Тут допрос девочки закончился, и светлейшие сообщили остальным результаты. Бедняжка рассказала, как целая толпа огромных тварей напала на деревню посреди ночи. Отец буквально выволок их с матерью из дома, когда селение уже горело, и огородами вывел к лесу, видимо, изначально намереваясь искать спасения у эльфов, однако их заметили и пустились в погоню. Убежать от огромных уродов не удалось, отец девочек погиб, пытаясь задержать преследователей, однако его колун оказался бессилен против огромных палиц, жертва пропала даром, потому что выиграл он для своей семьи всего одну секунду, которая ничего не изменила. Всех троих догнали и схватили, мать сразу же убили и разделали на мясо на глазах у девочек, а их самих связали, видимо, намереваясь съесть позже.
— Это низшие орки, — пояснил светлейший, — а те мелкие — серые гоблины. И их возвращение не сулит ровным счетом ничего хорошего. Деревня людей, видимо, разорена и сожжена дотла.
Т'Альдин, слушая это, в отчаянии спрятал лицо в ладонях: все, плакала и его награда, и жаркое, он дрался с тварями и заработал полукруглую насечку на ухе совершенно напрасно. Таруна, неверно истолковав этот жест как проявление ужаса перед зверствами орков, молча прижалась к нему.
Знаменитый принцип «скальпеля Оккама» гласит, что если есть несколько возможных объяснений чего-либо, то самое простое, скорее всего, и будет верным. По этой же логической формуле Данила когда-то сформулировал для себя «правило неудачи Оккама-Разумовского»: жизнь — это дерьмо, которое случается, и из нескольких возможных дерьмовых вариантов чаще всего происходит самый простой и оттого самый вероятный. Первое следствие из этого правила — если что-то может не получиться — оно и не получится.
По дороге к пустырю, где должно было состояться обучение солдат, Данила опасался не столько затесавшегося в полусотне вроде бы умных бойцов одного дурака — дурак, понимающий, что он дурак, зачастую оказывается относительно вменяемым — а дурака, который считает себя умным, да еще и навязывает это мнение окружающим.
Получилось так, что основная масса рыцарей особым умом не блистала. Не то чтоб эти люди были глупы, нет, однако схватить на лету принцип поражающего действия гранаты им не удалось, главным образом из-за слабости понятийного аппарата. Как говаривал Козьма Прутков, «некоторые вещи непонятны нам не оттого, что понятия наши слабы, а оттого, что они лежат за пределами наших понятий».
Опасность осколков, разлетающихся во все стороны при взрыве, они осознали сразу же, как только Данила провел параллель с пулями уже известного им нечестивого оружия, но вот понятие «ударная волна» в их головы не укладывалось.
— Какая волна?! Откуда волна, если внутри нет воды?! И наконец, «ударная» — это как? Очень большая? — вопрошал благородный рыцарь по имени Саверон, тип высокий, с худым аристократическим лицом и вроде бы высоким лбом, вот только особого ума в нем Данила не заметил.
Хуже всего было то, что другие воины считали Саверона умным.
— Во-первых, — с расстановкой объяснял инженер, — волны бывают не только на поверхности воды. Во-вторых…
— Никогда не видел других волн, — с апломбом заявил тот.
— Ты сегодня в храме молился?
— Разумеется!
— А богиню свою когда-нибудь видел? Нет. Но ведь не сомневаешься, что она есть.
— Так то богиня, а то — какие-то якобы волны не из воды.
Самая худшая ошибка заключалась в том, что этого парня надо было отбраковать моментально, но Данила переоценил свои просвещенские таланты, а когда осознал, что бьется головой о стену, было уже поздно: своими сомнениями Саверон заразил остальных.
— Уфф… Давай иначе. Когда порох внутри гранаты вспыхивает, граната взрывается. Образуется много огня и дыма, и этот дым несется во все стороны с такой силой, что буквально спрессовывается в мощные сгустки. И вот такое дымовое кольцо от гранаты называется «ударная волна». И тот, кто будет стоять близко возле гранаты, получит такой удар этой волной, что будет убит, либо ему поотрывает руки и ноги.
— Дымом? — скептически приподнял бровь Саверон, — как убивают быстро летящие пули, я понимаю, но они тяжелые и твердые. Дым… как дым может убить? Разве что если задохнуться в нем…
— О боги, дайте мне сил… Сэр рыцарь, я мог бы рассказать вам множество невероятных вещей, но вы их все равно не поймете. Это очень уж сложно. Просто запоминайте правила обращения с гранатами, это очень опасное оружие…
— Чем, осколками? У низших орков щиты весьма крепкие, их не пробить так легко.
— Граната убивает именно ударной волной, и щит от нее не спасет. Это все равно что закрываться щитом, стоя на пути несущегося горного потока. Или, в данном случае, невероятного урагана. В общем, смотрите, я вам покажу на деле.
Испытание гранаты провели в том же овраге, что и за день до того. Данила поджег одну и бросил вниз, стоя подальше от края. Внизу рвануло, вверх взметнулся дым, почти все рыцари основательно вздрогнули от неожиданности. Затем обратно посыпалась земля и пыль.
— Теперь понятно?
