Однако письмо выбивалось из потока грязи, лившейся по доступному университетскому адресу и в соцсетях, – оно пришло в личный почтовый ящик. Нельзя было исключить вероятность того, что его отправил осведомитель, работник нефтезавода, узнавший о предстоящем сбросе токсичных отходов. В таком случае подтверждалась догадка о причине гибели животных Сундарбана, что служило основанием для закрытия завода.
Как назло, в ближайшие дни Пия уезжала на конференцию в Берлин. Просмотрев свой график, она поняла: если выехать пораньше и состыковать несколько рейсов, можно успеть в Сундарбан ко времени предсказанного выброса дельфинов. Пия вышла на сайт транспортных заказов и забронировала билеты так, чтобы оказаться в Лусибари накануне даты, указанной в письме.
Во время пересадки во Франкфурте ее осенила идея – она вспомнила об индийской журналистке, которая не раз просилась в экспедицию по Сундарбану. Пия послала ей тщательно сформулированное приглашение в якобы самую обычную поездку, ни словом не обмолвившись о возможном выбросе животных. Журналистка мгновенно ответила согласием, пообещав взять с собою фотографа.
По прибытии в Лусибари Пия убедилась, что все ее инструкции выполнены: репортерша и фотограф были на месте, помощники загрузили оборудование на катер Хорена. Тотчас тронулись в путь и на закате добрались к Гарджонтоле. Неподалеку от берега встали на якорь, взяли образцы воды для отправки в Хайдарабад, где лаборатория располагала технологией отслеживания токсинов твердофазной абсорбцией.
Утром солнце взошло в шесть часов.
Пия проснулась вовремя, но остальных не подняла. Вооружившись биноклем и навигатором с монитором, она вышла на палубу и стала наблюдать.
Минуло полчаса, потом еще столько же, дельфины не появились. Пробудившиеся помощники удивились, что начальница уже на посту. В чем дело? Что-нибудь ожидается?
Пия беспечно отмела расспросы, отговорившись тем, что еще не переключилась на местное время, и потому решила взять дополнительные образцы воды, раз уж все равно лежит без сна.
Рассветный сумрак уступил место утру, а Пию раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, слава богу, что ничего страшного не произошло. Но, выходит, она зазря торчит здесь с биноклем в руках, проехав полмира за собственные, между прочим, деньги.
Позавтракали, убрали посуду; дельфины так и не появились. К счастью, Пия подготовила доклад о долгосрочном вреде от нефтезавода и около часа демонстрировала корреспондентам карты, графики и слайды. Потом ее ассистенты поведали о случаях массовой гибели речной фауны, которым были свидетелями, – о косяках мертвой рыбы, об уменьшении популяции крабов и прочем.
Пия закончила выступление в восемь часов. Чтобы еще потянуть время, она попросила Хорена пообщаться с журналистами. Человек в возрасте и хороший рассказчик, он был как нельзя кстати, поскольку университетский отдел связей с прессой настаивал на историях, “интересных обывателю”.
Хорен еще не закончил свой рассказ, когда вдали показался дельфин. Пия тотчас зафиксировала время в журнале наблюдений, 8:35, и мысленно отметила, что прошло добрых два с половиной часа от срока, предсказанного осведомителем.
Вскоре появились еще дельфины, и в немалом числе. Они не виляли в своей обычной манере, но плыли почти по прямой, устремляясь к острову.
До этого момента голос Пии в трубке был ровен. Но теперь она всхлипнула и расплакалась.
– У меня нет слов, Дин, ничего ужаснее я не видела. Огромная стая выбросилась на берег. Я знала, что так поступают китообразные, но чтобы Orcaella…
С началом этого жуткого действа все, кто был на катере, прыгнули в шлюпку и поплыли к берегу. Пие и ее помощникам удалось столкнуть обратно в воду больше половины стаи, но почти два десятка дельфинов погибли.
Корреспонденты тоже времени не теряли: журналистка строчила в блокноте, фотограф отснял уйму кадров. Понимая, что заполучили сенсацию, они настояли на срочном возвращении в Колкату. На другой день газета вышла с их репортажем на первой полосе.
– Только что я говорила с юристом по экологическому праву, – сказала Пия. – Она собирает коалицию природоохранных групп для подачи иска в Верховный суд и считает, что эта история дает хороший шанс на судебное решение о закрытии завода. На слушании юрист покажет подборку фотографий с мертвыми дельфинами на берегу. Судей-вегетарианцев подобные вещи расстраивают чрезвычайно, и они, возможно, вынесут вердикт не в пользу корпорации. – Пия сглотнула рыдание. – Как удачно, повторяла адвокат, что именно в тот момент мы оказались на острове…
– Вы сказали ей об анонимном письме?
– Нет! О нем не знает никто, кроме вас. Я не хочу выдавать заводского осведомителя.
– А вы уверены, что это он отправил сообщение?
– Да, конечно.
– Но как он раздобыл ваш личный адрес? У вас есть предположения?
Возникла небольшая пауза.
– Вот к этому я и веду, потому и попросила вас о разговоре.
В круговерти событий Пия не удосужилась известить Мойну о своем приезде в Лусибари. Но та об этом как-то узнала и перехватила ее в гостевом доме.
