– Да, но только он вел себя иначе, чем тогда на катере. То затихнет, то дрожит, как в лихорадке, или бродит, точно лунатик, и что-то бормочет, не открывая глаз.
– Ты всегда был рядом?
– Нет. Раз-другой его прихватило дома, и мать ужасно обеспокоилась, просила показаться врачу, чтоб выписал лекарства, но Типу и слушать не хотел. После этого он, предчувствуя, что скоро опять накатит, звонил мне, и мы куда-нибудь уплывали в моей лодке. Ему нравилось на реке, говорил, вспоминаются детство и совместные поездки с отцом.
– Он рассказывал о своих видениях во время приступа?
– Чуть-чуть. Чаще всего Типу сам не понимал, что происходит. Иногда он слышал голоса, или ощущал чье-то присутствие, или видел места, в которых никогда не бывал. Переполнялся счастьем, если вдруг слышал голос отца. Но порой его охватывал ужас, только он не мог объяснить, чего боится. Говорил, как будто окутывает тьма. С каждым разом он становился все беспокойнее и предлагал убраться из Лусибари. Я тоже подумывал об отъезде, и мы решили действовать вместе. Будь я один, я бы, наверное, перебрался в какой-нибудь индийский город, но Типу не интересовали ни Колката, ни Дели. Он твердил о Европе – мол, там нам будет проще жить вдвоем. Мы начали готовиться и копить деньги. Типу велел все держать в секрете, иначе мать и тетя Пия непременно ему помешают, узнав, что он хочет покинуть страну. Он боялся, что его засадят в психушку, потому и выдумал, будто устроился на работу в Бангалоре.
– Но вы отправились в Бангладеш?
– Да. Типу знал кое-кого из тамошних далалов и связался с ними по телефону. И вот одной ночью мы переправились через реку Раймангал и прибыли в Дакку. Денег, что мы скопили, в основном стараниями Типу, только-только хватило на оплату самого дешевого сухопутного маршрута, да еще маленько осталось на дорожные расходы. В Дакке мы провели две недели, потом далал посадил нашу группу в микроавтобус. Из вещей у нас с Типу были только рюкзаки с одеждой и едой, да еще по двести пятьдесят долларов, вот и все.
В автобус набилось двадцать с лишним человек, там же ехали подручные далала, которые должны были переправить нас через границу, крутые парни, с кем лучше не спорить. Правда, и среди них были такие, кто вел себя по-человечески. Но Типу их сразу невзлюбил и называл “шакалами”, он говорил, подобного сорта людей так величают в Америке, но только применил какое-то иное слово.
– Койоты?
– Во, точно! С той поры до самой турецкой границы шакалы были с нами неотлучно, на остановках они менялись, но всякий наряд не спускал с нас глаз. Мы даже не знали, как их зовут.
Тот первый микроавтобус привез нас в поселок Бенаполе на индийской границе. Далал уже проплатил кого нужно, нам оставалось только миновать контрольный пункт. На другой стороне нас опять ждал микроавтобус с новым нарядом шакалов.
Через несколько часов мы были в Колкате, где нас заперли в пересылке. Там мы провели три дня – двадцать человек в двух комнатах с одной уборной. Не выпускали даже продышаться. А станешь жаловаться или задавать вопросы, тебе врежут, и спасибо, если не рукояткой пистолета.
Потом середь ночи нас грубо растолкали, дав пятнадцать минут на сборы. На улице ждал старый грузовой фургон с глухими, ярко раскрашенными бортами, в который нас загнали строем, точно быков. Ну хоть всем хватило места на лавках.
Колымага с негодной подвеской тащилась еле-еле. На всякой смене передачи она харкала черным дымом, проникавшим в фургон, где днем было как в печке. Окошек, чтоб хоть немного проветрить, не имелось, и мы, задыхаясь, лишь подскакивали на каждом ухабе. Изредка делали остановки, нас выпускали облегчиться. Многих укачивало, они блевали прямо на пол, и от ужасающей вони выворачивало всех остальных.
