немецкого солдата у подножия ступенек, ведущих к небольшому пешеходному мостику. Воинственность этого человека исчезает в присутствии "этого мертвого", и позже он обнаруживает, что отдает остатки своей порции кофе семье, в которой они поселились.
Такое же растрачивание своих талантов можно было наблюдать и в Англии, куда он вернулся 24 мая и где его сразу же наняли в газету Observer для наблюдения за ходом предвыборной кампании на всеобщих выборах в Великобритании, которые должны были привести к концу коалиции Черчилля военного времени. В сопровождении Инес он посещал собрания в Паддингтоне и Уайтчепеле, но Оруэлл не обнаружил особого интереса со стороны населения ("Я еще не слышал ни одного спонтанного замечания по этому поводу на улице и не видел ни одного человека, остановившегося посмотреть на предвыборный плакат", - довольно жалобно сообщал он 24 июня). Как только кампания "накалилась" до дня голосования 5 июля, его предварительные прогнозы снова оказались ошибочными: Эрнест Бевин, который вел "тяжелую и сомнительную" борьбу в центральном округе Уондсворта, в конечном итоге набрал более пяти тысяч голосов, в то время как кандидат от консерваторов, который, по его мнению, "победит с небольшим отрывом" в южном округе Хаммерсмита, проиграл более трех тысяч. В защиту Оруэлла можно сказать, что многие политические обозреватели были ошеломлены лейбористским обвалом, который привел Клемента Эттли к власти с большинством в 145 мест. Несмотря на результат, который он одобрил, он был разочарован зрелищем демократии в действии. По-настоящему удручающим в выборах, заметил он однажды, является не то, что людям не нравится ваша партия и они хотят голосовать против нее, а то, что они не знают, для чего нужны выборы и что они проводятся.
Изучать жизнь Оруэлла летом 1945 года - значит удивляться той скорости, с которой он взял бразды правления своей карьерой: поток рецензий; передача BBC Schools о Сэмюэле Батлере; полемика на Tribune по поводу старого утверждения Daily Worker о том, что "рабочие классы пахнут", которое всплыло в a Million miscellany; даже первый фрагмент нового художественного произведения. В меморандуме Secker & Warburg от 25 июня - сорок второго дня рождения Оруэлла - отмечается, что "Джордж Оруэлл написал первые двенадцать страниц своего романа, но, разумеется, не знает, когда он будет закончен". Он был увлечен "Полемикой", новым ежемесячником ("Журнал философии, психологии и эстетики"), который редактировал Хью Слейтер и в котором его первый материал, "Заметки о национализме", должен был появиться в октябре. Но его непосредственным приоритетом был Ричард, который теперь жил у О'Шонесси в Гринвиче. Первоначальная идея Оруэлла, изложенная в письме Энтони Пауэллу, заключалась в том, что они должны жить вместе в деревне ("поскольку я не хочу, чтобы он учился ходить в Лондоне"). В конце июня он, похоже, понял, что из-за широкого круга его профессиональных обязательств эта схема становится невыполнимой. Решение, как ему теперь казалось, заключалось в том, чтобы с помощью сиделки и домработницы восстановить семейную жизнь на Кэнонбери-сквер.
Кандидат, на которого положил глаз Оруэлл, пришел через Рейнер Хеппенстолл, один из детей которой посещал ясли, в которых она работала. Сьюзан Уотсон в это время было около двадцати лет, она разошлась с мужем-академиком и имела девятилетнюю дочь по имени Сара. Собеседование, каким оно и было, проходило в ресторане на Бейкер-стрит под названием Canuto's, где Оруэлл, отлучившись в туалет, спрятался за колонной, чтобы посмотреть, как она ладит с официантом: официанты, как он позже объяснил, были хорошими судьями по характеру. Сделка была заключена на Кэнонбери-сквер, чьи удобства Сьюзен оценила как "не такие уж и спартанские" по стандартам сразу послевоенного Лондона. Почти сразу же начал складываться новый меновой союз отца, приемного сына и домработницы - Сьюзен не нравилось, когда ее называли няней, а эдвардианское причудливое слово "нана", которое Оруэлл предлагал вместо него, она оценивала еще ниже. Если и были какие-то трудности, то они заключались в Аврил, которая вскоре после этого приехала со своей сестрой Марджори, чтобы выпить послеобеденный чай и осмотреть новые помещения. Их нервной хозяйке Марджори показалась "милым, дружелюбным, сердечным человеком", но Аврил и новая собеседница из 27B невзлюбили друг друга с первого взгляда: "Она смотрела на меня с крайним неодобрением", - вспоминала Сьюзен. Отсутствие гармонии привело бы к неприятностям.
