Мировая война, где-то на востоке, в районе боевых действий горничная захудалой гостиницы, только что занятой русскими, укрывает отставшего от своих австрийского офицера. Поселившийся в гостинице русский генерал донимает юную патриотку безнравственными предложениями. Та, движимая, естественно, любовью к родине, дает отпор. Вскоре австрийцы снова вступают в город, и под звуки «Марша Радецкого» весь полк чествует офицера и его спасительницу. (Помолвка не за горами.)
А вот еще один случай: во время вражеской оккупации отважная жительница Восточной Пруссии спасает сына (тоже офицерского звания); тот получает в жены свою бравую кузину. Сцены сражений в сравнении с доблестными подвигами этой парочки разыграны куда более сдержанно.
Фильмы о войне походят друг на друга как две капли воды и красноречиво опровергают расхожее мнение о примате материалистических воззрений в современном мире. По меньшей мере они свидетельствуют о заинтересованности определенных влиятельных кругов в том, чтобы подменить материализм, приверженцами которого они являются, героической выправкой других. Этих целей, которые, вероятно, обернутся новыми войнами, им суждено достигнуть, только когда произойдет моральное оздоровление народных масс, зараженных революцией лишь в легкой форме, – когда наслаждение, полученное в войну от обладания девой или наградой, заставит людей забыть ее ужасы; когда подрастет новое поколение, не желающее знать, за какие идеалы ему бороться, лишь бы им воздали честь за победы и поражения. Даже врагам причитается паек человечности, что говорит о нравственных помыслах фильмов. Русский генерал, положивший глаз на патриотку, оказывается добрейшей души человеком. Уважительное отношение к врагу вскрывает абсурдность войны. В этом и заключен изначальный замысел продюсеров – принять войну как непостижимую неизбежность. Только когда люди видят в героической смерти всесильный рок, они могут встретить ее достойно. Фильмы о войне служат воспитанию народа. Тем более если речь идет о фабрикатах про Фридриха Великого: по инициативе бессменных влиятельных кругов публике всякий раз подносится правитель, приводящий ее в больший восторг, нежели реальные вожди, и последние, естественно, тоже извлекают пользу из подобной массовой эйфории. Добряк Зомбарт[95], в одном из трудов военных лет назвавший немцев храбрецами, а англичан торгашами, в наивности своей заблуждался так глубоко, как могут заблуждаться, пожалуй, только профессора. Киногерои всех стран объединяются в союз верховных пропагандистов, которые крутят умами торгашей всех наций. Маленьким ларечницам с трудом удается противостоять завораживающим чарам парадных маршей и военных мундиров.
Дочь производителя авиамоторов выходит на старт кругосветного перелета, дабы подтвердить высокие качества отцовских моторов. Во время состязаний девушку всячески пытается остановить конкурент, еще совсем недавно предлагавший ей руку и сердце, но получивший отказ. Другой молодой человек, чьи шансы на успех, казалось бы, совершенно ничтожны, неизменно приходит на выручку. Индия, Китай, Тихий океан, Америка – на таком фоне пожар любви разгорается с фантастической скоростью. Летчица меняет национальные костюмы как перчатки. Финал – помолвка и победа.
В других фильмах кулисами для обмена кольцами становятся озера северной Италии, Испания у влюбленных также на хорошем счету (всё дело в капризах моды). И всякий раз акт помолвки непременно связан с использованием личного авто.
«В стремлении встретиться с самим собой я исколесил весь мир», – уверяет граф Кейзерлинг[96] в своих «Путевых заметках философа». Другие странствующие представители света в буквальном смысле слова тоже не могут найти себя; да иначе и быть не может, ведь не в пример графу светская братия ради того и вояжирует по миру, чтобы с собой не встретиться. Где бы они ни находились, в своих ли четырех стенах или на средствах современного извоза, – поступки их везде и всюду одинаковы. Правда, смена бутафорских ландшафтов так или иначе отвлекает от дутых светских происшествий, их унылое однообразие меркнет перед авантюрностью дороги. В Индии на летчицу обрушивается тысяча напастей, и зритель видит кроткое страждущее создание; о капиталистической сделке в Берлине, подвигшей девушку пуститься в путь, никто уже не вспоминает. Путешествие предоставляет обществу уникальную возможность впасть в состояние непрекращающегося абсанса, какое ограждает его от конфликта с самим собой. Оно уводит фантазию по неверному пути, в потоке впечатлений не дает оценить перспективы, обращает к великолепию мира и тем самым утаивает его безобразие. (Путешествие пополняет наши знания о мире, что приводит к преображению существующей системы, в рамках которой осуществляется накопление знаний.) Некоторые тузы общества, которые могут себе позволить отдых в Санкт-Морице, поистине чувствуют себя там людьми; но только едут они в Санкт-Мориц, гонимые страхом, страхом признаться себе в том, что ничего человеческого в них не осталось. В дорогу рвутся даже простолюдины, которым вроде бы на роду написано сидеть дома. Ради них иллюстрированные журналы пестрят картинками из самых разных стран, ради них – а ради кого же еще? – отправляется девушка в кругосветный полет. Ведь чем больше они путешествуют, тем меньше узнают. Когда будут сфотографированы даже самые укромные уголки мира, общество ослепнет окончательно. И всё же маленьким ларечницам страсть как хочется обручиться на Ривьере.
