Юрию помнится: повадились немцы совершать налеты в 12.00 — в пору флотского обеда. Командование флотилии договорилось с нашими авиаторами, и те точно в это время высылали истребители, которые вступали в воздушные схватки с самолетами противника.
Но особенно запомнился Юрию боевой эпизод, когда "Московский комсомолец", взяв на буксир несколько торпедных и минных катеров, доставил их к занятому врагом берегу. Катера обработали плацдарм фашистов мощным огнем "катюш" и еще до утра успели возвратиться к стоянке. Фашисты понесли большие потери, и спустя некоторое время наша разведка доложила, что немцы вынуждены были оставить занимаемый ими плацдарм…
На руле "Московского комсомольца" Юрию доводилось стоять не так уж часто: по боевому расписанию этот пост, как известно, занимает старшина рулевых. Паренек завидовал ему, а командир БЧ-2 (артиллерийской боевой части) старший лейтенант Румянцев, понимая, что юнга хочет активно применить свои знания и способности, решил взять его к себе. Так Юрий стал совмещающим на носовой пушке, затем вторым номером на крупнокалиберном спаренном американском "кольт-браунинге", а потом — помощником управляющего огнем, или табличным (получив от дальномерщиков и управляющего данные, он, пользуясь таблицами, делал соответствующие вычисления и выдавал результаты на орудия для ведения прицельного огня).
Первое время парню было непривычно у орудия, при выстрелах он закрывал глаза и потому терял нить совместителя, нарушая темп огня. Но опытные комендоры научили его не бояться пальбы, держать глаза широко открытыми.
Вышла у Татарникова такая в некотором роде смешная история. Во время боя каждый находящийся на палубе должен быть в каске. Юрию каска оказалась велика: едва начинало стрелять орудие, она опускалась на глаза, и приходилось постоянно поправлять ее. Однажды во время боя командир корабля увидел это, отчитал Румянцева за то, что каска у Татарникова не по размеру, и приказал механикам переделать пружинный подвес каски. Так у Юрия в придачу к "индивидуальной" одежде появились "индивидуальная" каска, а затем и "индивидуальные" ботинки — прежние были велики и вечно гулко хлопали при ходьбе.
"Мал, да удал" — гласит народная мудрость. И Юрий был именно таким: оправдывал возлагавшиеся на него надежды, хорошо справлялся со многими обязанностями, в том числе с несением сигнальной вахты, с прокладкой курса, ведением метеорологических наблюдений (школа юнг выпускала грамотных специалистов, знания у которых были глубже и шире, нежели у обычных кадровых матросов). Однажды Татарников даже взялся за непосильную для него, "малогабаритного", работу — стал грузить на корабль по авралу перед выходом для высадки десанта ящики со снарядами — по четыре 85-миллиметровых в каждом. Но за такое сверхусердие и сам получил нагоняй от командира корабля, и боцману за недогляд тоже досталось…
Много ярких эпизодов на памяти Юрия Владимировича. Но, пожалуй, особенно запомнилось именно начало службы на боевом корабле.
А ведь был он не только на Севере. После освобождения берегов Онежского озера надобность в военных кораблях в этом районе отпала, и флотилия была расформирована; "Московский комсомолец" перевели на Каспийскую флотилию. А до того Татарников участвовал в десантных и других боевых действиях, в освобождении Петрозаводска…
Он и в дальнейшем проявил боевой задор, настойчивость в достижении цели и настоящее мужество. Не из легких была служба на Каспии — каждый знакомый с этим морем знает, сколь часты и свирепы здесь штормы. Не раз в них попадал и "Московский комсомолец". С его борта смывало кранцы первых выстрелов, на нем срывало со стопоров якорь и кормовую пушку, случались безвыходные, казалось бы, положения… Легко ли было юному рулевому, самостоятельно несущему ходовую вахту? Но все же это была относительно мирная служба, а на западе шли ожесточенные бои с обреченным, загнанным, но тем сильнее огрызающимся фашистским зверем. И Юрий добился перевода на Дунайскую флотилию — моряк всегда остается моряком! Назначен он был рулевым-сигнальщиком на тральщик КТЩ-700. И снова бои — за Будапешт, по освобождению Чехословакии, Венская операция… Тральщики бригады занимались очисткой фарватера от мин, проводкой кораблей по Дунаю к районам боевых действий, высадкой десантов… Почти без отдыха, денно и нощно, то и дело рискуя подорваться на весьма хитро расставленных противником минах, трудились те, кого принято называть пахарями моря. Фашисты поставили восемнадцатиимпульсные магнитно-акустические мины, поэтому каждый участок Дуная приходилось обрабатывать не менее восемнадцати раз! Напряжение было велико, ибо не хватало и тральщиков, и средств траления. Наши дунайцы экспериментировали, выдумывали, дерзали. И рисковали, конечно…
Вена была освобождена 13 апреля 1945 года — как раз в пору паводка на Дунае. Бурные воды скрыли множество затонувших кораблей и других препятствий. Гидрографическое ограждение реки было снято или разрушено немцами, лоцманские карты отсутствовали, и катера ходили, в сущности, вслепую. В разгар боев на Дунае зачастую приходилось лавировать между трупами, которые река несла к своему низовью…
Дважды Татарников оказывался за бортом катера — и это были не просто холодные ванны, а смертельная опасность, из которой он чудом оба раза выходил живым…
Закончилась война, но и после нашей Великой Победы тральщики оставались в боевом строю, продолжая траление и обеспечивая безопасность плавания судов пароходств придунайских стран и Советского Дунайского пароходства. Юрий, знавший, как уже говорилось, штурманское дело, к этому времени стал командиром КТЩ-699. Назначение по-настоящему обеспокоило и даже напугало его: ведь по возрасту он был самым молодым не только на тральщике, а и во всей бригаде. Но добрые слова, сказанные командиром отряда, его помощь придали юноше уверенность в своих силах, сделали из него волевого и грамотного руководителя военного коллектива, пусть и совсем небольшого.
