Шли с острова в Осиновец с последним караваном недолго. Вскоре они уже шагали по размокшей от холодных осенних дождей дороге к переднему краю. Бой разгорелся совсем близко — у Невской Дубровки, где храбро сражались с врагом наши пехотные подразделения.
Неву, широкую, притихшую и темную под ночным покровом, они форсировали вместе с морским десантом. Гребли всем, что было под рукой, — веслами, касками, прикладами винтовок, лишь бы скорее, скорее зацепиться за берег, занятый врагом. Нашим воинам требовалось преодолеть еще лишь узкую полоску воды, и вдруг небо осветила ракета, вода в реке закипела как во время внезапного ливневого дождя — начался неистовый обстрел.
Еще опаснее было там, на берегу, где тоже рвались мины и свистели пули, так что головы не поднять.
И тогда встал лейтенант Василий Павловский, ротный командир, а за ним и вся первая рота. Откуда-то с лобастого пригорка ударил свинцовыми очередями вражеский пулемет. Вася Ганзий, высокий сухощавый парнишка, вместе с юнгой Колей Олейником и Алешей Белаконь поползли туда, откуда хлестал огонь. Правее дымила воронка от взрыва снаряда, а около нее стоял вражеский танк, поливая все вокруг огненными струями. Юнга Витя Шишкин успел крикнуть своему дружку Коле Бару: "К танку! " — и полетели во вражескую машину гранаты.
Все грознее и ожесточеннее гремела атака, дружная и напористая, как вдруг над полем пронеслось:
— Ротного убило! Лейтенанта убило!
И сразу другой голос:
— Слушай мою команду!..
Роту юнг вел теперь в бой комсомольский вожак старшина 1-й статьи Николай Ивашкевич. У второй прибрежной траншеи юные моряки с криками "Полундра!" бросились в штыковую атаку, выбили из траншеи гитлеровцев. За этой траншеей — узкоколейка, а дальше — деревня Арбузове, которую надо взять во что бы то ни стало. И она была взята. Взята мужеством, силой духа, кровью.
Когда первую роту отвели на отдых, к ней подошел командир морской бригады Ненашев. Старый боевой генерал при виде юнг в изорванной, обгорелой одежде застыл как по команде. Лицо его посуровело, когда он говорил:
— Спасибо вам, сынки. Отважно дрались, по-флотски… Военный совет Балтийского флота благодарит вас за доблесть.
Годы и годы минули с той поры. Как сложились судьбы воспитанников валаамской школы? Где они сейчас? Кем стали? И потянулась ниточка поисков, слабая, тонкая, готовая вот-вот оборваться, как провод связи на поле боя во время обстрелов и бомбежки. Но она не оборвалась…
Николая Болеславовича Ивашкевича, того самого, который принял командование ротой на себя после гибели лейтенанта Павловского, я разыскал в Колпино, под Ленинградом, где он, ныне капитан 3 ранга запаса, возглавляет районный комитет ДОСААФ. От него и стали известны подробности первого для юнг боя на Невском пятачке.
— Да, тот бой вовек не забуду, — сказал Ивашкевич. — Это было настоящее испытание. Многие мои товарищи погибли, когда выбивали фашистов из Арбузово. Погиб тогда и мой родной брат Володя.
Николай Болеславович умолк: видно, нелегко ему вспоминать пережитое. Потом добавил:
— У нас в первой роте все были юнцами. Кому, как мне, семнадцать только стукнуло, а Коле Бару, помнится, не было и шестнадцати. В бою на невском плацдарме его тяжело ранило. Чудом остался жить… Спрашиваете, где он сейчас? — Ивашкевич достал из кармана записную книжку. — Вот его адрес…
Отыскивать Николая Александровича Бара долго не пришлось. Живет он в Москве, в Новохорошевском проезде. Мы сидим с Баром в его квартире. На столе — книги, газеты, фотографии военных лет. Николай Александрович берет один снимок — видно, самый для него памятный.
— Не узнаёте? Это фронтовой корреспондент щелкнул нас, юнг, в сорок втором году. Видите, почти у каждого на груди боевая награда. Вот это Витя Шишкин, герой нашей роты. Он и сейчас, можно сказать, геройски трудится в Волгограде на заводе "Красный Октябрь": начальник цеха, награжден орденом Трудового Красного Знамени. А это Леня Перепеч, он монтажник, строил много лет дома в Ленинграде. А это — Петя Козлов, сейчас он работает на московском заводе имени Владимира Ильича. Этому человеку я обязан тем, что живу.
Бар вздыхает, и я вижу, как у него на виске учащенно пульсирует синеватая жилка.
— Последнее, что я запомнил, когда меня ранило там, на Невском пятачке, — всплески огня у самого лица и боль во всем теле. Что было дальше — не помню. Уже после войны узнал, что Петр вынес меня из-под обстрела, дотащил до берега, где располагался медсанбат одной из стрелковых частей. Сдал меня сестре медицинской, а мой комсомольский билет на всякий случай забрал с собой. Боялся, что не выживу.
Но все-таки выжил я, прошел войну до победного конца. Даже успел еще повоевать с самураями. Потом окончил военно-морское училище и продолжал служить в Вооруженных Силах до увольнения в запас. Ну и теперь тружусь, как все. Без дела, кажется, дня не проживу.
