Пию изводил образ Типу, погибающего в Турции, как еще один выбросившийся на берег дельфин. Многочисленные телефонные звонки результата не дали. Она была на грани отчаяния, когда, решив еще раз заглянуть в пластиковый пакет с бумагами, сделала ошеломляющее открытие.
– Распечатки оказались вовсе не беспорядочны. Вы не поверите, Дин, но почти все они имели отношение к Венеции! Типу выискивал в Сети материалы по самым разным темам – история, география и даже зоология. Представляете? Какая там фауна в Венеции! Я подумать не могла, что он этим интересуется. В пакете имелись даже подробные планы городских районов, которые он собственноручно зарисовал карандашом. Казалось, он стал одержим Венецией. Причем это не было мимолетным увлечением. Я посмотрела даты – в распечатках они наверху листа – и поняла, что этим он занимался целых два года.
– Вот как? – удивился я. – Выходит, он начал собирать материалы вскоре после того случая с коброй?
– Наверное. Еще он изучал сухопутные маршруты из Ирана в Турцию и Европу. А также заполнил формы на паспорта для себя и Рафи. Стало быть, они собирались ехать вместе, и тогда я позвонила Хорену – не известно ли ему, где сейчас Рафи. От него я узнала, что год назад тот уехал за границу – распродал все свои пожитки, включая лодку, и исчез. До недавнего времени вестей от него не было, но в прошлом месяце он прислал знакомому свою фотографию откуда-то из Европы. Откуда именно? – спросила я. Хорен не знал, но сказал, что попросит того парня переслать ему снимок. Спустя час фотография была в моем телефоне: Рафи на мосту через канал. – Пия смолкла, переводя дух. – Я почти уверена, что фото сделано в Венеции, потому-то и написала вам с просьбой позвонить. Вдруг вам удастся найти Рафи, раз уж вы там… Я, конечно, понимаю, это маловероятная случайность…
“Случайность” так меня шибанула, что я уже не слышал Пию, но, закрыв глаза, вцепился в это слово, как в свою последнюю связь с реальностью.
Разумеется, все эти неожиданные встречи, невероятные пересечения прошлого с настоящим были всего лишь случайностью. Почти фатальный инцидент в гетто, столкнувший меня с Рафи, был чистым совпадением и ничем другим. Не видеть этого грозило опасностью утратить связь с нормальной реальностью, основа которой случайность. Нет абсолютно никаких причин считать, как считал я, что подобная встреча в подобном месте находится за гранью возможного. Не существует ничего, что было бы за этой гранью, и не потому ли я застраховался на случай дожития до ста трех лет? Ибо и такое может случиться, несмотря на всю призрачность шансов.
Одновременно с этими мыслями меня охватила дрожь сомнения. Но как узнать? Есть ли где этакий счетчик, позволяющий определить, что событие пребывает в границах случайности? Нет, конечно, ибо сколь угодно всякого необъяснимого может произойти без отрицания его связи со случайным. Здесь случайность уподобляется Богу, чью вездесущность не может ни подтвердить, ни опровергнуть ничто из происходящего в жизни. Вместе с тем случайность, как и Бог, дает утешение, защищенность, ясность, чистоту. Не потому ли ей так часто сопутствует прилагательное “чистая”? Подобно свежему горному ручью, случайность омывает мир и очищает все, чего коснется. Отказ от этой веры означает переход в стан рока и судьбы, дьяволов и демонов, чар и чудес, или, проще говоря, в тайную параноидальную вселенную, где всем заправляют скрытые силы.
Я не мог позволить себе ступить на этот путь. Мне требовалась вера, которой последнее время так не хватало в моей жизни. Я должен был любой ценой ухватиться за веру в случайность. Казалось, тяготы и мытарства испытывали мою преданность этой вере по примеру того, как бог смерти Мара испытывал Будду, пустынная аскеза – святого Антония, бог Дхарма – Юдхиштхиру[53].
Вот такие мысли копошились в голове, когда до слуха моего наконец дошло, что меня окликают, и, похоже, давно:
– Алло? Дин, вы тут? Алло?
– Да, я здесь. – Я сделал глубокий вдох и постарался прийти в себя. – Наверное, вы удивитесь, но только вчера я говорил с Рафи.
– Не может быть! Вы его видели? Неужели?
– Я понимаю, шансы были невелики, да?
– Что ж, Венеция город небольшой, население всего двести шестьдесят тысяч, так что вероятность вашей встречи существовала.
– Пожалуй. Как бы то ни было, мы поговорили, и я даже спросил о Типу. Рафи не знает, где он, и вопрос мой, казалось, его раздосадовал. Я решил, что они в разладе, и свернул тему.
– Не могли бы вы еще раз поговорить с ним? – умоляюще сказала Пия. – Я буду очень признательна! Я понимаю, шансов, конечно, мало, но…
Мне подумалось, что, напротив, шансы велики, поскольку Рафи явно что-то знает о местонахождении Типу. Сдается, именно этого вопроса он ждал и боялся.
– Конечно, я увижусь с ним и выясню что смогу, – сказал я. – А вы уж так сильно не переживайте. Типу – парень смышленый, он знает, что делает.
– Но он же еще мальчишка, я не могу не волноваться. Наверное, я – причина его неурядиц. Отец его погиб, работая на меня.
