– Без сопливых скользко, Бэт. Я сняла отпечаток с сигареты, которую в пакетик из-под чипсов запихали. Ты передо мной в реверансах должен приседать и шлюх сюда подгонять пачками.
– Нет, дактилоскописта звать пока не надо, – быстро сказал Тэллоу. – Давайте личико получим. Мы поймем, он ли это, как только увидим фото. Я в этом абсолютно уверен. И мне нужен Бэт, где-то на час. Мы вернемся. Завтра у нас отберут дело, Скарли, если сегодня вечером мы не разработаем что-нибудь похожее на теорию, подкрепленную доказательствами. Ну как, готова?
– Джон, у меня вообще жена есть. Я не могу каждую ночь на работе торчать.
– Так, Скарли. Ты пять секунд назад сияла, так чего случилось-то? – встрял Бэт.
Скарли поникла, смешно нахмурилась и смерила Джона преувеличенно свирепым взглядом.
– Ну ладно. Ваша взяла. Мы слишком далеко зашли, чтобы сейчас отступить. Но нам нужно будет поесть, а еще мне надо позвонить, иначе мою башку отрежут и в туалет спустят.
– Звони, – разрешил Тэллоу, – поиск с отпечатком уже запустили?
– Ага.
– Отлично. Бэт, возьми свой хлам, я покажу какой.
В машине Бэт заявил:
– Да ты просто псих, если думаешь, что из этого что-нибудь выйдет.
– Знаешь, я немного подустал от того, что мне каждый первый заявляет, что я псих.
– А чего, привыкай. В смысле, мое дело сторона, но ты всегда такой был? Или после смерти напарника таким стал?
– А я-то думал, что это Скарли – аутист, лишенный социальных навыков.
– Нет, нет, я понимаю, что это такой непростой вопрос. И я понимаю, что тебе до сих пор больно, но… он же напрашивается. Вопрос, в смысле. Ты сам-то как чувствуешь: изменилось твое поведение? Вел бы ты себя так же, если б и дальше работал вместе с напарником? А может, все-таки… ну, я не хотел сказать, что у тебя травма или там тебе нужно выговориться, короче, я не об этой хрени речь веду…
Тэллоу вздохнул:
– Ты хочешь спросить: не рехнулся ли я после того, как напарник погиб на моих глазах?
– Ну типа того, – кивнул Бэт. – Только я это вежливей хотел сформулировать.
Полицейский в форме вышел на проезжую часть и поднял руку, останавливая поток машин. За его спиной на тротуаре стояла скорая. А на углу горел человек. Он стоял на коленях, охваченный ярким пламенем, совершенно мертвый. И медленно оседал на асфальт.
За спиной полицейского ветер протащил по дороге засиженный птицами котелок с заткнутыми за ленту на тулье индюшачьими перьями.
Память услужливо подсунула Тэллоу воспоминание: «Я всего лишь попросил у нее огоньку».
– Ну и кто из нас псих, а? – тихо пробормотал Тэллоу.
– Ну да, я псих, – согласился Бэт. – Потому что этот план только псих мог придумать.
– А ты все равно со мной поехал.
– Ну да, поехал. Я, кстати, не сказал, что планы психов мне не по душе. Я просто хочу сказать, что у нас ничего не получится.
– Так, – рассердился Тэллоу. – Ты можешь сделать то, о чем я прошу, или нет?
– Могу. Причем с удовольствием. Просто я думаю… да ладно, хрен с ним. Индейский ниндзя, цепочки доказательств нет, его кунг-фу, в смысле, история-фу круче, чем твоя, дело гиблое, ну и так далее и тому подобное. Мы тебе это двадцать раз уже говорили.
– История-фу, – медленно проговорил Тэллоу.
– Ну ты понимаешь, о чем я. Хотя вот я себя спрашиваю: почему на «истории-фу» ты залип, а «индейский ниндзя» пропустил мимо ушей.
Тэллоу сделал глубокий вдох.
– Ну ладно, – и длинно выдохнул. – Значит, смотри. В доме, где я квартиру снимаю, три выхода. Главный, задний и пожарный.
Процесс в результате занял чуть меньше часа. Бэт с огромным энтузиазмом в него включился, да так, что его не оторвать было. Глядя на него и особенно на его безумную улыбочку, Тэллоу задумался, кто из этих двоих на самом деле аутист. На пути обратно Бэт все еще злобно радовался и потирал руки.
– А я смотрю, мой план тебе понравился, – заметил Тэллоу.
– Еще бы! Именно из-за этого я в криминалисты и пошел! Вот из-за этой всей фигни!
– Ты что же, пошел в полицейские, потому что тебе здание понравилось или там форма?
Бэт снова рассмеялся и заерзал на пассажирском сиденье.
– Не-а. А ты правда хочешь знать, почему я в полицейские пошел?
– Ну да.
– Я смотрел сериалы про полицейских.
– Серьезно?! – ужаснулся Тэллоу.
