очих, посещавших паб, он казался ужасно неуместным, "довольно потрепанным сахибом в потрепанной одежде со всей неуверенностью, которую проявляет в таких случаях старый Итонец".
Тем не менее, пабы были идеальным местом для проведения лекций в стиле Кинга-Фарлоу, хотя бы потому, что так много проявлений рутины рабочего класса было под рукой. Моррис, который терпеть не мог пабы, вспоминал, как его заставили сопровождать Оруэлла в заведение неподалеку от Би-би-си. Что он будет есть, поинтересовался Оруэлл. Моррис попросил пива. Явно ужаснувшись, Оруэлл заказал пинту горького "и стакан пива для моего друга". Моррис выдал себя с головой, заметил Оруэлл: человек из рабочего класса никогда не попросит стакан пива. На протест Морриса о том, что он не принадлежит к рабочему классу, Оруэлл ответил, что "не нужно этим хвастаться". Питер Ванситтарт пережил аналогичный опыт в пабе рядом с офисом "Трибюн" на Стрэнде. Дело в том, сказал ему Оруэлл, что "с таким акцентом и таким галстуком вы никогда не добьетесь того, чтобы рабочий класс принял вас как одного из себя". Разумный совет, без сомнения, но он был мгновенно подорван появлением хозяина заведения, пришедшего в поисках следующего заказа на выпивку, который сразу же обратился к Ванситтарту как "Питер", а к Оруэллу - как "сэр".
Неудивительно, что бывали моменты, когда Оруэлл приходил в себя и вспоминал, кто он такой, вовлекая себя в ту шумиху, которую он так стремился подорвать. Один из таких моментов самореализации произошел в санатории Крэнхэм в начале 1949 года, когда его можно было найти жалующимся на щебечущие голоса представителей высшего класса и их самозабвенное болтание ни о чем конкретном. Жгучая фраза звучит в коллективистской отписке. "Неудивительно, что все нас так ненавидят". Но его попытки "наладить контакт" прозрачно искренни. Можно взять письмо, написанное им в 1947 году человеку из рабочего класса по имени Тейлор, который попросил у него совета: три с половиной страницы благонамеренных советов о работе, положении художника в обществе и удручающем финансовом вознаграждении авторства, завершающиеся увещеванием не позволять "обществу навязывать вам конформизм... В моей собственной жизни я всегда обнаруживал, что то, что называется благоразумием, означает лишь трату лет времени впустую". Тейлор, который впоследствии опубликовал роман, отметил, что это "казалось, открыло для меня невидимые двери тюрьмы".
Глава 14. Другая страна
Я пробыл в этих варварских краях около двух месяцев, провел очень интересное время и почерпнул много идей для своей следующей книги...
Письмо Джеку Коммону, 17 марта 1936 года
Поэтому Джордж отправился в Уиган, а мог бы остаться дома. Он тратил деньги, энергию и писал ерунду... Толстосумы из числа читателей, не имеющие представления о том, что можно сделать в искусстве с грубым материалом прольской жизни, получили цвет, который не стоил смеси красок
Джек Хилтон в фильме "Дорога на Уиган Пирс
Поезд доставил Оруэлла на север, в Ковентри, где он провел ночь в ночлежке ("v. lousy") стоимостью 3s 6d. Затем в течение недели, либо на общественном транспорте, либо пешком, в короткие зимние дни, когда сумерки наступали в четыре часа, он путешествовал по северо-западному Мидленду в направлении Манчестера. На земле лежал снег, идти было трудно, рассветы были такими холодными, что, по его словам, ему приходилось греть руки у костра, прежде чем он мог одеться. В первое утро, 1 февраля, он дошел пешком до Бирмингема, сел на автобус до близлежащего Стоурбриджа, а затем пешком добрался до местного молодежного общежития, где сын старосты настоял на том, чтобы играть с ним в настольный теннис, "пока я не смог стоять на ногах". К концу третьего дня пути он добрался до Стаффорда и устроился на ночлег в гостинице для умеренных ("обычная ужасная комната"), где плата составляла пять шиллингов. Как и в дни бродяжничества, хотя и на несколько более высоком уровне, он снова жил в обнимку с людьми, которые проводили большую часть своей жизни на перекладных: среди прочих неудобств, ванная комната в гостинице для умеренных была колонизирована коммерческим путешественником, который собирался проявлять свои снимки в ванне. Убедил его убрать их и принял ванну, после которой у меня очень болят ноги".
Куда он направлялся? Вероятно, Оруэлл отправился в путь, имея лишь смутное представление о том, куда приведет его турне. Рис, которому дали адрес poste restante в Манчестере, предложил предоставить список региональных представителей и контактов "Адельфи", но это так и не было сделано. Джек Хилтон, чьи "Крики Калибана" он рецензировал в предыдущем году, вспомнил, что Оруэлл написал письмо, спрашивая, может ли он приехать погостить в Рочдейл; в качестве альтернативы Хилтон предложил экономически неблагополучный Уиган, расположенный почти в тридцати милях на другом конце Манчестера, где уровень безработицы составлял от четверти до трети взрослого мужского населения. Какими бы предварительными ни были его планы, Оруэлл, похоже, решил не торопиться с этим путешествием, медленно продвигаясь через Мидлендс и наблюдая за тем, как лежит земля. 3 февраля, снова пешком, он пробирался через гончарные города Хэнли и Берслем, где было люто холодно и повсюду виднелись признаки лишений. Уже в дневнике, который он начал вести после отъезда из Лондона и большая часть которого впоследствии была перенесена в книгу "Дорога на Уиган Пирс", можно отметить чувство недоверия, которое Оруэлл привнес в свои наблюдения за промышленным севером, мысль о том, что ничто в его предыдущем опыте не подготовило его к некоторым условиям, встретившимся на пути.
