– Невероятно! Вы не ошибаетесь?
– Да нет, не думаю. Прошло примерно сорок пять минут, а что?
– Именно тогда я получила тревожный сигнал.
– Что за сигнал?
– О Рани.
– А кто это?
– Она… – начала Пия, но передумала. – Долго объяснять, расскажу при встрече.
– Ладно.
– Погодите, я же, наверное, вас не увижу?
– Почему?
– Вы же хотели нынче вернуться в город, чтобы не опоздать на рейс.
– Ах да! – Я напрочь забыл о своем отъезде. – Потом разберемся. Я не могу оставить Типу в таком состоянии. В конце концов, он пострадал, пытаясь меня защитить.
Рани
Когда мы добрались до больницы, Типу, похоже, был в коме, и его тотчас на каталке увезли в реанимацию.
Прошло добрых полчаса, прежде чем к нам вышел врач. Он подтвердил сказанное Пией: больница не располагает нужной сывороткой, дорогой и дефицитной. Однако надежду терять не стоит, поскольку Типу получил небольшую дозу яда из одного змеиного клыка (позже Пия сказала, что такой укус нехарактерен для Ophiophagus hannah[25], королевской кобры, которая редко нападает на людей, но, если уж напала, атакует всерьез).
Теперь все зависит от того, как скоро удастся ввести сыворотку, сказал врач. Пока что нам оставалось только ждать.
Потянулись часы мучительного ожидания. Когда медсестра известила о крайне сбивчивом дыхании больного, я заподозрил, что нас готовят к худшему.
Однако Пия приехала раньше, чем рассчитывала, почти за час до полуночи. Дорога явно далась ей нелегко, о чем говорили усталый взгляд и осунувшееся лицо, но растерянной она отнюдь не выглядела, деловито передав врачу контейнер. Пия не потеряла самообладания, даже когда Мойна разрыдалась у нее на груди.
Примерно через час врач сообщил, что сыворотка подействовала, состояние пациента улучшается, и у нас будто гора свалилась с плеч. Вам незачем мыкаться в больнице, сказал доктор, ступайте-ка лучше отдыхать.
Ввиду позднего времени и отсутствия в городке отелей Пия устроила мой ночлег в гостевом доме Фонда Бадабон, местной резиденции Нилимы. Чистый и уютный номер на втором этаже располагал всеми удобствами, включая высокоскоростной интернет. Я не удивился, узнав, что Пия, во время наездов в Сундарбан квартировавшая в этом доме, сама здесь обустроила все вплоть до роутера.
В кухне стояли два больших холодильника. Как почти вся техника в доме, работали они от солнечных батарей. Один холодильник предназначался персонально для Пии, которая, как вскоре выяснилось, существовала на весьма специфической диете, состоявшей в основном из энергетических батончиков и сэндвичей с арахисовым маслом и джемом. Мы оба давно уже ничего не ели, и я охотно принял предложение соорудить мне бутерброд.
За этой неожиданно вкусной трапезой я и узнал о Рани, которую в бреду поминал Типу. Так звали самку речного дельфина. Почти всю свою профессиональную жизнь Пия изучала иравадийских дельфинов, по-научному Orcaella brevirostris. Во всей стае Рани представляла особый интерес для исследований. Пия вела аккуратный учет особей и хорошо знала каждую, особенно самок, которых отслеживала в период размножения. Много лет она фиксировала миграцию стаи, отмечая ее дневные, сезонные и годовые перемещения.
Рассказывая, Пия тщательно подбирала слова, она не желала очеловечивать животных, предмет своего изучения. И все же было ясно, что ее отношения с Рани, долгие и прочные, по человеческим меркам считались бы старой дружбой. Связь их имела давние истоки, поскольку Пия знала ее родительницу и уделяла ей особое внимание, потому что в стае та была единственной самкой с детенышем. К сожалению, дельфиненок не выжил – угодил под катер, когда ему было всего несколько недель от роду. Пия горевала, потрясенная его смертью, но, приехав через год, обрадовалась, ибо дельфиниха вновь обзавелась потомством.
Именно Типу, тогда еще мальчишка, часто увязывавшийся за Пией в ее командировках, окрестил детеныша Рани, переделав официальное имя РН-1 (регистрационный номер 1). А через год Рани вдруг пропала. Пия тотчас снарядила поисковую партию, обшарила излюбленные пути стаи и на одном из мест кормежки нашла Рани, запутавшуюся в нейлоновой сети.
Не мешкая, Пия освободила пленницу, и с тех пор Рани смотрела на нее не так, как прочие дельфины – во взгляде ее сквозило нечто большее, чем просто узнавание (слово “благодарность” напрашивалось еще сильнее из-за стремления рассказчицы его избежать).
Все это случилось давно, теперь Рани была старейшиной, истинной родоначальницей, воспитавшей дюжину дельфинов. Именно она помогала Пие отслеживать миграции семейства.
