— Все знают, что ты сделал, примипил. Ты герой. Отнеси орла
Германику, он будет ждать. — Размашисто взмахнув рукой центурион указал
в направлении позиции наместника.
Тулл взглянул на своих людей. Они улыбались от уха до уха.
Фенестела усмехнулся. Тулл улыбнулся – и громко расхохотался. Они
сделали это! Он расправил плечи, решительно кивнул центуриону и крикнул
через плечо: — За мной!
После этого прогулка прошла как во сне. В ушах Тулла звенело от
громких возгласов «Рим-победитель!» и «Германик!» Солдаты скандировали
«Восемнадцатый! Восемнадцатый!» от чего у него на глазах вновь
навернулись слезы. Когда они достигли Пятого, крики превратились в
«ТУЛЛ! ТУЛЛ»! Его сердце переполняло неожиданное признание, он кивал
в знак благодарности, пока у него не заболела шея. Он сделал глоток из
винного бурдюка, предложенного опционом, которого он знал в Двадцать
243
Первом, и принял хлопки по спине и похвалы от каждого встречного
центуриона. Тулл думал, что он лопнет от гордости. «Неудивительно, что
торжествующие полководцы имеют рабов, которые шепчут им на ухо, что
они всего лишь смертные люди», — подумал он.
Наибольшее признание Тулл получил от Германика. Не дожидаясь
приближения Тулла, он соскользнул с коня и шагнул ему навстречу, широко
расставив руки. — Это радостный момент! Рад встрече, Тулл.
Тулл поднял штандарт и вытянулся. — Господин!
Германик подошел совсем близко. Он благоговейно обвел пальцами
очертания головы орла и его поднятых крыльев. — Ты уверен, что он
принадлежал Восемнадцатому?
— Да, господин. — Тулл рассказал про царапину.
— Я рад. Однажды орел Семнадцатого вернется домой, но этот
штандарт заслуживает того, чтобы быть твоим. Прими мои поздравления.
— Если бы не вы, господин, ничего бы этого не случилось.
Германик ответил на похвалу, склонив голову. — А без таких солдат, как ты, я бы ничего не смог сделать.
Тулл покраснел, как безбородый юнец.
Германик хлопнул его по плечу. — Может, отвезем твоего орла
обратно в Ветеру?
— Да, господин! — По мнению Тулла, это было лучшим
предложением, которое он слышал в своей жизни.
Глава XLII
Прошло десять дней после неудачной попытки Арминия захватить орла
племени марсов, и его настроение было таким же мрачным, как нависшие
тучи. Сгущались сумерки, когда он стоял на берегу большого озера глубоко
на территории херусков. Неподалеку шли приготовления к долгожданной
церемонии. Молотки звенели, когда разбивались шлемы. Доспехи были
разрезаны, а древки копий сломаны. Привязанные лошади щипали чахлую
траву; юноши, наблюдавшие за ними, ждали, когда их позовут вперед.
Шестеро обнаженных, избитых заключенных – пятеро хаттов и один
римлянин — сидели в жалком молчании под охраной десятка человек. Те, кто пришел посмотреть – сотни воинов из разных фракций племени херуски
– расположились свободным полукругом вокруг жрецов, которые пели и
молились Донару.
Арминий не видел ничего из разворачивающегося зрелища, не
чувствовал укусов копошащихся мошек. Не сводя глаз с размытой границы
между небом и землей, он стоял неподвижно, как статуя. После поражения у
Ангриварианской Стены, смерти Мело и распада его союза дела шли все
244
хуже и хуже. Претерпевший унижение от Малловенда, а затем
перехитренный Туллом, он также потерял большую часть сотни воинов, которые были с ним в его миссии по захвату орла. Его унижениям, казалось, не будет конца. Над головой грянул гром, и Арминий зашевелился, бросив
гневный взгляд на иссиня-черное небо. «Что бы я ни делал, ты
оборачиваешься против меня, великий Донар. Почему»?
Шум продолжался. Свет вспыхнул глубоко в облаках. Один из жрецов
громко воскликнул: — Донар! — крик, который был с энтузиазмом
подхвачен его товарищами и толпой. Встревоженные песнопением, лошади
прижали уши и заметались взад-вперед. Понимая, что их время
приближается, заключенные съежились.
Хмурый взгляд Арминия стал жестче. Его призывы, набожность
жрецов и совершаемые жертвоприношения не имели бы значения. Бог грома
хранил молчание, как делал это очень часто. Было горько стоять здесь после
позорного поражения, легко думать, что Донар никогда по-настоящему с ним
не разговаривал. Возможно, ворон, который помог ему найти последнего
орла, искал свежее мясо, и ничего больше. Пожертвование собственной
жизни Тудрусом было пустым жестом, бессмысленным самоубийством, которому посодействовал жрец.
