«Блин! О чём я опять думаю!» – разозлился я, с ходу, всё тем же богатырским наскоком, преодолевая вторую стену.
Спрыгнув на проезжую часть, я оказался перед четырёхэтажным домом с высокой крышей, на проживание в который я ещё утром мысленно определил здешнего старосту. Здание уже занялось. Черепицу лизали ярко-оранжевые лепестки пламени, между которых сквозь невидимые глазу щели в кровле пробивались тонкие струйки пара. Из распахнутых же окон вовсю валил густой сизый дым, клубами наползая на соседний дом, оставляя на его белёных стенах чёрные пятна сажи и грязные серые разводы.
Протолкавшись сквозь гудящую взволнованной разноголосицей толпу сочувствующих, но воздерживающихся от активных действий НПС и «провалившихся», я сломя голову бросился в проход между домами. Обогнув какую-то пристройку и задержав дыхание, я, пригнувшись, пробежал мимо полыхающей коробки так и недостроенной новой ратуши. Вырвавшись из разъедающего глаза, обжигающего марева, оказался перед трактиром, где уже собралась большая часть населения деревни и довольно приличное количество игроков.
В отличие от бездействующих зевак, толпящихся в основном на дальней, ещё не затронутой пожаром стороне площади и на расходящихся от неё улицах, большинство из присутствующих здесь НПС занималось спасением горящих теремов. Это были крепкого вида мужчины: строители, землепашцы, мастеровые. Все они таскали к полыхающим ярким пламенем строениям вёдра, кадки и ушата с водой от ближайших колодцев. В этом им активно помогали многочисленные игроки – кто просто так, а кто то и дело подбегая к невысокому сгорбленному старичку, опирающемуся свой на посох, и, видимо, получая особые, «событийные» задания на тушение всё сильнее и сильнее разгорающихся пожаров.
Я не мог не заметить, как перед игроками во вспышках появлялись квестовые свитки. Одни, подхватив их и даже не разворачивая, бежали к колодцу. Другие, наоборот, тормозили и, комкая дрожащими руками нежную кожу пергамента, словно не веря собственному счастью, вчитывались в доставшееся им наконец задание. При этом кто-то смело бросался в бой с вышедшей из подчинения стихией, а кто-то мялся, переводя огромные полные страха глаза со свитка на старика, а с него на полыхающее, медленно берущее площадь в кольцо беспощадное пламя.
Им было чего бояться. Рядом с собравшимися зеваками возле поваленной повозки сидело несколько человек и смуглый эльф-доречи в закопченных одеждах, на руках и лицах которых пузырились страшные ожоги. Рядом, прямо на земле, лежало ещё с десяток мужчин и женщин, чьи подрагивающие обугливавшиеся тела то и дело бились в конвульсиях. Даже отсюда мне можно было заметить, как те, кто ещё подавал признаки жизни, с трудом проталкивали в лёгкие воздух, сквозь искалеченные верхние дыхательные пути.
«Что это?» – Я даже помотал головой, словно пытаясь сбросить наваждение.
Я прекрасно видел всё, что творилось на площади, замечал мельчайшие детали, а расстояние как будто вовсе перестало для меня существовать. Ощущение было очень странным. Я продолжал воспринимать окружающий мир так, как обычно, но при этом словно бы поставив всё на паузу, внимательно и с разных ракурсов изучая мельчайшие детали событий, что творились сейчас на центральной площади Крёнингсбурговки.
Вот у женщины, вышедшей из своего дома, почти за восемьсот метров от меня – там, дальше, далеко за толпой, прямо улице, из дрожащих пальцев выпал платочек. И в это же время во многих полыхающих зданиях обвалились прогоревшие балки. Я мог безошибочно сказать, где произошел надлом и куда приземлился каждый уголёк и тлеющая щепка. Я видел, как по потерявшим надежную опору доскам пролегли извилистые трещины. Как один из «калеченных», то есть обычных игроков, развернулся и направился по своим делам, так и не заметив, как некий «провалившийся» ловко подцепил из слотов быстрого доступа его пояса бутылочку с лекарственным зельем. А далеко, у восточных ворот, парень в зипуне стражника, несущий дежурство на настенной башенке, зло смахнув пот со лба, с затаённой болью бросил быстрый взгляд на дым от пожарищ и вновь дёрнул за верёвку, привязанную к языку тревожного колокола.
Немного растерявшись от подобного всевидения, я не сразу заметил изменения, творящиеся в моём собственном воображаемом интерфейсе. Шкала «Анализ Ситуации» медленно заполнялась трепещущей и помигивающей узорной полосой. И это при том, что сейчас я не только не был в бою, но и вообще не собирался ни с кем сражаться. Кстати, я, первый раз за четыре дня с момента получения подкласса «Терминатор», видел, чтобы мои шкалы ресурсов заполнялись.
Но для размышлений о подобных тонких материях сейчас не время и не место. Главное, что я уже знал, – на площади Касуми не было! Ни в толпе огнеборцев, ни среди зевак, ни где бы то ни было ещё…
«Неужели она все-таки осталась в трактире?» – Сердце ёкнуло и бешено заколотилось.
Меня как будто током ударило, а картинка перед глазами раздвоилась и поплыла. Несмотря на жар, исходящий от горящих строений, про моей спине пробежалась морозная волна, когда я внезапно осознал, что помочь Касуми уже не было никакой возможности.
