Нынешний начальник округа замер на месте.
Капитан сморгнул медленно, как ящерица на солнце, и перевел взгляд желтоватых глаз на Тэллоу:
– Дочку Дела Тенна?
– Именно так, сэр.
– Но это была шальная пуля в уличной перестрелке.
– Нет, сэр, – проговорил Тэллоу, обращаясь к капитану, но дерзко глядя в глаза начальнику округа. – Мы нашли пистолет, он был в тайнике на Перл-стрит. Наш человек просто дождался удобного момента, чтобы совершить убийство. Перестрелка, хаос. Он сделал так, чтобы его выстрел был одним из многих. Точно так же он поступал и в других случаях.
– Черт, – пробормотал капитан, оседая в кресле. – Знаешь, что мне нравилось в Деле Тенне? Он сказал мне как-то: «Все говорят мне: чего ты на повышение не идешь? Вот повысят тебя, потом еще повысят, и в конце концов ты просто будешь в высоком кресле сидеть, а сам не работать. А я, говорит, охраняю юг Манхэттена, я там родился, и отец мой там родился. Так зачем же мне другая работа?»
– Я его не застала, – сказала лейтенант.
– Хороший был человек, – покивал капитан. – А как девочка его погибла – все, в развалину превратился. На похоронах он сказал, что Манхэттен его предал. С тех пор я его не видел.
– Да, – проговорил начальник округа. – Хорошо.
Тэллоу любезно улыбнулся, но холодного пристального взгляда не отвел.
– Вы правы, сэр, это донкихотство. Но мы также понемногу составляем портрет нашего убийцы. Получаем представление о том, как он действует.
– Да, – проговорил начальник округа. – Хорошо.
– И о том, с какого рода людьми он взаимодействует.
– Да, – сказал Теркель.
– Вы знали начальника округа Тенна, сэр?
– Нет, детектив. Хорошо. Нет, не хорошо. Эту должность после Тенна занимал Маркус Кэссон, а я пришел на нее после Кэссона.
– Да, это так, – подтвердил капитан тихим, словно бы доносящимся из пещеры, голосом. – Кэссон потом стал начальником Транспортного бюро. После того как умерла Беверли Гарса.
«Все это нити одной сети, – подумал Тэллоу. – Слишком тонкие, их не увидишь, пока свет не блеснет».
– Как она умерла, капитан?
– Прошу прощения, мне пора, – сказал начальник округа. Тэллоу по-прежнему стоял у двери, загораживая выход.
– Простите, сэр?
– Мне пора, – повторил тот. – Мне нужно вернуться в офис.
– О, – кивнул Тэллоу. – Конечно, сэр. Вам нужно возвращаться к работе.
Он шагнул в сторону и открыл для Теркеля дверь.
– Благодарю за то, что взяли на себя труд приехать сюда лично и все объяснить. Очень любезно с вашей стороны. Теперь мы лучше ориентируемся в обстановке.
Начальник округа Теркель смерил Тэллоу мрачным взглядом. Тэллоу смотрел и видел перед собой человека, напрочь лишенного эмпатии. Да, он слышал о таком, мог ее имитировать, но сам ничего не чувствовал. Он смотрел на Тэллоу так, словно тот был трупом животного на обочине дороги.
– Вы работаете над делом в одиночку, не правда ли?
– Да, – ответил Тэллоу.
– Разве вы не должны быть временно отстранены от работы?
– Мне сказали, что участок не может себе это позволить, сэр. Система перегружена, сэр. Так что меня отправили туда, где я мог принести пользу, сэр.
– Возможно, – отозвался начальник округа и вышел.
Тэллоу закрыл за ним дверь.
– Джон Тэллоу, – сказал капитан. – А я не знал, что вы такой умный.
– Это мы еще поглядим, умный он или нет, – заметила лейтенант.
Капитан тихо рассмеялся и с трудом поднялся с кресла.
– Знаете, – произнес он, – если бы вы и впрямь были такой умный человек, я бы о вас уже услышал. И вот что я вам скажу. Когда я еще ходил в детективах, дали мне в напарники одну умную леди. Очень умную. Настолько умную, что ее стали продвигать по службе все выше и выше. А мой следующий напарник, да будет Господь им доволен, был тупица, каких поискать, – слов у нас не находилось, какой он был тупица. Так что я, считай, без напарника работал. И именно тогда, Джон Тэллоу, я и понял, что такое быть полицейским. Видно, вы были умным юношей, когда получили сюда назначение. Но у меня складывается впечатление, что только сейчас вы стали умным не мальчиком, но мужем.
Капитан направился к двери, и было видно, что каждое движение причиняет ему боль. Тэллоу открыл перед ним дверь. Капитан смерил детектива ровным спокойным взглядом.
– Смотри, Джон, я твою задницу прикрыть не сумею. Я сейчас выйду отсюда и отправлюсь к себе подписывать бумажки о дополнительных поставках скрепок или еще какой чухни. Я капитан Первого участка, но даже во влиятельные офис-менеджеры не выбился. Влиятельные менеджеры – они все на Уолл-стрит сидят, хреновы Повелители Вселенной. Меня никто не любит и не уважает, а снизу меня другие уже подпирают – ждут не дождутся, когда я как-нибудь утречком помру на толчке от сердечного приступа. И я вижу, к чему ты ведешь. И вот что я тебе скажу: давай сделай это. Сделай это, черт побери.
Тэллоу спросил:
– Капитан, как умерла Беверли Гарса?