Арминий разозлился. Зачем возиться с этим надуманным ритуалом?
Собрав мокроту во рту, он попытался сплюнуть, но, несмотря на свой
подавляющий цинизм, не смог этого сделать. Мело сказал бы ему, что
испытывать терпение богов – плохая идея, и даже если никто из жрецов не
увидит, всеведущий Донар увидит. Горе хлестнуло Арминия при
воспоминании о его заместителе, похороненном недалеко от этого места. Его
похороны были великолепными, достойными воина его положения. Арминий
оставался у могилы еще долго после того, как другие скорбящие ушли.
Пойманный в черную бездну отчаяния, он хотел поменяться местами с Мело, но горячее желание отомстить Германику, его легионам, Малловенду
удержало его. Это, а также тот факт, что Мело, каким кровожадным он ни
был рассмеялся бы в лицо Арминию за то, что тот предпочел умереть, а не
продолжать.
Одна только эта движущая эмоция не могла обеспечить успех. Как и
его харизма. Нравится ему это или нет, но он все еще нуждался в помощи
Донара. Кислое выражение исказило его лицо. В этот самый момент бог
грома прислушивался к его мыслям и смеялся. Всемогущие, всевидящие и
всезнающие божества были довольны собой. Люди служили простыми
игрушками, их мелкие желания игнорировались. Таков порядок вещей, сказал себе Арминий. Боги такие, какие они есть. Сохраняй веру достаточно
долго, принеси им множество жертв, и они смогут исполнить твои желания.
245
— Время пришло, — раздался голос.
Арминий обернулся. Старый жрец, морщинистое существо с редким
седыми волосами, стоял рядом с алтарем, большой плоской каменной плитой
у кромки воды. Выбоины и темные пятна на его поверхности служили немым
свидетельством, что его часто использовали. Неподалеку была возведена
деревянная платформа, а на земле у одной из ее сторон стоял большой
бронзовый котел. Жрецы и послушники столпились вокруг, держа наготове
ножи и веревки. Несколько пленников начали причитать. Арминий не
испытывал к ним жалости. Все, что имело значение, – это чтобы Донар был
доволен дарами.
Первыми умерли лошади. Одну за другой их вели к алтарю, где им
перерезали глотки. Кровь собирали в деревянные ведра, часть крови
наносили на лица заключенных. Послушники вылили остаток на каменный
алтарь и в озеро. Большое красное пятно расползлось по поверхности, окрашивая воду. Арминий думал о солдатах карфагенского полководца
Ганнибала у Тразименского озера более двух столетий назад. С помощью
Донара он мог бы однажды сделать то же самое.
Гервас появился рядом с ним, когда заключенных заставили встать. —
Их должно было быть больше.
— Ты правильно сделал, что взял с собой шестерых, — сказал
Арминий. После столкновения с солдатами Тулла он меньше всего думал о
пленных. Гервас, решительный и упрямый, настаивал на том, что это
хорошая идея, пока они ехали на восток. Усталый, промокший до костей, с
упавшим духом, Арминий разрешил ему выйти ночью с несколькими
мужчинами. Результатом стали полдюжины пленников: побежденные
часовые и несчастные, отбившиеся от патрулей, чтобы ответить на зов
природы. «Их жизни станут прекрасным подношением богу. Надеюсь», —
подумал он.
Гервас кивнул.
Хаттов отогнали к основанию платформы. Единственный среди своих
собратьев, кто презирал смерть, великан предложил себя ожидающему
жрецу. Он улегся на плоскую поверхности и заглянул в бронзовый котел.
Арминий почувствовал тайное восхищение – он не мог представить, что так
легко подставит свое горло под нож палача или позволит аколиту схватить
его за волосы. Повисла тишина, когда жрец нараспев попросил Донара
принять жизнь пленника.
Плавно жрец отвел руку с клинком и перерезал хатту горло. Тело
мужчины сильно дернулось, его ноги оторвались от платформы. Кровь
хлынула алым потоком, заливая котел. Из толпы донеслись благоговейные
выкрики. Послушник поддерживал поднятую голову трупа, открывая
246
кровеносные сосуды. Время шло. Только после того, как поток крови
уменьшился до капель, жрец снова пошевелился. Опустив руку со
скрюченными пальцами в котел, он покрутил ее в крови.
Как он может видеть что-либо, кроме красной жидкости и пены?
Арминий задумался, но суеверие заставило его промолчать.
Труп откатили к краю платформы, позволив жрецу вскрыть живот.