Да, иначе они жить не могут, люди фронтовой закалки. Уже и годы отягощают, и старые раны дают о себе знать, но не хотят ветераны покоя.
В Москве живет еще один бывший курсант валаамской школы — Василий Феофанович Ганзий. В бою на невском берегу он тоже был тяжело ранен. Но, едва отлежавшись на госпитальной койке, он снова стал бить врага на Невском пятачке. А после прорыва блокады служил на тральщиках, дважды тонул в море, когда освобождали Одессу и Севастополь…
Василий Феофанович достает из портфеля папку с бумагами. Это собранные им документы и фотографии, на которых запечатлены валаамские боцманы и юнги.
— Книгу собираетесь написать?
— Так, для себя. Просто память о нашей юности…
Такова она, фронтовая дружба, самая крепкая на свете, никогда не забываемая. Это святое чувство дружбы и товарищества приводит их, ветеранов-балтийцев, каждый год в сентябрьское воскресенье на маленькое поле знаменитого Невского пятачка. Вместе с другими участниками боев бывшие юнги съезжаются сюда, чтобы почтить память тех, кто сражался и погиб за нашу победу. Это в честь таких, как они, воздвигнут обелиск в центре бывшего пятачка. Это их бессмертный подвиг славит музей в Невской Дубровке. И есть в том музее одна фотография, уже поблекшая от времени, с которой смотрят они, мальчишки сорок первого года, в лихо заломленных бескозырках…
Вот такая она, малоизвестная страница войны, берущая свое начало с отдаленного острова Ладоги. Героическая и прекрасная, как легенда, она достойна того, чтобы о ней знали все, кому хоть раз доведется побывать на Валааме. А бывает здесь людей множество. И пусть они хранят в своем сердце не только очарование дивной природы заповедного уголка на карельской земле, но и память о тех, кто защищал ее в самые первые и самые тяжелые дни войны.
Герой Советского Союза Андрей ЧЕРЦОВОГНЕННЫЙ РЕЙС
Двести двадцать пять дней и ночей наши десантники героически удерживали Малую землю — клочок суши под Новороссийском, захваченный фашистами. И каждую ночь выходили к Цемесской бухте наши торпедные катера, чтобы отгонять фашистов от Малой земли…
Весной сорок третьего года, после одного из таких боев, наш ТК-93 — я был его командиром — пришлось отвести на ремонт в Батуми. Там мы и встретили Валерия Лялина, осиротевшего тринадцатилетнего паренька. Он рвался в море и отчаянно просил нас помочь ему стать моряком.
Я вспомнил свое детство: я хорошо знал, что такое жизнь беспризорника, на флот пришел из детдома. А Вальке было еще тяжелее — шла война.
И мы взяли Вальку на катер. Думали, пока идет ремонт, приоденем, подкормим его, а придет пора уходить в море — отправим в школу юнг на Соловецкие острова или в детдом.
Валька помогал нам ремонтировать катер и хорошо изучил сложное моторное хозяйство. При случае мог заменить моториста.
Мы подружились со славным пареньком. И когда пришло время расставаться, нарушили установленный порядок и оставили его на своей "Девятке".
Во время решающего сражения за Новороссийск наш Валька с честью принял боевое крещение. О подвиге нашего юнги в ночь на 10 сентября 1943 года я и хочу вам рассказать…
Время за полночь. Цемесская бухта погружена в темноту. На море ни огонька, ни искорки. Спит черная полоска берега, спит глубоким сном порт. Или только кажется, что спит? Каждый камень, каждая доска причала таят под собой смертоносный груз — фашисты укрыли там тысячи килограммов взрывчатки и мин. Еще дальше берег опоясали вражеские батареи и огневые точки. Трудно пройти сквозь их кольцо. Но враг сторожит не только берег. Прочные стальные сети на огромных бочках-поплавках преграждают вход в порт.
У входа в Цемесскую бухту под покровом ночи застыли наши торпедные катера. Среди них и ТК-93 ("Девятка"). Через несколько мгновений катерам предстоит прорвать гигантскую стальную паутину. Торпеды, выпущенные с их бортов, проложат путь кораблям десанта.
Время близится к трем часам ночи. Сотни командиров, участников операции, на мостиках кораблей, за штурвалами самолетов, у орудий на берегу следят за секундной стрелкой.
И все вокруг загрохотало, будто обрушились горы и лавина камней ринулась в море. Город и порт вспыхнули, словно гигантский костер. Огромными факелами запылали нефтебаки на Нефтяной пристани. А за городом наши самолеты бомбили вражеские штабы.
И над всем этим морем огня гигантскими люстрами повисли сброшенные нашими самолетами осветительные бомбы.
Внезапно все померкло — порт и Цемесскую бухту заволокло едким дымом и пылью. Страшный взрыв распорол воздух — это сделали свое дело торпедные катера, разметав в стороны стальные сети. Вход в порт был свободен!
Первыми в открытые ворота на полном ходу ворвались торпедные катера, за ними потянулись корабли с десантниками — "морские охотники", сейнеры, баркасы, мотоботы.
Не успел опасть гигантский водяной смерч, поднятый в воздух торпедами, прорвавшими заграждение, как "Девятка" легла на новый боевой курс. Нужно было атаковать огневую точку врага, расположенную на молу. Оттуда враг уже начал обстрел наших кораблей, идущих в порт с десантниками.