Кровопролитные бои на Балтийском море. Грохот взрывов, гул падающей воды, завывание "юнкерсов" над головой, горящие вражеские корабли, гибель товарищей… Он узнал этот страшный военный ад, но ни разу не дрогнула его рука, не сжалось трусливо сердце. Он участвовал в боях под Ленинградом и Петрозаводском, Таллином и Кёнигсбергом.
Тяжело раненный, однажды тонул в ледяной воде Балтийского моря, но держался на воде из последних сил до тех пор, пока к нему не подоспел на помощь советский катер.
Лежа в госпитале, Игорь твердо усвоил одно: выжить — значит снова встать в строй, значит снова сражаться за Родину, за те самые идеалы, которые носила в сердце его мать, которые стали дороги ему самому. И он выжил. И тогда в первый раз сложились у него стихи о мести врагу, о любви к Родине, о верной фронтовой дружбе. С болью в душе он записывал в тетрадь слова о гибели друзей:
Они все геройски пали в огне
Под гром орудийных
раскатов.
Но долго являлись
фашистам во сне
Призраки в черных
бушлатах…
Проходит год за годом. Многое меняется на земле, но неизменной остается память. Нет теперь в живых бывшего юнги Игоря Морозова. Видно, сказались старые раны, и в августе шестьдесят девятого года его не стало.
Горько стоять матери над могилой сына и, плача, вспоминать каждую строчку его писем, его стихов, его горячих слов любви, обращенных к ней. Но она знает: сын шел по ее стопам, он у нее учился нежности и ненависти, привязанности к друзьям и непримиримости к врагам. Он живет в ее днях и ночах, в ее заботах и беспокойстве, и даже шепот листвы — это шепот его сердца. Висит, обрамленный черной лентой, его портрет на стене маленькой материнской комнаты. Сын как живой на этом портрете. И порою кажется: вот-вот заскрипит и откроется дверь, войдет Игорь и весело скажет: "Ну видишь, мама, я же вернулся. Я не мог к тебе не вернуться…"
И снова строчки письма:
"Алеша! Я жду тебя к нам в гости. Когда ты приедешь, я передам тебе для музея юнг ВМФ документы, орден и боевые медали Игоря, фотографии… Я знаю, что во Дворце пионеров имени В. П. Чкалова, где создается музей, все сохранят. И бывшие юнги возьмут на себя обязанность увековечивать ратные дела тех, кого уже нет с ними. А верными помощниками у них будут пионеры, красные следопыты.
Приезжай, Алеша. Привет маме и всем родным.
С уважением А. Морозова".
Пионеры Дамковской средней школы. Московская область, город СерпуховГОНКА НА ФРОНТОВОЙ ДОРОГЕ
Алеша Чхеидзе по комсомольской путевке в шестнадцать лет добровольно ушел на фронт. Он стал разведчиком и участвовал во многих операциях на Черном море и Дунае. Был тяжело ранен: потерял зрение, почти потерял слух, лишился кистей обеих рук и получил серьезное повреждение ног. Врачи направили матроса в наше родное местечко Данки. Здесь, в госпитале, и познакомились с ним ребята из нашей школы.
Шли годы, Алексей Чхеидзе стал большим другом пионеров. Однажды он рассказал о своей мечте: собрать бойцов отряда "Бороды" — так прозвали в войну их отряд, потому что командир носил длинную бороду.
Семнадцать лет следопыты нашей школы вели поиски. Удалось разыскать всех бойцов отряда! Алексей Чхеидзе передал собранный ребятами материал и адреса писателю Стрехнину, который написал книгу "Отряд "Бороды". Эту книгу во всех классах нашей школы читают вслух. Боевые дела разведчиков для нас — пример мужества и беззаветной любви к Родине.
Каждый день приходим мы к Алексею Александровичу и работаем вместе с ним. Для героя-воина самое главное — работа. Мы отвечаем на письма, записываем его рассказы об освободительном походе на Дунае, читаем ему свежие газеты, журналы, рассказываем о школьных делах.
Мы рассказали о дружбе с Алексеем Чхеидзе, чтобы все оглянулись вокруг: а не живут ли рядом люди, которые отдали свое здоровье ради счастья и мира? Заботиться о них — наш долг.
А вот что вспоминал позднее сам Алексей Чхеидзе, бывший разведчик Дунайской военной флотилии:
— Был жаркий августовский день сорок четвертого года. По шоссе быстро двигалась колонна автомашин с морскими пехотинцами. В кузове головной машины — разведчики. Среди них и я.
Остановка. Местные жители сообщают нам, что недалеко, в деревне, — враг. Командир отряда подполковник Яблонский приказывает проверить правильность этих сведений. Машина с разведчиками рванулась вперед. Вот вдоль извилистой речки забелели домики большого села. На улице ни души. Тишина подозрительная. Один за другим мы выпрыгиваем из грузовика. Прошло несколько секунд, и вдруг из-за домов затрещали пулеметы.
Мы залегли возле дороги, охватывая полукольцом деревню. Командир связался по рации с отрядом, и через полчаса к нам подошла рота автоматчиков. А вот и первый залп нашей артиллерии. Снаряды точно накрыли окопы фашистов. Моряки бросились на штурм.
Когда по деревне вели длинную колонну пленных, на краю села еще раздавались выстрелы. Тяжело дыша, я стоял возле брошенных немецких грузовых машин. Вдруг неподалеку заметил мотоцикл с коляской. Залез в мотоцикл и мгновенно завел его. Машина марки "цюндап" оказалась в полной исправности. Тут ко мне подбежал и прыгнул в коляску Виталий Запсельский, мой боевой друг. Он осмотрел пулемет, установленный на коляске, и привел его в боевую готовность. Я дал газ, и мотоцикл покатился по ухабам. Мигом мы пролетели деревню и скоро заметили на дороге открытую легковую машину. Она тотчас скрылась за поворотом. Я насторожился, прибавил газу и помчался следом. Навстречу грянули выстрелы. Виталий ответил длинной пулеметной очередью. Увертываясь от пуль, я вел мотоцикл зигзагами. Пули свистели рядом, и одна из них ранила моего друга. Но мы не сбавляли скорости, мчались по свежим следам от автомобильных шин.
Вот мы выскочили на открытое место и снова увидели машину. Она буксовала, с трудом выбираясь из глинистого грунта. Цель была совсем рядом, расстрелять ее ничего не стоило. Но мы были разведчиками, наше дело — брать "языков" целехонькими.
Мотоцикл, сильно накренясь, быстро приближался к автомобилю. Казалось, вот-вот наступит развязка. Но легковая машина вырвалась из грязи и с невероятной быстротой понеслась по дороге.
Запсельский, не выдержав, крикнул:
— Алеша! Гони! Уйдут ведь.
Меня охватил азарт гонщика. Разбрызгивая воду, мотоцикл как стрела пересек речку и взлетел на берег. Разрыв составлял метров восемьсот! Сидящие в машине тоже делали ставку на скорость: впереди, совсем недалеко, стояли воинские части фашистов.
Мы хорошо видели находящихся в машине. Два офицера на заднем сиденье не отрывали глаз от мотоцикла. Сидевший же рядом с шофером словно не знал о погоне: он ни разу не оглянулся.
Мне удалось вырвать еще несколько драгоценных метров. Водитель машины попытался оторваться от нас. Его автомобиль мчался теперь с ураганной скоростью. Но я не отставал. Бескозырка, надвинутая на лоб, улетела назад, ветер свистел в ушах, спидометр мотоцикла показывал сто сорок километров в час! Малейшая неточность грозила катастрофой.
Немцы были уверены, что мы долго не выдержим такой гонки и скоро свернем себе шеи. Но они не знали, что их преследует спортсмен-мотоциклист (мотоспортом увлекался я еще до войны).
Впереди показался разрушенный мост. "Попались фрицы!" — вспыхнула надежда. Но автомобиль, не сбавляя скорости, оторвался от выступа разрушенного моста, блеснул в воздухе и приземлился по ту сторону! Препятствие не остановило и нас. На большой скорости мотоцикл перелетел через провал и удачно встал на колеса. Меня сильно качнуло. С трудом удержавшись на сиденье, я продолжал преследование. Гонка шла с прежней яростью.
Вдали обозначились дома. Там враг. Еще минута-две — и нас обстреляют. Запсельский уже целился в сидящих в автомобиле.
"Напрасно! Напрасно! Зря гнались!" — билось в висках. Но вдруг мрачные мысли исчезли: впереди машины показался поворот. Решение я принял молниеносно: резко свернул с дороги, погнал мотоцикл по открытому полю, наперерез автомобилю. Считанные минуты — и мотоцикл встал на дороге, прямо перед мчавшейся на него машиной. Виталий припал к пулемету.
Автомобиль со страшной скоростью надвигался на нас. Огромным усилием воли я принудил себя остаться на месте. Крупные капли пота выступили на лице, в голове стучало: "Если не остановятся… Если даже Запсельский сразит водителя, машина по инерции налетит на нас, раздавит. Пойдут ли они на таран? Пойдут ли?"
Мой палец лёг на спуск автомата. Но стрелять не пришлось: машина резко затормозила, проехала на неподвижных шинах и, оттолкнув мотоцикл буфером, остановилась. Не выдержали у фашистов нервы!
Я спрыгнул с мотоцикла и, держа автомат наперевес, подбежал к автомобилю. Водитель с побледневшим лицом нервно облизывал сухие серые губы. Но я только мельком глянул на моего недавнего соперника по гонке. Меня интересовал офицер, сидевший рядом с шофером. Как же я был поражен, когда увидел, что это генерал!
Генерал неторопливо вытащил из кармана золотой портсигар, раскрыл его, изящным движением взял сигарету и спокойно закурил. Потом протянул мне портсигар, предлагая закурить. Я жестом отказался. Генерал улыбнулся и довольно чисто сказал по-русски:
— Вы есть прекрасный водитель мотоцикла. В знак уважения, пожалуйста, примите от меня в подарок этот портсигар.
Генерал держал сверкающий на солнце портсигар, украшенный драгоценными камнями.
Запсельский, наблюдавший эту сцену, не выпуская из рук пулемета, проговорил:
— Бери, Алеша. Такие подарки зря не дают.
Я посмотрел на окровавленную тельняшку моего друга, потом на генерала, но подарка не взял. Генерал недоуменно повертел портсигар в руке и положил его в карман…
Так окончилась гонка на фронтовой дороге. Добавлю лишь, что захваченный генерал был командиром 62-й немецкой пехотной дивизии, а оба офицера — сотрудниками его штаба.
И несколько слов о моем боевом друге, участнике незабываемой гонки. Виталий Запсельский, уроженец Донбасса, н