Здание давно уже превратилось в огромный факел, и потушить его мог разве что современный пожарный расчёт, да и то вооружившись профильным вертолётом. А это значило только то, что девушка погибла страшной мучительной смертью, а я, так долго и со вкусом смаковавший тему собственного чувства ответственности перед гостьей с далёких островов, – не сделал для неё совершенно ничего. И, соответственно, ребром вставал вопрос – как я смогу посмотреть ей в глаза, когда через какое-то время она воскреснет на местном кладбище.
А над деревней, сквозь рёв пламени, разбавленный жуткими стонами обожжённых игроков и деревенских вперемешку с криками толпящихся на безопасном расстоянии наблюдателей, с новой силой ударили колокола. Не знаю уж, что там ещё случилось, но перезвон был воистину истерический, какой может быть, пожалуй, только при нападении на поселение вражеского войска.
Моё внимание на секунду привлекла группа из нескольких десятков «калеченных». Они, в отличие от других себе подобных, не принимали участия в тушении пожара. Наоборот, они весело прыгали на месте, с разбегу пытаясь сбить с ног таскающих воду НПС и игроков, всячески мешая им, не совершая, однако, никаких действительно агрессивных действий. То и дело кто-то из их компании подбегал к одному из полыхающих зданий и запускал анимацию либо танца, либо ещё какого-нибудь весёлого действия.
С грохотом внутри охваченного яростным пламенем трактира обвалилась прогоревшая крыша, обдав занятых тушением людей волной жара, искр и шрапнелью обжигающих углей. Кто-то страшно закричал, несколько рабочих повалились на землю, пытаясь сбить огонь с моментально вспыхнувшей одежды.
К самым моим ногам, потеряв по дороге шикарную шляпу-колпак из набора «Ведьмочки», визжа от боли и держась за обожжённое лицо, упала девушка расы срединных эльфов. Игрок, магичка восьмого уровня.
– Глаза! А-а-а! Мамочки как же больно! Мои глаза! – кричала она, катаясь в пыли и размазывая дрожащими пальцами по изуродованной коже белёсую жидкость, вперемешку с сукровицей, грязью, пеплом и копотью.
К нам из ближайшего безопасного переулка бросилось несколько женщин, но тут же с воплем отшатнулись назад – на дороге перед ними со страшным гулом обвалились перекрытия «дома старосты», завалив почти всю площадь и кровли соседних домов горящей щепой и углями с искрами.
– Да помогите же мне кто-нибудь! – рыдала, захлёбываясь, бедняжка, пытаясь встать на колени и дрожащей рукой ощупывая землю перед собой. – Люди! Помогите…
Её крики вывели меня из странного оцепенения, нахлынувшего, стоило мне понять, что помочь Касуми я уже не сумею… Картина пожара, стонущие обожженные люди, женский крик – я внезапно вспомнил то, что много лет назад целенаправленно похоронил в собственной памяти. Однажды, чуть более четверти века назад, я всё это уже видел и слышал…
В то злополучное лето я первый и последний раз был отправлен родителями в пионерский лагерь. Наша страна, великий и могучий СССР, доживала свои последние месяцы. В середине августа Ельцин будет произносить свою речь, стоя на танке перед Белым домом, а после этого понадобится ещё много времени, чтобы люди вновь начали гордиться своим государством. Но то были дела взрослых, мне же этот год запомнилося совершенно по другой причине.
Пионерский лагерь «Лучик» принял в тот год свою последнюю смену. Июнь вроде бы был не особо жарким, однако одной тихой ночью прилегающий к территории лес вспыхнул, словно облитый бензином сушняк. Огонь быстро распространялся от дерева к дереву, приближаясь к спящим корпусам, и уже через какие-то полчаса полыхали и столовая, и администрация, и жилые постройки.
Успели эвакуировать только часть левого крыла, несколько комнат, в которых жили мальчики, да и то не все. Девочки, вместе с вожатыми и педагогическим составом, так и остались погибать в бурлящем, нестерпимо ярком пламени. Долго ещё после этого ужасного во всех смыслах лета я не мог спать по ночам. Мне снились вопли запертых в огненной ловушке, сгорающих заживо людей, пробивающиеся сквозь рокот пожара и сливающиеся с ним в жуткий потусторонний хохот огненно-рыжего клоуна. Ненавижу клоунов…
Рухнула страна, и у серьёзных людей появилось много других, важных, с их точки зрения, забот, чем расследование этого трагического события в каком-то там пионерском лагере. Тем более что погибшие были детьми ненавистных для победившей прослойки чекистов, а разворовывание остатков Союза – являлось делом куда более интересным и прибыльным, нежели доскональное изучение причин произошедшего.
Что я мог сделать тогда, в реальном мире? Стоя в маечке и трусиках в ночи, посреди лесного пожара, и что я могу сейчас, в этом мире? Да я много чего могу! Я, мать его, терминатор!
Модифицированное мной недавно «Боевое Исцеление» требовало маны, а она у меня была, и в достаточном количестве. Сорвавшийся с ладони луч золотистого света, словно стрела вонзился в рыдающую девушку, мгновенно исцеляя её на полную линейку жизни. Ожоги исчезли, как будто их никогда и не было. Вой и причитания резко оборвались. Магичка, отняв ладони от лица, удивлённо уставилась на них. Провела пальчиками по своему чумазому носику и, вздёрнув голову, устремила на меня удивлённый взгляд своих ясных серебристых глаз.