В первые годы наблюдений перемещения стаи были систематичны и предсказуемы. Но затем они стали носить беспорядочный характер, и причиной тому, по мнению Пии, были изменения в составе вод Сундарбана. Поднимавшийся уровень океана уменьшал пресноводность реки: потоки морской воды проникали все выше по руслу, некоторые его участки стали чересчур засоленными. Животные отклонялись от привычных маршрутов, постепенно забираясь все дальше вверх по течению в обжитые людьми районы, где водилось много рыбы. Как результат, дельфины попадали в сети, гибли под винтами моторных лодок и катеров. За последние годы численность стаи сократилась всего до трех особей – Рани и еще двух дельфинов.
Сознавая угрозу полного исчезновения этой группы, Пия, вопреки своим правилам, снабдила Рани особым устройством, в режиме реального времени извещавшим о ее местонахождении и общем состоянии. В случае критической ситуации оно посылало сигнал тревоги на мобильный телефон.
– Что вчера и произошло. Во время заседания я получила тревожный сигнал.
– И о чем он извещал?
Пия сморщилась.
– Это был, скажем так, наихудший из возможных сигналов – сообщение, что объект покинул водную среду.
Я вдруг вспомнил телевизионные репортажи о китах, выбросившихся на берег.
– То есть Рани могла попасть в сети и оказаться на суше?
– Не знаю. Но сигнал о серьезной опасности.
– Как я понимаю, он поступил примерно в тот же час, когда Типу произнес ее имя?
Пия пожала плечами.
– В том случае, если вы не напутали с временем.
– Даже если я ошибся на полчаса или больше, разве это не странно? Ведь Типу был в бреду, как он мог знать, где находится Рани?
– Не надо бежать впереди паровоза. Мы не знаем, что случилось с Рани. Пока это все под вопросом. Бывает, датчики врут. Я не хочу делать поспешные выводы, пока во всем не разберусь на месте.
– И как вы это сделаете?
Пия встала и начала убирать посуду.
– У меня есть координаты точки, откуда был послан сигнал. Это остров Гарджонтола. Я отправлюсь туда, как только смогу. Может, даже завтра, если с Типу будет все хорошо. – Забирая мою тарелку, Пия окинула меня взглядом. – Хотите поехать?
– А место для меня найдется? – Я постарался не выказать радость.
– Конечно. Я собираюсь нанять быстроходный катер Хорена. Он рассчитан на десять человек, а я беру с собой только двух здешних помощников, так что места полно, милости просим.
– Спасибо, я охотно поеду.
– Ладно. Будем надеяться, нам повезет.
Чуть позже я пожалел о своем порыве и принятом приглашении. Проснувшись утром, в глубине души я надеялся, что поездка не состоится. Но пока мы завтракали, пришла Мойна и сообщила: Типу гораздо лучше, завтра его, наверное, выпишут.
Никаких помех больше не оставалось, и Пия взялась за исполнение своего плана. Уже в начале одиннадцатого мы вместе с двумя рыбаками, которых она натаскала на роли ассистентов, взяли курс на остров Гарджонтола.
К счастью, нынешний катер оказался несравнимо лучше; не глиссер, конечно, однако шел он много быстрее давешнего корыта.
– Видите, сколько разных оттенков у воды? – Пия искоса глянула на меня из-под козырька бейсболки на коротко стриженных волосах.
Щурясь от брызг и следуя взглядом за пальцем моей спутницы, я всмотрелся в реку, и поверхность ее, поначалу казавшаяся неизменяемо бурой, предстала сочетанием множества тонов. Да и собственно течение не было однородным, постепенно глаза мои стали различать омуты, водовороты, ответвления, буруны и всевозможную рябь.
Это признаки бессчетных потоков, впадающих в реку, сказала Пия. Каждый чуть-чуть отличается от другого и располагает своей смесью микронутриентов. По сути, это маленькие экониши, которые река несет, точно ветер – воздушный шар. Результатом стало поразительное распространение бесчисленных форм жизни.
– Каждый поток подобен плавучему лесу, населенному невероятным разнообразием обитателей.
– Образ красивый, – сказал я. – Лес, который миллионы лет перемещается.
– Однако в своих водах река несет и следы того, что происходит в ее верховьях. И вот это меня по-настоящему тревожит.
– Почему?
Пия задумчиво почесала щеку, словно подбирая слова, доступные моему пониманию.
– Вы слышали об океанических мертвых зонах? Нет? Это огромные водные пространства с очень низким содержанием кислорода, в которых рыбе не выжить. Число их увеличивается с феноменальной быстротой, и причиной тому сброс химических удобрений в реки. Попадая в море, химикалии запускают цепную реакцию, в результате которой вода теряет кислород. В таких условиях выживают лишь немногие специфические организмы, все прочее погибает, оттого-то эти участки и называют мертвыми зонами. Они уже раскинулись на десятки тысяч квадратных миль, некоторые размером с небольшую страну.
– Правда?
– Да, и уже не только посреди океана, они стали появляться в реках, особенно в их устьях, примером тому Миссисипи и Жемчужная река. Что вполне понятно, ибо именно через реки аграрные отходы проникают в океаны.
– Я понимаю, к чему вы клоните. По-вашему, то же самое происходит и здесь?
– Нечто подобное, – сказала Пия. – Однако, на мой взгляд, дело не только в аграриях. Я думаю, есть и другой виновник.