— Жутко прогремело, — признал Саверон, — но гром и то громче гремит, и ничего. И ураганов, вырывающихся из оврага, я тоже не заметил. Мастер-оружейник, вы предлагаете нам полусотней воевать против тысячи, надеясь, что серая чума перемрет от… дыма?! Это… это безумие. Они просто закроются щитами от осколков — и все!
Все катилось к чертям. Йонгас и Роктис наблюдали за всем этим, но вмешиваться не спешили, сами, видимо, ничего не понимают. Вселить в рыцарей веру в мощь оружия, изза твердолобости Саверона, не удалось даже при помощи демонстрации. Остается один, крайне бесчеловечный метод.
Данила тяжело вздохнул и решился. Изможденные пленники в концлагерях, множество убитых серой чумой, разоренные земли, из последних сил держащиеся осажденные города… Им нужна помощь, стране Валлендела нужно спасение от наступающей беды — а дело намертво застряло из-за тупицы, заразившего своим скепсисом весь отряд. Будет то, что задумал Данила, убийством или все-таки самоубийством? Боже, прости, но другого выхода нет.
— Вы полагаете, что сможете щитом закрыться от ударной волны? — мрачно спросил инженер.
— От осколков — да. А эта ваша волна ничего не стоит. От дыма заслоняться бессмысленно. Дыхание задержал да и все.
— Ладно же, — согласился Данила, — давайте мы положим на землю гранату, вы станете возле нее, закрывшись щитом, и подожжете фитиль. А мы поглядим, что из этого выйдет.
— Да сущий пустяк! — самоуверенно заявил Саверон, — давайте ее сюда.
Он взял один из больших пуленепробиваемых щитов — по сути, двухслойный железный щит, сваренный из двух обычных — и спустился вниз по склону оврага.
— Я готов!
Данила поставил перед ним в двух шагах гранату и протянул подожженную Йонгасом свечу:
— Да поможет вам ваша богиня. Как только подожжете фитиль, сразу спрячьтесь за щит целиком. У вас будет на это лишь несколько мгновений.
Саверон решительно поставил щит нижней кромкой на землю, примерился, как ему удобнее за ним прятаться, и Данила спешно ретировался наверх, к остальной группе.
Грохнуло ничуть не слабее, чем первый раз, затем воцарилась тишина. Выждав еще несколько секунд, Йонгас и еще несколько рыцарей заглянули с обрыва вниз, оттеснив пытающуюся тоже заглянуть Роктис.
— Сэр Саверон? Слышите нас? Должно быть, сознание потерял…
— Ну так спуститесь, приведите его в чувство, — мрачно отрезал Данила, не заглядывая в овраг, и пошел обратно, туда, где слуги вбивали в землю бревна, имитирующие расстановку вражеских колонны и шилтрона.
Йонгас и Роктис почти сразу же пошли следом, раньше других убедившись, что рыцарь мертв.
— У него был вообще шанс выжить? — спросил эльф.
Данила пожал плечами:
— Я не был уверен точно, не знал силы этого пороха. Но гранаты моего мира в таких ситуациях обычно шансов не оставляют, а выжившие остаются калеками. Против ударной волны бессильны любые доспехи.
Эльф помрачнел сильнее:
— То есть, ты сознательно дал ему погибнуть?
— А у меня был выбор? Нет, он мне его не оставил.
— Не слушай его, душенька, — защебетала Роктис, — пожертвовать тупицей ради общего блага — святое дело!
Йонгас презрительно фыркнул:
— И этот человечишка еще упрекал меня, что жертвовать одним невиновным ради многих — плохо.
— Я им не жертвовал, — покачал головой Данила, — просто организовал встречу с неизбежностью чуть раньше. В нашем мире говорят, что нет ничего опаснее дурака с гранатой: один такой идиот, погибая, может угробить своих же. Своим презрением к опасному оружию он подписал приговор себе и пытался сорвать запланированную атаку, а теперь его пример послужит наглядным примером для остальных.
Тут рыцари, достав из оврага тело погибшего, двинулись обратно, и на их лица Даниле смотреть было страшно, но свой гнев они неожиданно обратили на Йонгаса.
— Советник Йонгас, этот человек только что убил одного из королевских рыцарей, — сказал шедший во главе процессии, — Саверон мертв.
— Кто же виноват, что Саверон погиб от какого-то, как он сам сказал, пустяка? — пожал плечами эльф. — Мастер Разумовский ведь пытался объяснить вам, какое это опасное оружие. Не верить ему на слово — все равно, что не верить вашему королю. Так что Саверон получил, что заслужил, разве нет?
— Можно же было на собаке показать! — крикнул кто-то из толпы.
— Мне не пришло подобное в голову, — примирительно сказал Данила, — там, откуда я, с животными не принято так обращаться. К тому же, одеть собаку в доспехи было бы трудновато. Сэр Саверон не верил в силу ударной волны — и вы не верили. Разрушительное оружие требует уважительного отношения, и теперь вы это знаете.
Добрых полдня Данила тренировал бойцов с учебными гранатами, отрабатывая двустороннюю атаку на колонну и шилтрон.
— Ваша задача бросать гранату навесом, так, чтобы она не ударилась о щиты крайнего ряда и отскочила, а упала сверху в середину колонны. Упавшая с краю граната опасна для вас же или для тех, кто следует за вами, а если она взорвется на земле посреди вражеского строя — поубивает и поотрывает ноги врагами, а не вашим лошадям.