Сьюзан и ее дочь, которая была на каникулах в интернате, присутствовали при публикации "Фермы животных" 17 августа: Сара вспоминала праздничный чай на Кэнонбери-сквер, после которого Оруэлл неуверенно вручил ей подписанный экземпляр. Путь от замысла к печати был настолько лабиринтным, что Оруэлла можно было бы простить за беспокойство о том, что долгая задержка может ослабить его воздействие. На самом деле роман имел немедленный успех. К середине октября Секер разошелся тиражом в 4 500 экземпляров, и еще десять тысяч были заказаны в типографии. К началу 1946 года было готово девять переводов и заключен договор с американским клубом "Книга месяца". Еще лучше, чем это, был практически мгновенный сдвиг в репутации Оруэлла. Можно с уверенностью сказать, что "Ферма животных" стала романом, который утвердил его положение среди своих сверстников. Последовали письма поклонников от Э. М. Форстера и Ивлина Во. Сирил Коннолли получил от своего наставника, пожилого литератора Логана Пирсолла Смита, сообщение о том, что Оруэлл "переплюнул всех вас". Королева Елизавета, жена короля Георга VI, послала за экземпляром, но ее посланник обнаружил, что в магазинах Вест-Энда все распродано; в итоге заказ пришлось выполнять в анархистском книжном магазине Джорджа Вудкока.
В некотором смысле формат романа был смешанным благословением. Длина и подзаголовок ("Сказочная история") сделали его привлекательным для детей - Оруэлл был рад услышать, что шестилетнему племяннику Пауэллов Фердинанду Маунту он понравился на том основании, что в нем "нет длинных слов"; сын Маггериджа Джон был еще одним поклонником. В то же время, в книжной торговле существовала определенная путаница относительно целевой аудитории. Сьюзен Уотсон вспоминала, что Оруэлл провел день после публикации, объезжая основные книжные магазины Лондона и прося убрать книгу из, казалось бы, естественного места в детском отделе. Для большинства рецензентов универсальность "Фермы животных" казалась аргументом в ее пользу. Грэм Грин, отметив ее в газете Evening Standard, предположил, что "если мистер Уолт Дисней ищет настоящую тему, то вот она: в ней есть весь необходимый юмор, а также приглушенное лирическое качество, которое он иногда может так хорошо выразить". (Оруэлл и сам так думал, дошел до того, что присутствовал на встрече с лондонскими представителями MGM и сказал Муру, что, по его мнению, из этого получился бы хороший диснеевский мультфильм). Грин явно был в курсе последних издательских сплетен, так как он отмечает, что до него "дошли слухи, что рукопись в свое время была представлена в Министерство информации... и один чиновник там отнесся к ней плохо", что позволяет предположить, что вмешательство Смоллетта было хорошо известно сплетникам с Груб-стрит.
Были и другие способы, с помощью которых "Ферма животных" изменила жизнь Оруэлла. В течение следующих четырех с половиной лет он заработает на ней около 12 000 фунтов стерлингов - значительно больше, чем все его доходы до сих пор, и, даже в эпоху карательного налогообложения, достаточно, чтобы обеспечить ему определенную степень безопасности и позволить ему планировать будущее свое и Ричарда так, как никогда ранее не было возможно. Все это поднимает вопрос о том, как Оруэлл справился с успехом, в котором ему было отказано на протяжении первых полутора десятилетий его карьеры. Не может быть случайностью, например, что ровно через месяц после публикации он начал строить конкретные планы по уходу с арены, на которой он теперь был признанной звездой. В начале сентября он провел две недели в Юре, снимая комнату в доме семьи Маккиннон и осматривая фермерский дом Барнхилл, в котором он теперь собирался жить. Даже по стандартам сельской Шотландии это было отдаленное место, в семи милях по неасфальтированной дороге от дома, принадлежащего его будущим хозяевам, Флетчерам, в крошечной деревушке Ардлусса, и в плохом состоянии, но Оруэлл был явно очарован. Я очень хорошо провел время, - сказал он Маггериджу. Хотя дождь шел каждый день, кроме одного, "этого следовало ожидать. Я поймал много рыбы, но только мелкой". Здесь был Гебридский Ксанаду, о котором он мечтал в своем военном дневнике, затерянный элизианский мир, где он мог растить своего сына и заниматься писательской деятельностью, не испытывая никаких проблем с литературным Лондоном.
Если первой реакцией Оруэлла на (сравнительную) славу и (относительное) богатство было отступление от места, где ковалась его репутация, то его реакция на некоторые физические атрибуты успеха была более неоднозначной, выявляя как кавалергардские, так и круглоголовые стороны его темперамента. Чтобы отметить выбор "Фермы животных" американским клубом "Книга месяца", Оруэлл пригласил Вудкока в ультрамодный ресторан "Белая башня" на Перси-стрит на обед, который стоил шесть гиней и превышал среднюю недельную зарплату клерка. Чувствуя, что должен ответить взаимностью, Вудкок повел своего друга в более низкопробный ресторан Dog and Duck в Сохо, где имелся запас абсента. Пока барменша готовила этот экзотический заказ, капая воду через кубики сахара в стекловидное вещество и объясняя по ходу дела технику приготовления, два друга поняли, что остальные посетители бара не впечатлены. Уловив намек на неодобрение того, что деньги тратятся на такое легкомыслие - напитки стоили 1 фунт стерлингов, - они быстро выпили и ушли. Вспоминая этот инцидент, Вудкок решил, что совершил ошибку, бездумно подчеркнув разрыв между скромной роскошью, которой теперь командовал Оруэлл, и простым существованием рабочего класса, потратив при этом деньги, которые его гость сомневался, может ли он себе это позволить. 'Разве это не стоило довольно дорого, Джордж?' спросил Оруэлл, когда они шли обратно по Фрит-стрит.