Я взглянул на него: — Не знаю. Случилось что-нибудь?
Ни один из них не ответил. Тот, что обратился ко мне первым, придвинул к себе стул, но ради приличия и порядка предложил сначала мне: — Пожалуйста! Можете сесть.
Потом огляделся вокруг, видимо хотел снять пальто, и искал место, куда его положить. Я встал, чтобы повесить его в шкаф.
— Сидите! — сказал мужчина.
Он расстегнул пальто, но не снял его, уселся, с минуту вертел свою шапку, потом положил ее на стол. Это был мужчина в летах, невысокий и, видимо, когда-то крепкий, но, похоже, он как будто перенес серьезную болезнь, а может, и сейчас страдал какими-то желудочными или подобными хворями, сильно похудел, и на его лице остались морщины, немногочисленные, но глубокие, свидетельствовавшие о том, что его лицо было когда-то полным и круглым. Ему могло быть за пятьдесят. Голова у него была лысая, только по бокам осталось немного черных волос. Верхняя губа слегка вытянута вперед. Мне пришло в голову, что он наверняка носил когда-то усы, я даже мог бы представить себе их форму, как именно они были подстрижены, может быть, он только недавно сбрил их. Его нижняя губа глубоко запала, отчасти по причине того, что у него отсутствовал нижний ряд зубов, это я заметил позже, когда мы говорили уже довольно долго. Одновременно я заметил и то, что это придает его речи мягкость и что этот недостаток, который я мог понять и объяснить, вызывал во мне какое-то доверие, если в этом случае можно говорить о доверии. Скорее о нем можно было бы говорить при сравнении этих двух мужчин. Потому что второй производил на меня очень неприятное впечатление. Он стоял у окна, не говорил ни слова, делал вид, будто нас не слушает, но каждый раз, когда повисало молчание, повторял вопрос своего коллеги. Два раза он предупредил меня, что я не должен ничего скрывать.
Они спрашивали меня, где я был всю эту неделю. Я отвечал, что когда нет занятий, я по большей части остаюсь дома, поскольку в этом году заканчиваю учебу и уже начал писать дипломную работу. Но недавно со мной случилась одна неприятность, хотя, собственно, это вовсе и не неприятность. Я женюсь. Недавно только решил. Позавчера. Мое отсутствие связано как раз с этим решением. Мужчина, сидевший напротив меня, улыбнулся и кивнул, словно о моей свадьбе уже давно знал: — На ком женитесь? На этой скрипачке?
Я мог бы сказать: нет, на Иренке я жениться не собираюсь, но вместо этого лишь покачал головой и сделал вид, будто меня совсем не удивляет то, что они знают о моих знакомствах и даже наверняка в курсе других подробностей моей жизни. Я пожалел, что завел речь о женитьбе, мог бы и что-нибудь другое придумать, теперь они наверняка начнут выпытывать про это, а я могу запутаться в своих же случайно брошенных словах. Почему они подбираются ко мне таким кружным путем, а не спрашивают сразу о Йожо?
— Я все еще не могу понять, в чем провинился, — я посмотрел на того, что стоял у окна, но, как будто боясь его взгляда, снова обратился к тому, что сидел напротив меня. — Я совершил какой-то проступок? Но ничего такого я за собой не знаю. Почему вы меня допрашиваете?
— Как зовут эту девушку? — спросил он.
— Ту, что со скрипкой?
— Нет. Ту, о которой вы говорили, что хотите на ней жениться.
— Ну, это еще не решено. В последнюю минуту могу и передумать. Я ведь еще не окончил университет. Сейчас, когда у меня столько дел, я связался сразу с несколькими девушками. Иной раз мне и самому кажется, что я немного легкомысленный. Принимаю какое-нибудь решение, а потом начинаю об этом жалеть. Только жизнь себе осложняю. Самому даже смешно бывает. Я всегда избегал женщин, а в последнее время… да мне, собственно, и жениться-то не хочется. Зачем я вообще об этом говорю? Это мое личное дело.
Мужчина у окна покрутил головой. Из этого стало понятно, что мой ответ его не удовлетворил. Я попробовал вспомнить, как звучал вопрос, но сообразил не сразу. И решил все то, что я с этой минуты скажу, сначала обдумывать, а если придется отвечать быстро, начну с какой-нибудь посторонней мелочи, как это делают они, или постараюсь вопрос совсем заболтать. Я уже был совершенно уверен, что их приход связан с Йожо Патуцем. Что-то должно было за время моего отсутствия стрястись. Я понял, какую глупость совершил, так необдуманно впустив их в свою комнату. Но если бы я этого не сделал, какой был бы прок? Может, они уже были здесь раньше, действительно, я же оставил двери не запертыми. Но что все-таки с Йожо, куда он мог так надолго пропасть? Вот бы кто-нибудь подал ему знак! Нет, это бы не помогло. Они наверняка здесь были, эти двое или какие-нибудь другие. И хотя я старался держать себя в руках, нервы мои напряглись до предела. Я смотрел на мужчину, что сидел напротив меня, и хотел попросить его не говорить загадками, а сказать прямо, что им от меня надо. Если ищут Йожо Патуца, то сами видят, его здесь нет. Почему же тогда они допрашивают меня? Я хотел поговорить с ними решительно, но не знал, с чего начать, да и голос меня не слушался. Я злился на самого себя. Перед приятелями мне легко было показывать себя с лучшей стороны, я держался самоуверенно, отличался от других своим красноречием, а этих двоих не сумел даже вызвать на то, чтобы они говорили прямо и открыто. Если бы они меня знали, не говорили бы со мной в таком странном тоне. Ведь я никому из них, да и вообще никому, не сделал ничего плохого. Если бы можно было побеседовать с ними в более свободной манере! Почему я должен говорить только о том, о чем им хочется? Ведь если они допрашивают человека таким способом, то и получают о нем лишь односторонние, неполные сведения. Нужно их расшевелить.