И вот Хэнли и Берслем, последний с его неоклассической ратушей и многочисленными появлениями в романах Арнольда Беннета, были мгновенно прокляты как "одни из самых ужасных мест, которые я когда-либо видел, лабиринты крошечных почерневших домов и среди них горшки, похожие на чудовищные бордовые бутылки, наполовину зарытые в землю и изрыгающие дым". То же самое было на озере Рудьярд, муниципальном водохранилище к северо-востоку от Лика (о притягательности наследия предков говорит тот факт, что Оруэлл был готов проделать пятимильный путь в снежную погоду, чтобы осмотреть место, запомнившееся Киплингу), где ледяной покров разломился на глыбы, которые ветер отнес к южному концу и поднял вверх и вниз. Это, по мнению Оруэлла, был "самый меланхоличный звук, который я когда-либо слышал". Он сделал пометку - в итоге так и не осуществленную - о том, что эти льдины будут изображены в романе, а посреди них будет покачиваться пачка сигарет. В миле к северу от озера находился еще один молодежный хостел, расположенный в бутафорском викторианском замке и практически безлюдный ("Мили гулких каменных переходов, никакого освещения, кроме свечей, и только дымящиеся маленькие масляные печки для приготовления пищи"). Выехав рано утром на следующий день, он провел еще один увлекательный час или два на берегу озера, где поверхность снова замерзла, и по льду беззаботно разгуливали дикие утки . Репортаж с озера Рудьярд предвещает еще один фирменный знак "Дороги на Уиган Пирс": неторопливые заметки о природе, которыми Оруэлл чередует описания мрачных сатанинских мельниц и клубящегося дыма. Ухаживающие грачи; крысы, шныряющие по снегу; золотые рассветы: Оруэлл видел их все. Здесь ранним утром солнечный свет, скользящий по льду, создавал "самый замечательный красно-золотой цвет, который я когда-либо видел". Он провел много времени, бросая камни на лед, и решил, что "зазубренный камень, скользящий по льду, издает точно такой же звук, как свист краснозобика".
Еще один десятимильный переход до Макклсфилда, а затем длительная поездка на автобусе позволили ему добраться до центра Манчестера к середине дня 4 февраля. Через пять дней путешествия его средства были на исходе: из денег, привезенных из Лондона, осталось только 3 доллара, и, к своей досаде, он обнаружил, что банки уже закрыты. Невозможно было найти никого, кто мог бы обналичить чек, а погода неуклонно ухудшалась ("Ужасно холодно. Улицы покрыты курганами ужасной черной массы, которая на самом деле была снегом, сильно замерзшим и почерневшим от дыма"), он решил заложить свой шарф - это принесло ему 1s 11d - и укрылся в обычном ночлежном доме на Честер-стрит. То, что первые шаги в его северном турне были предприняты более или менее произвольно, ясно из его реакции на письмо Ричарда Риса о возможных контактах, один из которых, "к счастью", жил неподалеку. К 6 февраля, после дня, проведенного в ночлежном доме, он благополучно поселился у пары по фамилии Мид в их доме в районе Лонгсайт, "очень приличных" людей, по его мнению - мистер Мид был профсоюзным деятелем - живущих в таком же приличном доме. Если и был источник разногласий, то он заключался в слабом неодобрении миссис Мид хороших манер Оруэлла. "Парни здесь ожидают, что их будут ждать", - объяснила она, когда ее гость вызвался помочь с мытьем посуды.
По случайности, почти в то же самое время, когда Оруэлл отправился в Манчестер, его коллега-писатель и бывший учитель французского языка Олдос Хаксли прибыл в Ноттингем, чтобы начать тур по местным угольным месторождениям, в ходе которого он спустится в шахту и посетит центр для безработных. Как и его бывший ученик, Хаксли имел опыт работы в этой сфере. Еще в 1931 году он отправился в северный Мидлендс, чтобы написать статью о социальных условиях для журнала Нэша "Pall Mall Magazine". За "Заграницей в Англии" последовала статья-компаньон "Чужая Англия", название которой прекрасно передает шокированное любопытство, с которым воспитанные картографы с юга, как правило, реагировали на ранее неизвестный мир, который они открыли для себя к северу от Трента.
1920-е годы были эпохой, когда отечественные писатели отправились исследовать "потерянную Англию", почти мифические пейзажи Честертона с накатанными английскими дорогами, свободными изгородями и кукурузными полями, исчезающими под потоком тармакадама и жилых комплексов в духе Тюдоров. В 1930-е годы, в мире финансовой катастрофы и трех миллионов безработных, их взоры, за некоторыми исключениями, обратились к заброшенному промышленному северу. Шаблоном послужил бестселлер Дж. Б. Пристли "Английское путешествие" (1934), в котором основное внимание уделялось: