Вскоре для осмотра были выложены блестящие петли серо-розовых кишок.
Жрец провел по ним руками, губы шевелились в безмолвном разговоре. — Я
не вижу признаков болезни, — наконец объявил он.
— Ааааа, — раздалось в толпе.
Дураки. Арминий не мог остановить эту мысль.
— Он был храбрым человеком, — сказал жрец. — Его кровь чиста. Его
кишки здоровы. Знаки хорошие.
— Ничего такого, чего бы я не мог сказать сам, — пробормотал
Арминий. Он заметил шокированное выражение лица Герваса. — Это
правда. Воин вызвался умереть первым. У него красная кровь, и она текла
быстро. Он был молод и здоров, так что его кишки в порядке.
Гервас покачал головой. — Ты рискуешь разозлить не только Донара, но и других богов.
Арминий ничего не сказал.
Пропитанная кровью церемония продолжалась. Четверо оставшихся
хаттов погибли один за другим. Двое плакали, как побитые дети, когда их
тащили к краю платформы, и их успокоил только острый клинок жреца. Их
кровь была объявлена кислой, а их кишки нечистыми. Донара попросили
простить их трусость.
Отбросив цинизм, Арминий не мог не надеяться, что последняя пара
воинов достойна встретят свою смерть. Облегчение наполнило его грудь, когда они сделали именно это, молча, с стиснутыми челюстями и гордыми
лицами. Громким голосом жрец объявил предзнаменования, которые он
видел в их крови и внутренностях, благоприятными. — Донар доволен! —
сказал он, вызвав яростные одобрительные крики толпы.
Римского пленника тащили последним. «Вот он, один из злейших
врагов его народа», — подумал Арминий, один из тех, кто вырезал тысячи
поклоняющихся Донару. Бог грома должен был одобрить его смерть.
Арминий с удовлетворением наблюдал, как римлянин показал свою
храбрость, поднявшись по ступенькам на платформу, пренебрегая руками
послушников. Однако через мгновение заключенный отказался ложиться.
Старший послушник отдал приказ, но тот, казалось, не слышал.
Разозлившись, жрец уставился на римлянина со своего места у котла. —
Вниз! — приказал он.
247
— Никогда, — последовал ответ на латыни. — Ублюдок.
Арминий почувствовал надвигающуюся опасность, но был слишком
далеко, чтобы остановить то, что произошло дальше.
Оскалившись, римлянин отвел правую ногу назад и ударил жреца
ногой по лицу. Его подбитая гвоздями калига разбила зубы, сломала кость.
Кричащий жрец отлетел назад, столкнувшись с алтарем. Он упал и с глухим
стуком ударился затылком о камень. Обмякший, он соскользнул с алтаря и
остался лежать, сплетя конечности. Мертвый.
С Гервасом, следовавшим за ним по пятам, Арминий бросился к
платформе. — Схватить его!
Потрясенные послушники схватили смеющегося римлянина, который
не сопротивлялся.
Арминий проверил на шее старика пульс. — Его больше нет, —
прорычал он первому подошедшему жрецу, более молодой бородатой версии
своего умершего предшественника.
— Это плохой знак, — произнес молодой жрец.
Арминию хотелось перерезать его тощее горло. Ситуацию надо было
спасать. Страх распространялся среди наблюдающих – он видел это. Понизив
голос, он сказал: — Скажи им, что несчастье, вызванное смертью старика, будет смыто жертвоприношением римлянина.
Бросив на него потрясенный взгляд, жрец сказал: — Не мне
предсказывать будущее. Я могу говорить только о том, что вижу в крови и
внутренностях пленника.
— Ты можешь говорить все, что тебе нравится, — прошипел Арминий
уткнувшись в лицо жреца. — Думаешь, я этого не знаю?
Жрец, покраснев отступил на шаг назад. — Святотатство!
Арминий заколебался, но лишь на мгновение. Он подумал, что нужно
сказать что-то положительное, раз римлянин будет отправлен в подземный
мир. По его крови и органам нужно прочитать хорошие предзнаменования.
Если этого не сделать, боевой дух его воинов резко упадет. Они могут даже
отказаться сражаться с легионами весной. Он не мог – не хотел – допустить, чтобы это случилось с его собственным народом. Арминий отказался от
осторожности. — Слушай, дурак. Римлянин умрет медленно и мучительно.
Ты скажешь воинам, что Донару нравится его агония. Когда его кровь
хлынет в котел, она испарится от ярости бога на жестокость империи. Его
органы будут здоровы, и это предвещает поражение Рима от наших рук.
Жреца не собирался сдаваться. — А если я этого не скажу?