– Что же вы ничего не сказали? – укорила Мойна и вдруг заплакала, что было ей совсем не свойственно. – Иль не знаете, как мне одиноко?
Чувствуя себя виноватой, Пия отложила дела и уделила время давней знакомой, порасспросив ее о здоровье, работе в больнице и Типу. По-прежнему ли сын регулярно звонит из Бангалора, поинтересовалась она, но Мойна покачала головой: от него уже давно нет вестей, прошло две недели, как он прислал групповую фотографию с коллегами.
– Вот, гляньте. – Мойна достала мобильник.
На снимке, сделанном перед каким-то учреждением, три ряда молодых мужчин и женщин серьезно смотрели в объектив.
– А где Типу? – спросила Пия.
Мойна показала на юношу в костюме и галстуке, стоявшего в заднем ряду.
– Каким взрослым он выглядит, правда? – гордо сказала Мойна.
Пия кивнула, хотя в снимке было что-то не так. Она отправила фото на свой телефон и скачала в компьютер. На мониторе стало видно, что фотография подверглась обработке – лицо Типу было вставлено с помощью фотошопа.
Мойна обомлела, она даже не знала, что такое возможно.
– Это совсем нетрудно, – сказала Пия. – А уж для умельца вроде Типу вообще пара пустяков.
Женщины пролистали отметки о звонках в телефоне и журнал соцсети, надеясь, что они подскажут местоположение Типу.
Пия подметила, что парень старался общаться с матерью через мессенджер, но иногда звонил и присылал сообщения с номеров, которым предшествовали международные коды: +880, +92, +98, +90.
– Мойна, вы обратили внимание, что звонки и сообщения поступают с зарубежных номеров?
– Да, я заметила и даже спросила об этом. Типу сказал, что связывается через иностранные серверы. Мол, так дешевле.
– И вы поверили?
– А как не поверить? – Мойна беспомощно пожала плечами. – Сын в этом разбирается, я же ничего не смыслю.
– Вы пробовали звонить по этим номерам?
– Нет. Типу велел не донимать его в Бангалоре. Сказал, у него не фиксированный график, а личные звонки в рабочее время категорически запрещены. Если я хотела поговорить с ним, я посылала сообщение на почту, и обычно через час-два он перезванивал. Но вот последние две недели не отвечает, хотя я шлю сообщения одно за другим.
Все это удивляло и тревожило. Пия попросила показать другие снимки, присланные Типу. И они оказались групповыми фотографиями, сделанными в офисе, парке и помещении, похожем на общежитие. Пия быстро поняла, что здесь тоже применен монтаж. Видимо, фото были взяты с чьей-то страницы в соцсети.
Стало ясно, что Типу старательно обманывал мать. Вместо работы в Бангалоре он, похоже, укатил в Бангладеш. Судя по телефонным кодам, оттуда он отправился в Пакистан, Иран и Турцию. Но зачем? И на какие деньги? Сомнительно, что жалованья за работу в Сети хватило бы на такое путешествие.
Номер, с которого пришло последнее сообщение от Типу, не имел кода. Но текст был отправлен в тот же день и почти в то же время, что и анонимное письмо о дельфинах. Вот тогда-то зародилось подозрение, что Типу с этим как-то связан.
Пия настояла, чтобы они пошли к Мойне и осмотрели комнату ее сына. Там стоял запертый железный шкаф.
– Сюда вы заглядывали? – спросила Пия.
– Нет, но я знаю, что в нем хранится. Всякие устройства и ваши подарки за все годы.
– Давайте в этом удостоверимся. Ключ есть?
– Нету.
Пия сбила замок молотком. Шкаф оказался почти пуст, в нем покоилась всякая дребедень, но подарки – старые компьютеры, мониторы, клавиатуры, игровые приставки и прочее – исчезли. Видимо, Типу их продал, собирая деньги на поездку.
На нижней полке стоял пластиковый пакет, набитый бумагами – с виду ненужным хламом. Глянув пару-тройку листов, оказавшихся распечатками со всяких сайтов, Пия вернула пакет на место.
– У Типу есть паспорт? – спросила она.
– Насколько я знаю, нет, – сказала Мойна. – Он так и не выправил новый вместо того, с которым ездил в Америку.
Стало ясно, что с поддельными документами Типу отправился в нелегальную поездку, закончившуюся в Турции. Разъезжал он уже долго, но аккуратно поддерживал связь с матерью. Такого не бывало, чтобы он замолкал на две недели. Пия не могла избавиться от чувства, что в столь долгом молчании кроется нечто зловещее и Типу, видимо, угодил в беду.
Через знакомую она связалась с неправительственной организацией, занимавшейся беженцами и мигрантами. Там ей сказали, что это обычная история, в последние годы то и дело сообщают о подростках и юношах, без ведома родных уехавших из дома. Да, сухопутный маршрут Пакистан – Иран – Турция – главный путь мигрантов. Что касаемо конкретного случая, организация вряд ли сможет чем-то помочь, поскольку завалена работой, а персонала не хватает. Лучше всего найти человека, имеющего доступ в мигрантские сети, и попытаться что-нибудь выяснить по неофициальным каналам.