– То есть человек вроде вас? – сказал я скептически. – Юнец из городка в Сундарбане.
– Кое в чем юнцы очень хорошо разбираются, папаша. И одна из таких штук называется интернет. Вам знакомо это слово?
– При чем тут интернет?
– При том, папаша, при том. – В тоне моего собеседника слышалась оскорбительная снисходительность, словно он втолковывал недоумку. – Интернет – ковер-самолет мигрантов, их транспортная лента. Способ передвижения – самолет, автобус, корабль – абсолютно неважен, ибо человеческие массы перемещает интернет. Вот так просто, папаша.
– Минутку! – возразил я. – Не вы ли сказали, что в своем большинстве эти люди бедны и неграмотны? Как же они выйдут в Cеть?
– Папаша, двадцатый век давно закончился. Компьютер больше не нужен, достаточно мобильника, который нынче есть у всех. Пусть ты неграмотный, позвонить и сказать, что тебе требуется, уж как-нибудь сумеешь, а все остальное сделает твой виртуальный помощник. Вы удивитесь, насколько хорошо и быстро соображает народ. Путешествие начинается не с покупки билета и получения паспорта, но с телефонного звонка и технологии распознавания голоса.
– То есть надо просто кому-то позвонить?
– Нет, все гораздо замысловатее. Как, по-вашему, человек понимает, что хочет лучшей жизни? Откуда, черт возьми, люди вообще знают, какая она, эта самая жизнь? Разумеется, через свой мобильник, где они видят фото иных стран, рекламу чего-то совершенно сказочного и всякую хрень в социальных сетях, опубликованную теми, кто уже совершил путешествие. И как же, вы думаете, эти люди поступят? Вернутся на рисовые поля? Вы, папаша, не пробовали заняться рисом? Не проводили, согнувшись в три погибели, целый день на пекле, когда вокруг кишмя кишат змеи и мошкара? Вы думаете, кто-нибудь захочет этого, поглядев на фото приятелей, которые в берлинском кафе попивают карамельный латте? И тогда мобильник, показавший все эти картинки, становится проводником к связнику.
– Кто это, связник?
– На бенгали он называется далал. Это человек, который обеспечивает необходимые связи, отсылая мигрантов к одному абоненту, другому, третьему. Отныне мобильник – их жизнь, их путешествие. С помощью телефона оплачивают все стадии поездки, он же извещает, какой путь открыт, а какой нет, помогает найти пристанище и сохранить контакт с друзьями и родственниками, где бы они ни были. А по прибытии на место помогает освоить легенду.
– Какую еще легенду?
– О, это самая приятная часть моей работы – сочинение легенды для клиента. Я, знаете ли, славлюсь своими легендами.
– Не понимаю.
– Объясню. – Типу уже не просто говорил, но ритмично, словно рэпер, приплясывал, тыча в воздух рукою с самокруткой. – Если просишь убежища, скажем, в Швеции, надо подкрепить свою просьбу легендой, но не какой-то там старой байкой. Нужна история, которую захотят выслушать. Россказни о голоде после наводнения, хворях из-за мышьяка в грунтовых водах, жестоком хозяине, избивающем за неуплату долга, – для шведов все это хрень собачья. Политика, религия и секс – вот что им требуется, и ты, если хочешь их заинтересовать, должен выдать рассказ о том, что тебя травят. И в этом я помогаю своим клиентам, снабжая их подобными историями.
Я не понимал, говорит ли он всерьез или просто выпендривается, но слушал его, пребывая в этаком завороженном ошеломлении.
– Можно подробнее, с примерами? – попросил я.
– Беженцам из Бангладеш я советую выдать себя за индуистов или буддистов, спасающихся от гнета мусульман, а мигранты из Индии получают такую же инструкцию, но с точностью до наоборот, и все это прекрасно срабатывает. Кроме того, европейцы обожают истории, связанные с сексуальной ориентацией и половой идентичностью. Искусство, папаша, в том, чтобы определить, кому что подойдет. Надо изучить клиента и решить, какая легенда ему сгодится. Я, можно сказать, оказываю услугу “из пункта в пункт”.
– Каким образом клиенты о вас узнают, по объявлению или как?
– Никакой рекламы. Только молва в социальных сетях. Человек видит публикацию бывшего клиента и решает пойти тем же путем. Или просто заинтересуется, заглянет с друзьями, расспросит. Если желание созрело и денег у человека достаточно, я свожу его со связником. – Типу простер руку к дальнему берегу, изобразив нечто вроде танцевального па. – Большинство связников обитает в округе Мадарипур, вот почему время от времени я наведываюсь в Бангладеш.
– То есть в Индии такие услуги недоступны?
– Вполне доступны. Но в Бангладеш система отлажена лучше, поскольку существует давно. Я думаю, она работает бесперебойно с той поры, как пришли в движение семьи вроде вашей, папаша. Только не говорите, что ваши предки оформляли паспорта и визы, чтобы пересечь реку. Обошлись без них, верно?
– Верно, – сказал я. – Но тогда все было иначе. Сейчас граница наверняка охраняется. Не боитесь попасться? Там же полно пограничных нарядов.
– Ну и что? – Типу затянулся цигаркой. – Думаете, легко закрыть такую границу, что пролегает через лес на болотах? Кто знает обходные пути, обойдет и наряды. Ну а случись нарваться на погранца, ему расценки известны. Это лишь вопрос денег, которых в нашем деле хватит на всех.
