Бунт средних слоевПолемика с редакцией и авторами журнала Die Tat
Журнал Die Tat на сегодняшний день пользуется серьезной поддержкой интеллектуалов в средних слоях общества. Это объясняется не только тем, что редакция и авторы Die Tat сознательно выступают за практические и идеологические интересы этих слоев, но и самим форматом их борьбы. От такого формата немецкая интеллигенция уже отвыкла.
«Вслушайтесь в молодежь, которая сегодня или с национал-социалистами, или с коммунистами. Это лучший человеческий материал, каким когда-либо располагала Германия». Подобное высказывание доказывает, что публикации Die Tat обращаются к подлинному и обширному опыту, а именно опыту единения терпящего бедствие немецкого народа. В этом их отличие от множества других современных аналитических материалов, где то преобладают партийные установки и пожелания заинтересованных сторон, то главенствуют теоретические построения, не берущие в расчет существующие бытийные связи. Исходя из своего основополагающего опыта, сотрудники Die Tat стремятся конкретно понять конкретную ситуацию. И какими бы спорными ни были экономические выкладки Фрида[40] – это здоровая пища в сравнении с той легкомысленной идеалистической выпечкой, которой пичкают молодежь в книгах и аудиториях, хотя никакой питательной ценности она не имеет. Желание отказаться от идеализма и самим взяться за дело приводит в итоге к попыткам решений, которые не исчерпываются рассмотрением тактических проблем, но, основываясь на выработанной общей позиции, нацелены на изучение ситуации стратегически. Будущее покажет, были ли эти решения в действительности решениями. Но очевидно, что очень многие люди, воочию наблюдающие материальный и идеальный упадок, полагают, что могут опереться на оценку современной ситуации журнала Die Tat.
Учитывая серьезность журнала и масштаб его влияния, полемика с журналом необходима вдвойне – как в интересах читателей, так и в интересах круга авторов. Я с самого начала воздержусь делать центральной темой этой полемики экономическую позицию Фрида и «специальную программу», которая, как известно, настаивает, в частности, на введении в Германии некой формы плановой экономики, автаркии, проповедует ориентацию на Юго-Восточную Европу и тяготение к Советской России. Куда более важным представляется анализ позиции, из коей вытекают отдельные мысли и предложения; ведь к их убедительности привязана убедительность всех результатов. «На данном этапе, – пишет Церер[41] в одной из своих статей, – мнимое благоразумие языка, служащего старым, консервативным и традиционным силам, непременно доводит всякое новое движение ad absurdum!» Данное замечание весьма уместно, если оно используется для защиты этого нового движения от нападок, критикующих суть его понятийного аппарата. Но нельзя пользоваться им для оправдания языка самого журнала Die Tat, чьи искусные формулировки представляют собой что угодно, но только не беспомощный лепет, каковой, по Цереру, свойствен всякому новому движению. Так что волей-неволей этому языку придется приписать определенную весомость… К сожалению, не избежать и конфронтации между воззрениями, представленными этим языком, и разумом, который, как известно, у авторов Die Tat не в чести. Я полагаю, однако, что бояться не стоит, можно спокойно подвергнуть себя опасности, связанной с его применением. Во-первых, потому, что аргументация возможна лишь при условии, что права разума признаны; во-вторых, потому, что Die Tat, вольно или невольно, нередко приводит так осуждаемый им разум в качестве аргумента и даже настойчиво к нему апеллирует.
Некоторые главные выводы из представленного здесь анализа – он касается номеров за последний год – можно предвосхитить: основные мысли авторского круга Die Tat являются точным отражением тяжелого положения среднего сословия. Они демонстрируют нам позицию, по существу, нереальную и противоречивую. Указать выход из сложившейся ситуации эти мысли по причине своей непродуктивной путаности не могут.
Опыт снабдил журнал Die Tat понятием «народ». Журнал постулирует его как неразложимое основное понятие. То речь идет об «идее национальной целостности», то общественные учреждения проверяются на их «близость к народу». Романтически употребляемое понятие, очевидно, трактует народ как некое взрослое образование и противопоставляется и всем либеральным теориям вместе взятым, и современному понятию массы. «Мы думаем… не в массах, а в людях и народах…» Что это за характеристика – «в людях», – мы еще услышим.