— Меня все это даже немного смешит. Сразу видно, что вы меня не знаете. Если бы вы меня знали, то не стали бы в разговоре отвлекаться на ненужные детали, — произнес я довольно убедительно и даже улыбнулся.
Мужчина, что стоял у окна, подошел ближе, оперся об угол кровати Йожо, а потом и сел на ее край, туда, где когда-то, во время бесед с Йожо, сиживал я. Он улыбнулся, словно давая мне понять, что теперь со мной будет разговаривать он и что ничего из уже сказанного мною он не забыл. — Так как зовут эту девушку?
Я снова хотел упомянуть Иренку, хотя понимал, что она им не интересна. Однако он опередил меня: — Эта скрипачка нас в данный момент не интересует. Чтобы было ясно: мы хотим знать, где вы находились все последние дни. Вы говорите, что уезжали. Мы хотели бы знать: куда? Если вы собираетесь жениться, поскольку ваше отсутствие, я повторяю ваши слова, было связано со свадьбой, то вы наверняка посещали свою девушку. Раз уж начали, надо продолжать. Вы должны сказать, как эту девушку зовут и где она живет…
Я хотел его перебить, но он не дал мне и рта раскрыть. И продолжал: — Конечно, эти мелочи для нас не так уж и важны. Или важны только по одной причине: мы хотим узнать, говорите ли вы правду. Предупреждаю, чем более точно и открыто вы будете отвечать, тем лучше для вас. Ведь вы и сами требовали открытости. Итак, если я спрашиваю у вас, как зовут эту девушку, ответ должен звучать: так-то и так-то. В данном случае это… ну, помогите мне! — Он зорко наблюдал за тем, какое смятение вызовут во мне его слова, наверняка он знал, что не ошибается. — В данном случае это Эва Враблова, являющаяся, если не ошибаюсь, двоюродной сестрой Йожо Патуца.
Нижняя губа у меня начала дергаться, и мужчина сразу это заметил.
— Что это с вами? — спросил он.
Я помотал головой. И лишь немного погодя произнес: — Ничего.
Второй мужчина, словно желая прийти мне на помощь, спросил: — Вам уже все ясно?
Я кивнул. С минуту мне казалось, что я уже не смогу взять себя в руки и буду только кивать или мотать головой, или сболтну что-нибудь такое, что может навредить и мне, и Йожо. — Погодите немного, мне надо сначала сосредоточиться!
Они посмотрели друг на друга. — Пожалуйста! — промолвил один из них.
— Дело ведь в чем, — начал я весьма путанно, — я ведь даже не знаю, что именно должно быть мне ясно. Я немного уразумел, о чем мы тут говорим, нет, лучше так: из нашего разговора я уразумел, что речь идет о чем-то серьезном, о чем-то тесно или, не знаю, отдаленно связанном, с кем? Со мной? С Йожо Патуцем или, может, с его двоюродной сестрой? Кто-то из нас что-то совершил? Что именно? Или который из нас троих настолько опасен, что его необходимо разыскивать в вечернее время? И если уж быть откровенным, как вы мне и советовали, то должен признаться, что меня, извините, оскорбляет такой ваш визит. Потому что вы забыли сказать мне главное — о чем или о ком идет речь. Если вы разыскиваете Йожо Патуца, так сами видите — его здесь нет. Его двоюродная сестра живет… зачем мне говорить, вы это и без меня знаете. Если вы что-то против меня имеете, скажите, когда и куда я должен явиться, действуйте в отношении меня судебным путем. Но мне кажется, что против меня вы ничего не имеете, никаких подозрений, а только хотите что-то найти. А если вы, извините, куда-то идете, спросите сначала правильный адрес.
— Подождите! — перебил меня мужчина с мягким голосом. Он стал почти по-отцовски меня увещевать. — Подумайте, вы ведь человек молодой, учитесь. И хотите, наверное, получить диплом.
— Вы знаете, о ком идет речь? — вмешался в разговор второй мужчина.
Я посмотрел на него.
— Мы разыскиваем Йожо Патуца, да и вас тоже, поскольку он у вас жил. Почему вы не пришли к нам и не сообщили об этом?
— Да я и не знал про него ничего плохого. Он ничего такого не сделал.
— И в домовой книге он не был записан. Почему вы не позволили квартирной хозяйке записать его?
Он снова застал меня врасплох.
— А я и не знал, что это так важно. Он пришел, работы нет, жить негде, вот я ему и разрешил у меня пожить. Мне и в голову не могло прийти, что это противозаконно. И знал я о нем только то, что он сам про себя рассказал. Что учился где-то, а потом бросил. Заболел. По болезни ему пришлось оставить учебу.
Оба мужчины улыбнулись.
— И вы поверили? — прошепелявил тот, что сидел на стуле.