Типу глянул на меня, глаза его блеснули. Он щелчком отправил окурок за борт.
– Надеюсь, папаша, вы не собираетесь болтать об этом с моей матушкой или Пией, правда?
– Нет, если вам не угодно.
– Не угодно. Я хочу, чтобы вы вообще не касались этой темы, окей?
– Хорошо. Не буду.
– Лучше не надо. – Он усмехнулся, но в тоне его слышалась легкая угроза. – А то еще выйдет какая-нибудь гадость.
– Например?
Ухмылка стала шире, показав зубы.
– Вдруг я залезу в ваш компьютер, и поди знай, чем это кончится.
Святилище
Уровень воды уже так понизился, что берег, извилисто уходивший вдаль, выглядел крепостной стеной, вылепленной из ила и увенчанной непроходимой путаницей густой листвы и паутины корней.
Моему непривычному глазу зеленовато-бурая матовость пейзажа казалась однообразно непроницаемой. Но, подметив туда-сюда метавшийся взгляд Хорена, я понял, что для человека, знающего, куда смотреть, лес полон знаков, поддающихся расшифровке и прочтению, как некие доисторические письмена.
Однако потом даже наш кормчий слегка растерялся.
– Помнится, дхаам должен быть где-то здесь. – Хорен показал на берег. – Но этот участок реки, похоже, сильно изменился.
В конце концов святилище в бинокль сумел разглядеть Типу.
– Ойдже! Вон оно! – крикнул он, тыча пальцем вдаль.
Приподняв темные очки, Хорен всмотрелся в размытое пятно на речном берегу.
– Парень прав, – проворчал он. – Но храм совсем не там, где я думал.
– Как так? Не мог же он переместиться.
– Переместилась река, – был ответ. – Когда последний раз я видел дхаам, он стоял в глубине острова, а теперь – почти у самой воды.
Катер подошел ближе к берегу, и стало видно, что храм отделен от водной кромки двумя сотнями ярдов слякотной земли, утыканной острыми побегами мангровых деревьев. На нижней палубе Типу уже готовился к высадке – снял рубашку и кроссовки, до колен закатал джинсы. При этом он опять смолил тупорылую самокрутку.
– Ну что, папаша, не желаете курнуть? – подмигнул Типу, протягивая мне цигарку. – Маленько взбодритесь.
Я помотал головой и отвернулся, но, оказалось, он еще не закончил.
– А вы что, так и собираетесь идти? – Ухмыляясь, Типу оглядел мои брюки и ветровку. – В этаком наряде да по грязи к цели прибудете вот таким… – Он изобразил зомби. – На вашем месте я бы разоблачился.
Конечно, он был прав. Я разделся до трусов и обмотал чресла лунги, которым одолжился у Хорена. Бумажник, телефон и прочие мои вещи лодочник спрятал в железный ящик.
– Коли свалитесь в грязь, все это придет в негодность, – сказал Хорен. – Если что понадобится, потом вам доставим.
Перед выходом на берег он дал мне полезный совет:
– Представьте, что ваш большой палец на ноге – это коготь, цепляйтесь им за дно, вот так…
Затем, придерживая лунги в паху, проворно сбежал по сходням и ступил в мягкий блестящий ил. На несколько секунд Хорен замер, погружаясь в слякоть, и лишь когда она дошла ему до бедер, по-аистиному задрал ногу и сделал шаг.
– Не спешите! – крикнул он, обернувшись. – Продвигайтесь очень медленно!
Но все было попусту.
Я не мог и представить, каково это, когда нечто липкое и скользкое трогает тебя за икры и ступни, погрузившиеся в полужидкое месиво. Я запаниковал и рванулся напролом, не вытаскивая ног из жижи. В следующую секунду я плюхнулся ничком в бархатистую топкую грязь, услышав заливистый смех Типу.
Думаете, я грохнулся всего раз? Нет, я падал на каждом втором шаге, хоть спутники мои поддерживали меня под руки. Рот, глаза и уши вмиг забились илом, словно первобытная среда востребовала мое существо обратно.
Сквозь залепленные грязью очки я ничего не видел, но с маниакальным упорством удерживал их рукой на переносице, ибо они казались последней связью с цивилизацией. Ослепленный напрочь, я не смог обойтись без помощи моих поводырей, даже когда глубина зыбкой каши уменьшилась до пары дюймов. Вскоре я почувствовал, что поднимаюсь на взгорок, и, споткнувшись обо что-то, ощутил твердую поверхность под ногами.
Взяв меня за локоть, Хорен прервал мое шествие:
– Стойте здесь, не двигайтесь!
Повинуясь приказу, я дрожал на январской прохладе и прислушивался к неясному жестяному звяканью рядом. А потом меня окатили водой, и от этакого ледяного душа я мгновенно окоченел, не в силах шевельнуться или вымолвить хоть слово. Затем чей-то палец влез мне в ухо и выковырнул из него грязевую затычку, позволив услышать смех Типу.
– Я же говорил, папаша, с косячком оно было б легче.
Хорен водрузил мне на нос мои отмытые и протертые очки, и я как будто очнулся от кошмара. Оказалось, я в мощеном дворе, рядом колодец, на бортике которого стоит ополовиненная бадья с водой. Передо мной – строение с провалившейся крышей, дыра в ней затянута синим брезентом. Деталь эта и пара горшков на еще не остывших углях погасшего костерка говорили о том, что жилище обитаемо.