— Ты умрешь в своей постели. Может быть, не сегодня, но это
произойдет – и ты потеряешь свои яйца до того, как тебе перережут горло. —
Серые глаза Арминия впились в испуганные глаза жреца. — Понимаешь?
248
Последовал резкий кивок.
— Хорошо. — Арминий широко ухмыльнулся послушникам, удерживающим римлянина. — Мы решили, как лучше умереть этой
мерзости. Сначала вскройте ему живот. Затем возьмите его глаза. После
можете сломать ему руки и ноги.
Отвлекшись, послушники повалили пленника на помост. Он брыкался
и сопротивлялся, но безрезультатно.
Арминий скрестил на груди руки. «Я делаю это для тебя, великий
Донар», — подумал он. «Прими страдания и смерть этого римлянина как
начало того, что я предлагаю. С твоей помощью я соберу еще одно войско из
племен и уничтожу Германика...»
— Что, во имя всех богов, это было? — Гервас говорил шепотом.
Арминий слегка пожал плечами. — Я хотел убедиться, что будут
раскрыты правильные предзнаменования.
— Ты не можешь этого сделать!
Арминий обуздал себя. — Мне нужно, чтобы мои люди были уверены
в моем руководстве, а не напуганы тем, что какой-то идиот-жрец не видит, что их ждет. С их копьями за моей спиной я смогу создать еще один союз для
борьбы с Римом.
— Ты не единственный, кто может объединить племена!
— Никто другой не способен на это. — Арминий бросил на Герваса
испепеляющий взгляд. — Никто другой не способен победить легионы. —
Если бы он был внимательнее, то снова увидел бы странное выражение, промелькнувшее на лице Герваса, когда они искали тело Мело, но Арминий
был увлечен своим энтузиазмом, всепоглощающим желанием победить
империю.
Предзнаменования на будущее будут хорошими, думал он, слушая
крики римлянина. Весной племена снова присоединятся к херускам, и когда
легионы Германика переправятся через реку, победа будет за ними.
Арминий чувствовал это нутром.
249
Глава XLIII
Прошел месяц с тех пор, как армия вернулась за Ренус, и осень
полностью захватила землю. Утро было прекрасным, но сырым и
прохладным. В тенистых местах роса держалась до полудня. Сумерки
опустились рано. Листья на деревьях стали красно-золотыми, а кусты были
отяжелели от ежевики и раннего терна. Штормы и дождливая погода были
обычным явлением. Сегодняшний день был типичным: холодно, серо и
пасмурно, с частыми ливнями.
Тулл был в центре небольшой процессии, ведя остальных скорбящих к
главным воротам форта. Он был польщен, когда товарищи Пизона попросили
его взять на себя ответственность за церемонию.
Впереди шли два легионера в простых туниках и металлическими
поясами, стражники, которые в случае необходимости расчистили бы им
дорогу. Они несли дубинки вместо топоров в связке прутьев, которые носили
ликторы, маршировавшие на похоронах богачей. Затем пришла пара
музыкантов, трубачей из центурии Тулла. Было нормальным иметь и
флейтистов, но мнение Метилия о том, что им не место на солдатских
похоронах, возобладало. Одни только резкие звуки труб сопровождали их на
печальном пути от казармы.
В Тулле снова вспыхнула скорбь. Это были не настоящие похороны; тело Пизона лежало в сокрытой могиле глубоко в Германии. Не имея
возможности отметить его смерть более чем простым способом, он и
товарищи Пизона поправляли дело этим актом памяти. Не было наемных
плакальщиц, женщин с выкрашенными в белый цвет лицами, которые
рыдали бы и рвали на себе волосы в притворной печали по поводу кончины
Пизона – среди солдат это не было принято, – но Тулл заказал три восковые
посмертные маски, изображающие Пизона, его деда и прадеда. Они не
отличались лучшим сходством с Пизоном, не говоря уже о его давно
умерших предках, но сойдут. «Боги поймут», — подумал Тулл.
Позади музыкантов солдат нес маску Пизона. Он постоянно отпускал
непристойные шутки и вел себя как дурак, при этом отгоняя злых духов. У
Пизона не было ни рабов, ни вольноотпущенников – они были бы
следующими в процессии. Следом шли солдаты, выдававшие себя за его деда
и прадеда, в восковых масках скрывая свои лица. Хотя тела для захоронения
не было, Тулл заплатил за резной каменный гроб, достаточно большой, чтобы вместить некоторые личные вещи Пизона и подношения, сделанные
его товарищами и друзьями. Его везли на повозке, запряженной волами, в
сопровождении еще четырех солдат с флангов, впереди Тулла, Фенестелы, 250
Метилия с Макулой на поводке, Дульция и остальных товарищей Пизона из
Восемнадцатого легиона. Десятки солдат из Пятого шли в тылу.