Задержанных загнали в товарные вагоны, и переполненный живым грузом эшелон, охраняемый гитлеровскими солдатами и овчарками, ушел на запад, в неметчину.
Лидия Михайловна узнала о том, что Костя попал в облаву, лишь после того как эшелон покинул Киев.
Косте все же удалось выпрыгнуть в открытую дверь вагона. Больно ударившись о землю, он в первые минуты не шевелился. Затем убедился, что руки, ноги целы, и пошел подальше от насыпи.
Долго добирался мальчуган до своего дома. Идя на восток, он все отчетливее слышал канонаду, все чаще пролетали над ним самолеты со звездами на крыльях. Это радовало мальчугана.
Прежде всего Костя отправился к старому колодцу. Здесь все было в порядке — знамена целы! Он вынул их из колодца и забрал с собой.
Домой Константин пришел таким худым и оборванным, что мать с трудом узнала его. Киев уже был освобожден от фашистов, и горожане сбивали последние таблички с немецкими названиями улиц. Из Киева уходили последние воинские части, освобождавшие город. Все время Костя проводил на улицах, всматриваясь в лица солдат, в надежде встретить знакомых бойцов, оставивших на сохранение знамена своих полков. Потеряв всякую надежду на встречу, Костя решил отправиться к военному коменданту города и сдать ему знамена.
Вечером он поведал матери свою тайну. А утром следующего дня в чистой рубахе и с пионерским галстуком, с заветным свертком в руках он подошел к дежурному по комендатуре.
— Мне нужно видеть коменданта города, — решительно проговорил мальчуган.
В этот момент одна из дверей открылась и оттуда вышел полковник Ивашкин. Услышав просьбу вихрастого паренька, он приветливо пригласил его в кабинет:
— Заходи. Что тебя привело ко мне?
Ни слова не говоря, Костя распорол перочинным ножом просмоленную мешковину и вынул оттуда два алых шелковых знамени с вышитыми золотом словами: "Стрелковый полк…" Протягивая их коменданту Киева, сказал:
— Возьмите. За ними обещали зайти два бойца, но что-то, видно, случилось… Я долго хранил эти знамена…
Полковник с изумлением смотрел то на белобрысого парнишку, то на знамена.
— Откуда они у тебя?
Костя стал рассказывать историю Боевых знамен, а полковник, затаив дыхание, внимательно слушал юного патриота.
— Спасибо тебе, Костя! Ты настоящий герой! Об этом должны узнать все киевляне! — сдерживая волнение, проговорил полковник, горячо пожимая мальчишескую руку.
11 июня 1944 года на центральной площади Киева были выстроены части, уходившие на фронт. Им вручили те самые знамена, которые сберег Костя Кравчук.
Здесь же, перед строем, был зачитан Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении Константина Кравчука орденом Красного Знамени. В Указе говорилось:
"За сохранение двух полковых знамен частей Красной Армии в период оккупации города Киева наградить школьника Кравчук Константина Кононовича орденом Красного Знамени".
В этот торжественный день Костя был в центре внимания воинов и гражданского населения, взрослых и ребят. О нем говорили всюду. А счастливый тринадцатилетний подросток, едва успевая отвечать на множество вопросов, все время поглядывал на грудь, где празднично сверкал орден Красного Знамени.
Воинскую службу Костя Кравчук начинал после войны юнгой учебного отряда Черноморского флота, а уйдя в запас, пошел работать на киевский завод "Арсенал". Там он работает и ныне. Именем Кравчука названа одна из школ города Харькова.
ВСПОМИНАЮТ ПИСАТЕЛИ
Алесь АДАМОВИЧ:
…война помнится как огромный отрезок жизни, такой же бесконечной, как детство. Возможно, потому, что у моего поколения детство и война вошли, вогнаны одно в другое. (…)
Тогда, в годы войны, было мне 14–17 лет, и что ни говори, а все окрашивалось определенным юношеским легкомыслием — по отношению к своим (да и чужим порой) бедам. Это тоже правда психологии, возраста, времени, и я, как мог, старался ее передать в первых своих романах.
Константин СИМОНОВ:
Московские подростки зимы 41 и 42 года! (…) Они были тоже защитниками Москвы, как и их взрослые братья, сестры, отцы.
Юлий ВАНАГ:
…Подмосковные бои. Гитлеровцы уже отброшены за Клин. Мы отбили у них Наро-Фоминск. Выкуриваем из каждой деревни, из каждого населенного пункта. И вот новогодняя ночь, ночь на 1 января 1942 года. (…) Получен приказ: двум полкам и минометному батальону нашей латышской дивизии "просочиться" через линию фронта и ударить по врагу, захватившему город Боровск, с тыла.
Вёл нас местный паренек, хорошо знавший каждый овраг и лощину, каждую рощицу и перелесок. Стоял лютый мороз — до сорока градусов. Мы шли гуськом, длинной вереницей, брели без шума и на ходу засыпали… Дальше были бои, в результате которых город Боровск был освобожден, противник отброшен далеко на запад.
Навстречу подвигу
В Великой Отечественной войне советская молодежь проявила высокое сознание своего долга перед Родиной и несокрушимую волю к разгрому врага. Она явилась достойной преемницей героических традиций нашего народа, боевых традиций партии большевиков.