Тот еле заметно улыбнулся:
– Ее задавила машина. Незавидная судьба для главы Транспортного бюро, правда? Но я тебе вот что скажу. Патологоанатом готов был что угодно прозакладывать: на том, что осталось от ее головы, имелся осадок от пороховых газов. Кто-то ее застрелил, а потом переехал. Криминалисты даже раздавленную пулю на месте происшествия нашли. Но дело так и заглохло.
– Вы хорошо ее знали?
– Почему я так хорошо все помню, это хочешь спросить? Нет, я не знал ее. Я так хорошо все помню из-за пули. Калибр 357, выстрел произведен из отремонтированного револьвера одиночного действия. Для прежнего босса ночной смены у криминалистов это был прямо личный бзик. Полгода с этим работал. Я помню, потому что он пришел ко мне с очень странным результатом. Он считал, что стреляли из пистолета Пинкертона. Ну, с такими ходила железнодорожная полиция в начале девятнадцатого века. Но тот босс, он реально хотел хоть что-то раскопать. Потому что он-то как раз Беверли знал хорошо. А я нет. Я вообще ни с кем не сближаюсь. Никогда.
Капитан вышел, не найдя сил попрощаться с лейтенантом.
– Закрой дверь, Джон, – сказала она.
Он повиновался.
– Садись, Джон.
– Я лучше постою.
– Сядь.
– Лейтенант, у вас тут говно, а не кресла.
Она расхохоталась:
– Что ты только что сказал?
– Нет, ну правда. У меня от них жопа болит. Вы поэтому их здесь и поставили. Чтобы никто не засиживался.
– Ты удивительный говнюк, – сквозь смех проговорила она. – Как ты вообще…
– Мне как-то пришлось посидеть в вашем кресле. Аж пять минут. Так спину весь день потом ломило!
– Детектив, вы что, предлагаете мне метнуться и принести вам подушечку под попочку?
Тэллоу сел.
– Ну и к чему все это было? Признавайся, что ты успел натворить за сегодня! Каких неприятностей мне ждать?
– Мне кажется, это мне следует ждать неприятностей…
– Да уж, начальник округа ясно дал понять, что уделает тебя тем или иным способом…
– Но больше всего меня беспокоит вовсе не это, – сказал Тэллоу и замолчал, взвешивая в голове все «за» и «против».
Он смотрел на дело, как на недотканое полотнище. Потом отмерил в голове участок, который можно показать лейтенанту. Всю ткань ей видеть пока не надо – может оказаться контрпродуктивно.
– Ну хорошо, – проговорил он и сделал глубокий вдох. – К концу этого дня, если мне повезет, у меня будут доказательства в пользу того, что «Спирпойнт Секьюрити» как-то замешана в этом деле.
– Ты сам сказал: то, что их дверь в той квартире стоит, вполне может быть случайным совпадением.
– Может. Но наш убийца убрал одного из их конкурентов. Может, это тоже совпадение. Но я готов прозакладывать что угодно, готов спорить на цену мягонькой миленькой поджопной подушечки для этого кресла, что начальник округа сейчас быстренько набрал своего закадычного друга Джейсона Вестовера. А милый, добросердечный Джейсон сейчас прикидывает, как бы ему побыстрее связаться с киллером.
Лейтенант сложила руки на груди:
– У тебя нет доказательств, что Вестовер знает нашего парня.
– Нет, – согласился Тэллоу. – Но что-то в разговорах, которые я веду во время расследования, постоянно возникает «Спирпойнт». А еще у меня много вопросов. Слишком много. Почему это «Вивиси» решила купить именно это здание? Вестовер познакомился со своей женой именно в «Вивиси». А у нее пунктик на индейской культуре, она на ней помешана до такой степени, что начинает визжать от ужаса прямо посреди улицы при виде бездомного дядьки, одетого как индейский следопыт в дрянном вестерне из тех, что в два часа ночи по телеку показывают. А у нашего парня, заметьте, тоже пунктик. И тоже на индейской культуре. И я…
Тут Тэллоу на мгновение замолчал, пытаясь найти нужные слова под пристальным взглядом лейтенанта. А потом сказал:
– Под дождем легко спрятаться.
– Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.
– Так бывает, что дождь идет такой сильный, что мы смотрим на небо и видим капли. А нужно смотреть на землю, на лужу. На то, какой она формы. Потому что все это – тоже дождь. Вот и тут: дождь идет уже двадцать лет, и все смотрели на капли, а все эти ребята бегали туда-сюда, и никто их не замечал. А они ведь даже по знакомым нам улицам не ходили. А дождь был сильный и шел надо всем городом, и никто не посмотрел вниз, на следы в лужах. У меня теперь кое-что вырисовывается. Мне просто нужно увидеть карты.
– Джон, объясни мне простыми и ясными словами, без метафор.
Тэллоу провел пальцами по волосам:
– Нет тут никаких совпадений. Мы угодили прямо в сеть. Вот как в лесных ловушках раньше были. Если бы наш парень после каждого убийства топил пистолет в реке, мы бы вообще ничего не узнали. Я думаю, что он совершает заказные убийства. Причем его не то чтобы наняли, тут другое слово надобно. А он хорош, настолько хорош в своем деле, что те, кто ему людей заказывает, знают: все эти зависшие дела просто потеряются со временем в море таких же висяков, что каждый год оседают в архивах густонаселенного и криминогенного мегаполиса. Они это знали, и пока никто в самую середину их тонкой сеточки не вперся, происходящего никто не замечал. А на пользу нам пошло то, что киллер оказался с прибабахом и пистолеты свои хранил.