И вот тут-то произошла незабываемая встреча с капитан-лейтенантом Кравченко, бывшим командиром роты школы юнг, который теперь, как выяснилось, командовал бронекатером на Дунае. Встретились недавние северяне за Братиславой, на Мораве. Радости не было предела. Но… и субординацию соблюдать нужно! Татарников представился:
— Командир КТЩ-699…
— Не один ли вы из тех пацанов, которыми я командовал на Соловках? — поинтересовался Кравченко.
— Так точно, товарищ капитан-лейтенант!
И пошел разговор о службе, об участии в боях, об общих знакомых. А когда прощались, Кравченко сказал окружившим их морякам:
— Вот, полюбуйтесь на этого хлопца. Два года тому назад он, как и другие юнги, мальчишкой был, моим учеником. А сегодня — командир катерного тральщика. Одним словом, нынче я командир, и он командир. Ну что ж, еще раз от души поздравляю вас, юнга. И желаю всего самого, самого хорошего, товарищ командир! Так держать!
На этом можно и закончить рассказ о боевом пути паренька с Урала, юнги с Соловецких островов Юры Татарникова. Конечно, этот рассказ очень краткий и далеко не полный. Но тот, кому доведется услышать самого Юрия Владимировича, узнает намного больше, познакомится с массой подробностей.
Особо много выступать, встречаться с молодежью пришлось ветерану Великой Отечественной войны в канун шестидесятилетия ВЛКСМ.
— Моим боевым крещением, моей флотской купелью была служба на "Московском комсомольце", — часто говорит Юрий Владимирович. — И я горжусь, что мне, юнге, довелось служить на этом корабле. Горжусь, что не уронил высокого звания комсомольца.
Александр ЮЖНЫЙСАМЫЙ ЮНЫЙ КУНИКОВЕЦ
Много было в те дни трогательных встреч и волнующих воспоминаний, улыбок и слез, цветов и приветствий. Сюда, в Новороссийск, отметить тридцатилетие со дня его освобождения от немецко-фашистских захватчиков, съехались сотни малоземельцев и участников боев за город.
Гости побывали на местах боев, осмотрели возрожденный город, возложили венки к памятникам павшим. В прошлом малоземелен, а ныне лауреат Государственной премии СССР, народный художник СССР Владимир Цигаль пригласил фронтовых друзей на выставку своих работ. Здесь экспонировались небольшие этюды, рисунки, зарисовки, наброски, карандашные портреты, сделанные во время боев на огненной Малой земле, где вершили свой ратный подвиг воины-черноморцы, где на каждого из них приходилось тысяча двести пятьдесят килограммов смертоносного металла.
Бывшие фронтовики ходили по выставке. В нехитрых, очень быстро сделанных, подчас под ураганным огнем, карандашных рисунках и акварелях узнавали себя и своих товарищей — павших и живых, а также места, где стояли они насмерть. Вспоминали дни боев и фронтового быта.
В числе других посетителей выставки были Герой Советского Союза Александр Васильевич Райкунов, прибывший из Волгограда, и его фронтовой друг — новороссиец, горный инженер Виктор Иванович Савченко. Они долго ходили по залу, всматривались в опаленные дымом сражений и пожелтевшие от времени листы бумаги с портретами боевых друзей, в жанровые сценки.
— Вот таким я и запомнил тебя во время нашей первой встречи, — сказал Райкунов Виктору Ивановичу, остановившись у "Портрета неизвестного юнги", которым, как выяснилось, и был Савченко. — Помнишь, как ты появился у нас на Толстом мысу?
…Отгремели последние выстрелы в кварталах Новороссийска. Вскоре от гитлеровцев был освобожден Таманский полуостров. Наши войска вышли на побережье Керченского пролива.
Воины 393-го отдельного Новороссийского Краснознаменного батальона морской пехоты, называвшие себя куниковцами в память о своем первом прославленном командире Герое Советского Союза Цезаре Куникове, с нетерпением ждали часа, когда поступит приказ пересечь тридцатикилометровый пролив и ступить на израненную землю Крыма, находившуюся пока в руках врага.
Время шло, а приказа не было. В преддесантный период, как и обычно, шла боевая учеба, не прекращавшаяся ни днем ни ночью. Морские пехотинцы и армейские десантники тренировались в посадке на катера, в разное время суток высаживались в незнакомых местах, отрабатывали организацию боя и взаимодействие, учились блокировать и штурмовать доты и дзоты, изучали основные виды отечественного и трофейного оружия.