В период напряженной боевой учебы и появился в батальоне четырнадцатилетний Витя Савченко. Прежде чем добраться до Геленджика, мальчик прошел многие километры через Кабардинский перевал, а еще до этого у себя в станице задержал вооруженного дезертира. Не много времени понадобилось мальчугану, чтобы завоевать симпатии солдат. Веселый и общительный, к тому же отличный танцор, лихо отплясывающий "яблочко", он сразу же стал всеобщим любимцем. Но никто не мог решиться оставить Витю в батальоне. Тогда он разыскал командира роты старшего лейтенанта Александра Райкунова и комбата капитан-лейтенанта Василия Ботылева. Оба офицера уже слышали о "заслугах" Виктора, поэтому спросили только об одном: как ему удалось удрать из дома? Витя заверял и клялся, что мать и брат отпустили его по доброй воле. Никто в это, конечно, не поверил, но все же решили временно оставить мальчугана в батальоне, а при первой возможности отправить домой с провожатым. Командиру взвода лейтенанту Щербакову было приказано зачислить Виктора Савченко на все виды довольствия. Так он стал юнгой батальона куниковцев, которые с любовью и нежностью называли его Витек.
Пока мальчуган обживался во взводе, поступил долгожданный приказ. Было это 15 октября 1943 года. Ушла на задание первая группа десантников с целью обеспечить высадку на Крымский полуостров передовых десантных частей.
Вот что рассказал об этом Герой Советского Союза Н. В. Старшинов в своей книге воспоминаний "Зарево над волнами":
"В последних числах августа 1943 года меня вызвали к начальнику политотдела Новороссийской военно-морской базы капитану 1 ранга Бакаеву.
Как водится, доложил о прибытии.
— Собственно, вызывал не я, — сказал Бакаев и обратился к находившемуся в кабинете полковнику в армейской форме: — Это и есть тот самый капитан Старшинов, о котором шла речь.
— А, первый комиссар Малой земли, — шагнул мне навстречу полковник. — Давайте знакомиться. Моя фамилия Брежнев.
Он предложил мне сесть.
— Вам, очевидно, известно, что в Новороссийском десанте будут участвовать и наши армейские части. Так вот, есть просьба выделить двадцать — двадцать пять хороших ребят. Пусть они побеседуют с пехотинцами, обучат их, как надо вести себя при высадке, как вести бой в новых для них условиях. Надеюсь, такие люди у вас есть?
— Еще бы! — ответил за меня Бакаев. — В этом батальоне, Леонид Ильич, плохого человека найти трудно.
— И не найдете, — вставил я.
— Вот видите, — заметил полковник Брежнев. — Я так и знал. Поэтому и приехал за помощью.
Будучи начальником политотдела 18-й десантной армии, он сейчас прилагал все усилия к тому, чтобы как можно лучше осуществить подготовку, в которой, как известно, всегда заложено начало будущего успеха.
После этой беседы в политотделе мы выделили для обучения армейцев самых отважных, проявивших себя в схватках с врагом бойцов".
Для обеспечения десантных частей, высадившихся в поселке Эльтиген, спустя две недели после первой группы отправились еще два взвода. Они доставили тем, кто находился в самом пекле боя, продовольствие и боеприпасы.
Витек завидовал уходившим в десант, но помалкивал. Знал, что не время заводить об этом разговор, — возьмут и отправят к матери. Поэтому старательно изучал оружие, тренировался в стрельбе и метании гранаты, в полной выкладке по-пластунски ползал по мокрой земле. Во время тактических занятий обнаруживал смекалку, своевременно появляясь там, где нужна была его помощь. Командир взвода всегда хорошо отзывался о Викторе и ставил его в пример некоторым "старичкам".
К этому времени на Керченском полуострове уже образовался мощный плацдарм для сосредоточения и последующего наступления в глубь Крыма. Фашисты прилагали все силы к тому, чтобы любой ценой сбросить с клочка крымской земли Приморскую армию. Они превратили Керчь в самую настоящую крепость. Каждая улица — система инженерных сооружений, каждый дом — опорный пункт. По всей линии обороны прорыты глубокие траншеи и ходы сообщений, сооружены многочисленные доты и дзоты. Повсюду хитроумные проволочные заграждения, ловко замаскированные минные поля.
В один из январских дней сорок четвертого года личный состав батальона был поднят по тревоге, посажен на корабли и переброшен в Новороссийск. Отсюда моряки попали на косу Чушка, узкая полоска которой уходила в море на несколько километров. Моряки окрестили ее "дорогой тысячи смертей".
Почти бесшумно началась погрузка на катера, сейнеры и мотоботы. Последние минуты прощания. Торопливые рукопожатия, дружеские похлопывания по плечу, короткие мужские поцелуи.
Катера ошвартовались. На носу катера, на котором шел Виктор, свесив за борт ноги, уселся его товарищ — Виталий, остряк и запевала. Перебирая струны гитары, он тихонько напевал:
Море за кормою яростно ревет,
Катера с десантом держат курс вперед.
Ночью над Мысхако шел девятый вал —
Куников с отрядом берег штурмовал.
Так же тихо, вполголоса, моряки дружно подхватывают бодрые слова припева:
Вперед! Смелее, хлопцы!
За мною, черноморцы!
В атаку краснофлотцев
Герой-майор ведет.