Ему и прежде такое говорили, но все как-то не верилось. Если человек настолько глуп, что считает: в сериалах показывают, как оно на самом деле в полиции все делается, то в полицию он ни за что не попадет. В конце концов, туда совсем тупых не берут, надо хотя бы уметь самостоятельно одеваться, что ли…
– Да нет, я не об этом. В этих сериалах… в них есть дао. Я вырос на сериалах, которые в двухтысячных показывали, и в них знаешь какая мысль всегда повторялась? Если ты умный и в естественных науках, ну, таких, науках с большой буквы «Н» сечешь и если ты не идешь на попятный, упираешься и применяешь научные знания, то проблема обязательно разрешится. А проблема тоже всегда одна и та же: жизнь утратила смысл, а полицейским нужно обратиться к Науке, чтобы вернуть жизни смысл. Это главная мысль любого полицейского сериала. Вот посмотри любой полицейский сериал в течение часа – что ты увидишь? Нарушение этического договора, процесс, который привел к этому нарушению, и то, как это нарушение устраняют, причем так, чтобы ничего подобного в дальнейшем не случилось. Вот почему все без ума от них. Они рассказывают нам очень здравую историю: сначала все плохо, потом нам показывают, как доискиваются до причины, почему все плохо, так хаос устраняют, и картина мира упрощается, и наконец проблему решают. Потому что все знают, что… слушай, ты девушке своей когда-нибудь изменял?
– Один раз, – сказал Тэллоу, просто чтобы сказать. На самом-то деле он никому не изменял – исключительно из-за того, что случая удобного не представлялось.
– Тогда ты понимаешь, о чем я. Ты нарушаешь этический договор, базовое правило из серии «Так делать нельзя», и нарушить его тяжело лишь в первый раз. Но вот оказывается, что ты совершил проступок, а солнце не погасло. И что же? В следующий раз тебе легче преступить нравственный закон. И становится все легче с каждым разом. Так что все, кто смотрит полицейские сериалы, в курсе: плохой парень сделает что-то дурное не единожды, а много-много раз. И его нужно найти и нейтрализовать. И я очень хотел быть тем, кто это делает. Мне нравилась сама мысль: вот я тот человек, что нейтрализовал плохого парня и задействовал для этого мозги и руки. И больше ничего. И я доверю тебе один секрет. – Тут Бэт улыбнулся. – Я никогда не говорю людям, что я полицейский. Говорю, что я – эксперт-криминалист.
– Это одно и то же.
– Знаешь, ты извини, пожалуйста, но нет. Меня это не устраивает. Я – эксперт-криминалист. Я отыскиваю разгадки для загадок. Я охочусь, думаю и нахожу разгадку благодаря знаниям. Научным знаниям. А знаешь, чем нью-йоркский полицейский занимается? Манифестантов бьет и женщин насилует.
– Одну минуточку!..
– Джон, а что тут спорить? Помнишь тот случай, когда детектив изнасиловал женщину на пороге многоквартирного дома в Бронксе? Помнишь, что он ей сказал? «Я не такой, как те плохие копы, которые ту другую девушку изнасиловали, я не такой плохой». Помнишь, как разгоняли «Захвати Уолл-стрит»? Хватали женщин за руки и за ноги и брызгали в лицо из перцовых баллончиков. Избивали журналистов дубинками. Проломили череп члену городского совета. Выволакивали женщин из инвалидных колясок. Вот что такое нью-йоркский полицейский. Мы, блин, не герои. Совсем не герои. И да, поэтому я не говорю людям, что я полицейский. И я не люблю на место преступления выезжать. Мне нравится сидеть у себя в офисе, где мы занимаемся научными всякими делами и чисто разгадки ищем, и не нужно выезжать, чтобы набить морду людям только за то, что они оказались в неподходящем месте в неподходящее время и сказали очень неприятную правду…
– Бэт? Может, дух переведешь?
Бэт даже не подумал улыбнуться.
– Знаешь, почему мы, эксперты-криминалисты, терпеть не можем участковых и детективов? Потому что вы напоминаете нам, где на самом деле мы работаем.
– Угу, – кивнул Тэллоу. – Например, охотимся за индейцем-ниндзя.
На это Бэт ответил коротким смешком. И отвернулся к окну:
– Эй! – вдруг всполошился он. – А куда это мы заехали?
– Я тут немного свернул по дороге. Хочу кое на что поглядеть.
Бэт завертел головой, словно пытался проследить за кружащейся мухой:
– А это, случаем, не парк Коллект-Понд? Я-то думал, в нем реально пруд есть…
– Да они все никак не закончат строительные работы, – сказал Тэллоу. – Они вроде выкопали небольшой пруд несколько лет назад, но потом осушили, а теперь опять что-то там роют.
Парк оказался жутко унылого вида площадью, вымощенной серой страшной плиткой. Настолько серой и унылой, что желтая металлическая ограда вокруг стройки даже несколько оживляла пейзаж.
– Это, – продолжил Тэллоу, – Вапуз. На месте, которое теперь назвается Спринг-стрит, Родниковая улица, действительно бил родник. Его русло позже углубили для канала, в честь которого потом назвали Канал-стрит, и впадало это все в пруд Коллект-Понд, Пресный пруд. Но к 1800 году пруд превратился в реальный токсичный отстойник, так что они выкопали канал и осушили его. Потом снова наполнили, а затем засыпали канал, и получилась Канал-стрит. А все это раньше было Вапузом, главным индейским поселением в Нижнем Манхэттене, и стояло оно на берегу пруда. А что мы видим – это то, что он него осталось. Дно пруда и купольные дома Вапуза, любые другие археологические свидетельства прежних культур – все под землей. Вот под этим вот парком и здесь.
Тэллоу ткнул пальцем в другую сторону, и Бэт посмотрел туда:
– Тюрьма Томбс, – проговорил он.
– Ага. Манхэттенский пенитенциарный комплекс построен над Вапузом и Коллект-Пондом. Так же как и здание уголовного суда. Изначальное здание Томбс не сохранилось – его подтопили остаточные воды. Осушительные работы были проведены настолько небрежно, что, когда заново наполнили пруд, здесь все превратилось в болото, и сырость проникла в Томбс. И вот я думаю…