Молодой берлинский коммерсант, толковый организатор на передовом предприятии, навещает в Вене отцовского коллегу, чья фирма трещит по швам из-за австрийского разгильдяйства. Гость приходит в ужас и уже думает отвернуться от неудачника, но тут появляется дочь вéнца, прелестная девушка, – другой, неделовой мир открывается коммерсанту, мир, где плещут дунайские волны и льется молодое вино. Счастливый берлинец познает свой нрав, до сей поры невостребованный. Он приступает к оздоровлению фирмы, которая вскоре вновь обещает приносить прибыль, девушке тоже есть применение – она становится хранительницей домашнего очага. Развитие событий настолько предсказуемо, что в крупном плане совершенно нет надобности. Будь то в городе грез о вальсе, или же на чудесном берегу Неккара, или еще в каком-нибудь нездешнем краю – богатеи всегда и везде теряют голову от безумной любви. Несправедливо обвинять их в бессердечности. Фильм опровергает то, во что заставляет поверить жизнь. В мире гешефтов делам сердечным водиться не пристало, но вне его сердце богатеев всегда не на месте. Душа их переливается через край там, где это не имеет особого значения, и случается это не так часто, как хотелось бы, – чувства неэкономно растрачиваются в личных делишках, и запасы их нередко бывают истощены. Нужно увидеть, сколь уступчив и нежен молодой берлинец со своей девушкой под сводами собора Святого Стефана, чтобы окончательно убедиться в неправоте тех, кто объясняет его суровое обхождение с телефонными оппонентами на рабочем месте недостатком сентиментальности. Камера снимает все сомнения. Молодой человек в самом деле любит оперетту, в самом деле грезит об идиллическом уголке, где мог бы позволить себе отдаться чувствам, о которых приходится умалчивать в присутственных учреждениях. А когда нет дома прекрасной девушки, чьи сердечные порывы сдерживаемы хозяйством, утешение на худой конец приносит граммофон. Фильмы документально подтверждают, как вместе с ростом благосостояния неуклонно растут и заповедные сферы, предназначенные для сантиментов. Но у маленьких ларечниц свои открытия: их блестящий начальник, оказывается, и внутри на вес золота, и они не перестают мечтать о том дне, когда им посчастливится отдать свое наивное сердечко заезжему молодому берлинцу.
Дочь миллиардера мечтает о бескорыстной любви и появляется на людях инкогнито, нарядившись в бедняцкие одежды. Желание услышано, в нее влюбляется скромный молодой человек, к слову сказать из обедневшего дворянского рода. Он собирается открыть девушке свои чувства, но случайно слышит о ее миллиардах и во избежание недоразумений решает со сватовством повременить. Вот тут-то оба окончательно понимают, что не мыслят жизни друг без друга, а поскольку деньги тянутся к деньгам, то в довершение всего лорд наследует несметные сокровища.
В другом фильме о бескорыстной любви мечтает уже юный миллиардер и ведет жизнь бродяги и т. д. и т. п. Разоблаченное инкогнито, сомнения девушки и свадебное путешествие на комфортабельной яхте.
Подобно герою из «Тысячи и одной ночи», сказочный принц наших дней предпочитает окружать себя ореолом тайны, с той лишь разницей, что блестящий финал изрядно приправляется миллиардами, которые в глазах света затмевают всё остальное. Ради благих намерений о несметном богатстве позволительно и умолчать. Состоятельная нищенка, лжебродяга – в их инкогнито нет смысла, разве что во имя бескорыстной любви и т. д. Но если желание чистой любви так сильно, почему бы и вовсе не отказаться от состояния? Почему бы не распорядиться деньгами с умом и не показать тем самым, что ты достоин любви? Однако никто не отказывается от состояния, никто не распоряжается деньгами с умом. Притворная бедность (только для этого она и нужна) выставляет счастье обладания в еще более выгодном свете, подзаряженным мощными лучами юпитеров, а тоска по бескорыстной любви есть обыкновенная сентиментальность, призванная заглушить дефицит настоящих чувств. Ведь настоящая любовь всегда корыстна, ибо жаждет подтверждения, что предмет любви кое на что годен. Дочь миллиардера, верно, ощущала бы неловкость, будь интерес, который к ней проявляли, меркантильным. Потому она и скрывает принадлежащие ей миллиарды и по бросовой цене находит на открытом рынке мужчину, чье благородство выражается в том, что он западает на девушку без гроша за душой, в которой нет ничего особенного, разве что ее миллиарды. «Главное – люди, а не состояния», – поучают богатенькие моралисты. Но кто эти люди, мы видим из кинолент: девчушка, недурно танцующая чарльстон, и под стать ей недалекий юноша. В любви человека к человеку, то есть в приватном союзе двух ничтожных существ, нет потому ничего неестественного, она служит оправданием обладанию, действующему на неимущих не столь волнующе, коль скоро есть люди, которые фактом так называемой любви доказывают, что один человек просто обладае