Орлы-новороссийцы,
Народ вами гордится,
И слава боевая
Десанта не умрет.
Песня напоминала о незабываемом, звала на подвиг, наполняла сердца мужеством и отвагой. В эти минуты многие вспоминали отзывчивого, мужественного и очень храброго майора Цезаря Куникова, его боевого заместителя Николая Старшинова, которого начальник политотдела 18-й десантной армии Леонид Ильич Брежнев назвал первым комиссаром Малой земли. Вспоминались штормовая февральская ночь высадки на Мысхако, бои за Станичку, схватки с фашистскими извергами на улицах Новороссийска. Все это, как на экране, проходило перед мысленным взором людей, не знающих страха, беспощадных к врагу и снова идущих на смертный бой.
Пристань Опасная. Моряки сходят на землю родного Крыма. Кто-то шутит:
— Удивительное совпадение! Местечко действительно опасное. Только теперь оно стало опасным для врага.
Перед батальоном морских пехотинцев была поставлена задача высадиться в Керченский порт и непосредственно в город. Вместе с куниковцами в этой операции принимали участие и другие подразделения.
До десанта оставались считанные часы. Матросы готовились к предстоящему бою — приводили в порядок личное оружие и боевое снаряжение. Общей нормой груза десантника считалось тридцать килограммов. Моряки, что покрепче, брали боезапас больше установленной нормы. Таков был неписаный закон десантников.
И вот от пристани Опасной отошли корабли Азовской флотилии в составе шестнадцати тендеров, четырех бронекатеров, трех торпедных катеров, трех тральщиков и одного "морского охотника".
Забравшись в машинное отделение тендера, приводил в порядок свое снаряжение Витек. В который уже раз осматривал он автомат, проверял диски, ощупывал гранаты…
Наблюдатели противника не замечали перегруженные и глубоко сидящие в воде плавсредства с десантом. С берега, занятого противником, скользили лучи прожекторных установок, но рассеивались где-то далеко над темным морем.
Когда корабли прибыли в район тактического развертывания, начался мощный артиллерийский обстрел береговой обороны противника. Сотни снарядов пролетали над головами десантников, неся смерть врагу.
Витек прильнул к иллюминатору, наблюдая за яркими вспышками пламени.
— Наши обстреливают фашистов, — сказал он мотористу.
За несколько минут до окончания артподготовки корабли двинулись к берегу — в районы, предусмотренные планом высадки подразделений морской пехоты.
После ошеломляющего удара по береговой черте артиллеристы перенесли огонь в глубину вражеской обороны. Это послужило сигналом для десантников.
Плавсредства все ближе и ближе подходили к берегу. Когда до него оставалось метров триста — четыреста, десант заметили. Ударила фашистская береговая артиллерия, минометы. В паузах между разрывами снарядов слышалась торопливая дробь крупнокалиберных пулеметов. Вот вспыхнул один из наших катеров. Огромный факел осветил прибрежные воды, вырвал из мрака силуэты других кораблей, делая их хорошо видимыми мишенями. Бойцы с горящего судна прыгали за борт и вплавь добирались до отмели, высоко держа над собой автоматы и ручные пулеметы.
Перегруженные свыше всяких норм плавсредства не могли особенно близко подойти к отмели. Но это не смутило бывалых воинов.
— Десантники, за борт! — услышал Виктор короткую команду и выбежал на палубу.
Увидев, что многие десантники с борта прыгают в воду, юнга решил последовать их примеру. В первую минуту вода словно огнем обожгла тело, перехватило дыхание, а тяжелый груз прижал к песчаному дну. Быстро работая руками и ногами, Витек оттолкнулся от дна и очутился на поверхности. Тут он понял, что место неглубокое — вода едва доходила ему до плеч, — и стал упрямо продвигаться к берегу.
В полночь батальон достиг береговой черты и вступил в бой с вражескими подразделениями. Сломив сопротивление врага, атакующие десантники устремились вперед. Над Керченским портом разнесся традиционный флотский клич: "Полундра!"
Пока взвод лейтенанта Щербакова вел бой в районе консервного завода, морские пехотинцы под командованием младшего лейтенанта Владимира Сморжевского выбили гитлеровцев из здания школы и водрузили над ним Военно-морской флаг Советского Союза. Подразделения, очищавшие от врага соседние кварталы, увидели флаг и еще настойчивее стали громить врага, освобождая дом за домом, улицу за улицей.
Сражавшиеся рядом с щербаковцами бойцы одной из стрелковых рот наткнулись на немецкое орудие, простреливавшее улицу. Обойти его пехотинцы не могли. Заметив замешательство у соседей, старшина 1-й статьи Никитюк пополз к опасному месту.
— Дело это, братцы, мне хорошо знакомо, — кивнул он головой в сторону орудия. — В лучшем виде сниму пушечку.
Словно ящерица, заскользил он на животе между камнями и обломками рухнувших стен. Со стороны завода изредка доносились одиночные выстрелы. Пуля попала Никитюку в ногу. Ползти стало труднее. От боли застилало туманом глаза. Но старшина, собрав всю свою волю, подполз поближе к орудию и стал метать одну за другой противотанковые гранаты. Бросил четыре, поднял пятую. Тут бронебойная пуля угодила прямо в него. Над местом, где лежал Никитюк, прогремел взрыв.