– Но вы-то в том не виноваты, так что не казнитесь.
Пия вздохнула.
– В отношении Типу я, похоже, все делала не так… Ладно, сообщите, что узнаете от Рафи. Завтра я буду в Берлине, а потом заеду в Венецию, лететь-то недалеко.
– Хорошо. Но сначала поглядим, что скажет Рафи. У меня есть его номер, я позвоню ему прямо сейчас. Извещу вас, как только что-нибудь выясню, может, даже сегодня.
– Отлично. Будем на связи.
Друзья
Я дал отбой, и меня с новой силой охватил страх, который удалось обуздать во время разговора. Недвижимо сидя в кровати, я пялился в стенку перед собой. Что со мной происходит? А с нами? Мои неожиданные встречи с Типу и Рафи как будто проходили по трафарету, который создали не мы, а нечто или некто, руководствовавшийся причинами вне нашего понимания.
Потом я вспомнил о только что принятом решении сохранить свою веру в случай. Возможно, подумал я, все это результат свойственной миру хаотичности, иными словами, чистая случайность. Говорят же, что усилия обезьяны, молотящей по клавиатуре пишущей машинки, в конце концов увенчаются шекспировской пьесой. И шансов на подобный исход гораздо меньше, чем на происходящее со мной. В любом случае я должен в это верить, если хочу сберечь рассудок.
Я заставил себя вслух произнести: “Все это просто случайность и совпадение, больше ничего”, и слова мои возымели эффект молитвы, разрушившей колдовские чары. В голове прояснилось, мне стало вполне очевидно, что Рафи – ключ к решению проблемы, первым делом надо поговорить с ним.
Я глянул на часы – семь утра, еще не поздно перехватить его до начала работы на стройке. Я набрал номер Рафи, но телефон его уже был выключен. Надеясь, что он его проверит, я послал эсэмэску с просьбой позвонить мне в обеденный перерыв.
В течение утра я еще несколько раз безуспешно звонил и отправлял сообщения. Наступило время обеда, но ответа я не получил. Недоумение мое нарастало, и я решил сходить к Лубне – узнать, когда Рафи заканчивает работу.
Сквозь приоткрытую дверь я увидел хозяйку агентства, поглощенную чем-то на компьютерном мониторе. На секунду отвлекшись, она поздоровалась и вновь уставилась в экран.
– Декхенчхен, слышали новость? – Лубна развернула ко мне монитор.
В последних известиях шел сюжет о синем катере, переваливавшемся по волнам лазурного моря. На палубе столпились темнокожие люди в потрепанной одежде. Одни смотрели в камеру, другие обреченно отмахивались.
На некотором удалении от катера выстроились пограничные суда под разными флагами.
Сюжет закончился, его сменили кадры с флотилией изящных военных кораблей серого цвета. На баке самого большого из них экипаж, стоявший по стойке “смирно”, отдавал честь итальянскому флагу.
– Наверное, вы знаете, что военные получили приказ не допустить беженцев в Италию, – сказала Лубна. – Все страны Средиземноморья прислали пограничные катера, чтобы предотвратить высадку в иных местах.
– Значит, министр выполнил свою угрозу?
– Еще как. – Лубна кивнула на экран, где теперь шла прямая трансляция пресс-конференции.
Моложавый мужчина, обладатель крутого подбородка, гладко зачесанных волос и очков в массивной оправе, стучал кулаком по столу и кричал в микрофон:
– Queste persone non metteranno mai piede in Italia!
– Буджхте парчхен? Вы поняли? – спросила Лубна.
– Не все.
– Он сказал: эти люди никогда не ступят на итальянскую землю.
– Salvo che succeda un miracolo!
– Если только не случится чуда. Я не могу его слушать. – Лубна поежилась и, выключив компьютер, повернулась ко мне: – О Рафи знаете? О том, что произошло вчера вечером?
– С ним что-то случилось? Я пытался до него дозвониться, но его телефон выключен.
– Его избили, – мрачно сказала Лубна. – Телефон он, видимо, потерял. Сейчас Рафи в больнице.
Я оторопело молчал.
– Я была в шоке. Мне позвонили поздно вечером. Человек, известивший меня, посчитал это бандитским нападением вроде тех, что происходят в Риме и Неаполе. Там расистская шпана целенаправленно преследует мигрантов. Все это выглядело кошмаром, поскольку здесь такого не бывало, и этот случай стал бы первым.
– Значит, не расисты?
– Видимо, нет. Утром сюда заглянул сосед Рафи и рассказал совсем иное.
– Понятно. – Я не знал, стоит ли приставать с расспросами. – Об этом можно поговорить?
Лубна посмотрела на часы.
– Я не прочь, только сейчас нет времени, у меня назначена встреча. Лучше вам повидаться с тем соседом, зовут его Билал. Я сказала ему о вашем фильме, он готов дать интервью. Идемте, я вас познакомлю, он работает неподалеку.
Рядом с конторой Лубны прямо посреди улицы расположился небольшой рынок – прилавки под полотняными навесами, предлагавшие цветастые овощи, фрукты, травы и прочее. На видном месте стояли чаны с водой, в которых плавали маленькие белые кругляши –