креста, чтобы поддержать его. Закончив, они развязали
веревки и отошли.
Германик щелкнул пальцами, и писец поспешил вперед с пергаментом
из телячьей кожи. Когда Германик развернул его, воцарилась выжидательная
тишина – даже Тулл почувствовал прилив возбуждения.
— Этот алтарь был построен в честь сегодняшней знаменитой победы
и посвящен славе богов Марса, Юпитера и Августа. В этом месте германские
племена были разбиты – убиты тысячами. Херуски. Ангриварии. Марсы.
Сугамбры. Узипеты. Хатты. Бруктеры. Долгубнии – все побеждены армией
Тиберия Цезаря! — Германик огляделся, ловя взгляды одного человека за
другим. — Вы сделали это – все вы!
— ТИ-БЕР-ИЙ! ТИ-БЕР-ИЙ! ТИ-БЕР-ИЙ!
Германик с довольным видом слушал приветствия солдат.
Тулл украдкой посмотрел на старших офицеров. Цецина и остальные
казались счастливыми, но у Туберона было лицо, от которого молоко бы
свернулось. Все, что мог видеть этот придурок, думал Тулл, это его, стоящего рядом с наместником. Туберон не мог понять, что Германик
признавал достижения своих солдат, чем еще больше привязывал их к себе.
Крики легионеров постепенно стихли. Когда воцарилась тишина, Германик снова заговорил. — Наши потери сегодня были легкими, слава
богам. Пало менее тысячи наших солдат, а противник потерял более чем в
семь раз больше. Тяжелой потерей для нас стала смерть примипила Бассия из
Пятого легиона. Он был прекрасным офицером, прослужившим империи
почти сорок лет. Он никогда не будет забыт. Германик склонил голову, выказывая свое почтение.
159
Его копировали все, даже командиры.
Горе Тулла, сдерживаемое до сих пор, вырвалось наружу. «Покойся с
миром, Бассий, старый друг», — подумал он. Тулл уже решил сжечь тело
Бассия у основания тропея позже вечером. О погребении не могло быть и
речи. Местные племена, пришедшие осквернить алтарь, выкопают его и
изуродовали тело. Вместо этого Тулл и его люди будут смотреть, как пламя
поглотит тело Бассия, как это делали римляне в древности. Когда они
вернутся в Ветеру, у него будет красивая надгробная плита на дороге, ведущей из форта легиона, – об этом позаботится Тулл.
— Поскольку армия все еще находится в состоянии войны, Пятому
легиону нужен новый примипил.
Сердце Тулла подпрыгнуло в груди – Германик смотрел прямо на него.
— Я не могу представить лучшего офицера для этой должности, чем
центурион Луций Коминий Тулл.
Среди собравшихся солдат раздался громкий гул согласия. Туберон
выглядел так, будто проглотил осу.
Еще более смущенный, чем когда-либо, Тулл устремил взгляд на землю
перед ногами Германика.
— Подойди, центурион! — приказал Германик.
Тулл двинулся вперед, осознавая, что каждая часть его тела покрыта
пылью и запекшейся кровью. — ГОСПОДИН! — взревел он и вытянулся по
стойке смирно.
Взгляд Германика прошелся по наблюдавшим легионерам, а затем он
произнес — Властью, данной мне, я назначаю тебя примипилом славного
Пятого легиона.
Когда солдаты громко закричали в знак одобрения, Германик добавил
— Служи так же хорошо, как Бассий.
— Я сделаю все что в моих силах, господин!
— Я знаю, что ты это сделаешь, — сказал Германик с улыбкой.
— Одна просьба, господин. — Как бы рискованно это ни было, он
должен был ковать железо, пока горячо.
Германик поднял бровь. — Да?
— Я бы попросил перевести некоторых из моих людей в Первую
центурию, господин. Солдат, которые были в Восемнадцатом. — Тулл
облизал пересохшие губы.
— После того, от чего ты их спас, не мне вас разлучать. — На лице
Германика отразилось настоящее уважение. — Бери столько, сколько
пожелаешь.
160
— Спасибо, господин. — Слезы навернулись на глаза Тулла. Он думал, что вполне уместно, чтобы Пизон, Метилий и остальные его люди из
Восемнадцатого разделили с ним эту победу.
Глава XXIV
Пизон и его товарищи растянулись возле своей палатки. Было слишком
жарко, чтобы спать в тесноте душной палатки. Было уже поздно – с захода
солнца прошло несколько часов, но с поля боя они вернулись не так давно.
Разговор быстро затухал. Черно-белая бродячая собака, Макула, прирученная