Из Приветствия ЦК ВКП(б) в день двадцатипятилетия ВЛКСМ
Яков ЛОЙКОСЕРЖАНТ В ОДИННАДЦАТЬ ЛЕТ
Семья Полянских жила в поселке Сурское Ульяновской области. Когда напали на нашу Родину фашисты, Стасику было семь лет.
Отец — политработник — воевал на Западном фронте. Добровольно ушел на фронт и семнадцатилетний брат Геннадий. Стасик тоже мечтал попасть на фронт, бить фашистов: "Буду партизаном или разведчиком!" — решил он.
И восьмилетний мальчик сбежал из дома.
Как "сироту", его то и дело определяли в детские дома. Но он там долго не задерживался. Два-три дня — и опять в дорогу. Его целью был фронт.
На запад беспрерывным потоком шли воинские эшелоны. Стасик слезно просился, но его не брали. Как-то в сторону фронта направлялся воинский эшелон с кавалерийской частью. Мальчик тайком от часовых спрятался на одной из платформ между тюками прессованного сена. Солдаты разоблачили "зайца", но сжалились над "сиротой". В пути кормили его, тронутые выдуманной малышом легендой: "Мама умерла, папа на фронте…"
Был январь сорок третьего года. Стасик переживал первые солдатские невзгоды. Пронизывающий холод заставлял его в такт колесам выстукивать зубами дробь.
Однажды, проснувшись ночью, он увидел, что эшелон стоит на полустанке. Над головой сверкали холодные звезды. Кругом ни души, тихо. Слышалась канонада. Мальчугану стало страшно. Он вспомнил маму.
Одиночество его страшило больше отдаленной стрельбы. "Куда девались солдаты?" — размышлял он. Следы от повозок и отпечатки лошадиных копыт на снегу уходили в сторону фронта. Стасик шел долго, пока колючий морозный ветерок не донес до него резкий запах хлеба. Мальчик почувствовал голод. Он подходил к украинскому селу, то и дело втягивая в легкие аромат свежего хлеба. Запах привел его к полевой армейской хлебопекарне (ее называли тогда ПАХ).
На территории ПАХ он увидел девушек в военной форме. Они с любопытством рассматривали грязного, давно не стриженного оборвыша. "Кто он? Откуда?" — интересовались все. Ответ был заученный: "Из Ленинграда, мама умерла, папа на фронте…" Девушки с материнской лаской отнеслись к пареньку. Обмыли, накормили, а потом одели его в форму офицера Советской Армии, нацепив ему погоны старшего лейтенанта. Начальник армейской хлебопекарни, худощавая, еще молодая женщина, была лейтенантом. Но девушки, отдавая предпочтение единственному "мужчине" в их коллективе, единодушно "присвоили" Станиславу "старшего лейтенанта".
Девчата выполняли тяжелую мужскую работу, сутками не отходили от печей. Фронт требовал хлеба. Бесконечной вереницей машины, подводы шли за хлебом. Со многими солдатами Стасик завел дружбу. Фронтовики подарили ему боевой нож, пистолет, обещали взять на передовую.
Погоны старшего лейтенанта Стасик носил недолго, сам потом сменил их на погоны рядового. Стал понимать, что для настоящих солдат он вроде игрушки. При встрече фронтовики шутя козыряли ему, прося разрешения как у старшего по званию обратиться к начальнику ПАХ.
Армейская хлебопекарня находилась в двух десятках километров от передовой. Стасик часто слышал отдаленные громовые раскаты боя и решился…
Однажды ночью он забрался под брезент груженной хлебом машины и вскоре был на передовой. Его хотели вернуть в ПАХ, но мальчишку невозможно было ни уговорить, ни поймать. Он кочевал по передовой из одной части в другую. Наконец по приказу старшего командира 6 февраля 1943 года он был зачислен в разведвзвод 37-го полка 5-го Донского казачьего корпуса. Солдат здесь называли казаками, его, Стасика, — казачонком. Как и всем, ему дали лошадь.
Воспитанник Советской Армии, которому не было еще девяти лет, стал разведчиком. Одетый под деревенского мальчугана, он ходил в тыл врага с котомкой за плечами. У него уже было боевое задание: запоминать, где, что и сколько.
Немцы почти не обращали внимания на плохо одетого, вихрастого мальчика. Встречая его, угощали подзатыльником.
Стасик стал не по-детски серьезным, особенно после того, как увидел тела повешенных мирных советских людей, сожженные дома, испепеленные села.
Когда бои шли уже на территории Венгрии, у озера Балатон, Стасик был ранен осколком мины в бедро. Его отправили в госпиталь в город Секешфехервар. Этот город юному воину запомнился на всю жизнь. На его глазах здесь разыгралась кровавая трагедия.
Советские войска вынужденно оставили Секешфехервар. Эвакуировать раненых полностью не успели. Фашисты ворвались в госпиталь. Они зверски уничтожили всех тяжелораненых, выкидывая их прямо из окон на мостовую. В живых остался один Станислав Полянский. Своей жизнью он обязан молодой венгерской женщине, которая, рискуя собой, на руках вынесла беспомощного мальчика из госпиталя. Она прятала Стасика у себя до тех пор, пока наши войска не выбили гитлеровцев из города. Как ее звать, кто она, Полянский не знает, но помнит, что она жила где-то недалеко от госпиталя. Возможно, была санитаркой…