При таком подходе неудивительно, что большую роль играет и понятие пространства. В пространстве народ предстает телесно. Отсюда и плохо скрытое удовлетворение, с каким замечается, что сегодня происходит «распад мира на отдельные замкнутые национальные пространства»; отсюда и программное требование автаркии. Мысль о пространстве так владеет журналом, что Церер еще и разлагает общее пространство народа на сегменты, которые, как он считает, следуя за Надлером[42], обладают творческой силой. Он заявляет: «Ландшафт становится замкнутым в себе пространством, обладающим совершенно особенной собственной жизнью, пространством, связанным кровными узами, землей и судьбой». Самая маленькая географическая ячейка – это, без сомнения, семейный очаг. Как бы то ни было, в понятии пространства также выражена воля к органическому, непосредственно противопоставленная либерализму с его тенденциями к атомизированию и с его характерной интернациональностью.
На время народ утверждает себя как государство. Он выступает, как и у Гегеля, в форме «тотального государства» – термин заимствован у Карла Шмитта[43], чей пафос явно черпается в отвержении государства как «ночного сторожа»[44]. Народ и его организации, провозглашает Die Tat, должны быть «интегрированы» в это тотальное государство. Фрид формулирует: речь идет о «замене примата экономики на примат государства». В другом месте речь идет о профессии: «Для нас профессия – это жизненная задача, которая в обозримом пространстве ‹…› содержит в себе вплетенность отдельного человека в государство». И принцип федерализма исполняется лишь в том случае, «если отдельная государственность становится настоящим средством для интеграции целого…» Все эти утверждения определяют идеальное государство не как конструктивное, рациональное единство, а как нечто иррациональное, живое, чьи части до некоторой степени складываются в него сами собой. Романтическое понимание государства, где сильно подчеркнут органический элемент.
Таким образом, целью является порядок, примерно обратный тому, что был выдвинут Просвещением. Этот порядок по меньшей мере крайне антилиберален. Тот, кто вместе с авторами Die Tat считает пагубной даже «каплю либерализма в крови», должен, разумеется, и к интеллекту, который по мере надобности идентифицируется со здравым смыслом, быть настроен враждебно. Интеллект считается главным оружием либерализма, а поскольку Die Tat не без оснований боится провала, если будет бороться с ним его же оружием, то предпочитает выбирать другие, более сподручные для себя средства. «Этому интеллекту, – пишет Церер, – …можно пока противопоставить только новую веру, а вера не может диалектически дискутировать со своим противником; если она последует за противником на его территорию, то непременно окажется побежденной». Но как же вера внедряется в действительность, если не желает себя объяснить? Примитивный ответ Церера гласит: «Меч – вот единственный аргумент, который в рамках либералистской системы не подходит разуму и дискуссии. Меч и кулак!» Словом, деятели Die Tat [die Tat – «дело, деяние, действие» (нем.). – Примеч. пер.] надевают броню, защищаясь от рассудка, опускают забрало, лишь бы не видеть ни один из его аргументов, и ищут спасения в варварстве. При этом они в своей одержимости порой возлагают на рассудок ответственность за события, в которых он на самом деле не виноват. «Разум! – восклицает Церер. – Именно под знаком этого разума погибли миллионы людей». При более подробном изучении вопроса, наверное, удалось бы установить, что именно те безрассудные силы, которым он присягает, и ответственны за развязывание мировой войны.
Так или иначе, Die Tat сражается не под знаменами разума, но у журнала есть другая путеводная звезда. Церер утверждает: «Новая вера, новый миф идут на смену системе либерализма». Понятие мифа, которое в публикациях авторов Die Tat акцентируется так же сильно, как и идея плановой экономики, выступает из вод философии жизни и отмечено подражанием Сорелю[45]. Придаваемое этому понятию большое значение явно связано с тем обстоятельством, что веры в усмиряющее воздействие рационального познания уже нет, что его место, как полагают, должны занять броские образы, в которые каким-то загадочным образом сплачиваются некие иррациональные силы. Вместо того чтобы раскрыть суть того или иного образа, Церер, к сожалению, ограничивается лишь тем, что утверждает их появление. И несомненно лишь одно: в средних слоях он видит отличных носителей декларируемого им мифа. «Принадлежность этих слоев к большому сообществу, к народу и нации, может осуществляться не в рамках профсоюза, объединения, класса или какой-нибудь другой организации, а только в идеале, в мифе». Позволим себе добавить, что миф должен быть национальным. На необходимость этого недвусмысленно указывает заявление, что задачей будущего является «создание нового народного единства под мифом новой нации».
Народ, государство, миф – эти сплоченно взаимосвязанные понятия предполагают реальную, существующую действительность. Поскольку журнал