Мы понятия не имели, где едем. Спросим – и нам скажут “неподалеку от Агры” или “под Индором”, а то и вовсе промолчат. Потом фургон остановился в каком-то пустынном месте, и нам объявили, что мы на пересылке рядом с пакистанской границей, но желающие ехать дальше должны доплатить по пятьдесят американских долларов с носа.
Для нас это стало ударом, мы-то думали, что уже все оплатили. И как быть? Мы не рассчитывали тратить остатки наших денег, понимая, что они нам еще пригодятся.
Типу психанул и начал спорить с шакалами. Я пытался его унять, но без толку – вне себя от ярости, он орал и ругался. Один шакал влепил ему затрещину, но это не помогло, и тогда вдвоем с напарником они уволокли Типу в соседнюю комнату. За стенкой послышались удары и крики. А потом вдруг Типу взревел, точно дикий зверь. Я уже слышал такой рев и понял, что с ним припадок. Шакалы с выпученными глазами выскочили из комнаты и велели мне забрать Типу.
Он лежал на кровати, штаны спущены, на полу валялась палка. Позже Типу сказал, что этой палкой его хотели изнасиловать, но с ним случился припадок. В таком состоянии он выглядел жутко, это, наверное, его и спасло. В общем, мы безмолвно заплатили, и нам позволили ехать дальше.
Потом в кромешной тьме фургон остановился, нас высадили и куда-то повели. В какой-то момент мы, сами того не ведая, перешли пакистанскую границу. В темноте кто-то сигналил фонарем. Нас передали другому отряду шакалов, через некоторое время мы вышли к дороге, где стоял грузовик.
И опять все сначала: долгие перегоны, остановки на пересылках в местах, названий которых мы не знали. А перед иранской границей снова требование доплаты.
Теперь уже никто не удивлялся и не спорил, даже Типу. После того случая на пакистанской границе он как-то попритих. Мы пробирались через Иран, и однажды он сказал, что предчувствует беду. Помолчал и добавил: “Если вдруг мы разлучимся, дальше езжай один, несмотря ни на что”. Голос его дрогнул, он отер глаза и повторил: “Ту ами оке боллам, что бы ни случилось”. “Я никогда тебя не брошу”, – сказал я. А он: “Нет, ты должен ехать дальше и верить, что мы встретимся”. Он как будто знал, что произойдет.
В Иране нас сопровождали шакалы-афганцы и курды. Они перевидали столько бенгальцев, что уже сами немного говорили на бангла. После многодневного пути мы достигли горного хребта на западе страны. Стало очень холодно, кое-где лежал снег. Почти ни у кого не было теплой одежды, а у некоторых даже башмаков. Мы с Типу путешествовали в резиновых тапках. Выхода не было, пришлось заплатить шакалам, чтоб раздобыли нам куртки и кроссовки.
Добрались до курдской деревеньки в горах, нас отвели в дом, битком набитый людьми, в основном хазарейцами из Афганистана, Пакистана, Ирана. Несколько дней мы ждали проводника, который покажет дорогу через турецкую границу.
Затем появились какие-то курды, нас посадили в грузовик с брезентовым верхом. Как остановимся, сказали нам, выскакивайте и бегите со всех ног. Заметив вас, турецкие пограничники начнут стрелять, но вы должны бежать, надеясь, что в темноте они промажут. Тех, кто добежит, на той стороне встретят проводники.
Грузовик остановился на вершине крутого склона. Откинули задний борт, мы, как было велено, спрыгнули на землю и побежали, оскальзываясь на сыпучих камнях. Типу и я держались рядом, чтобы, не дай бог, в темени не потерять друг друга.
Вдруг началась стрельба. Тьму разрывали лучи прожекторов и вспышки выстрелов. Что есть духу мы бежали вниз по склону, оступаясь и падая. Те, кого подстрелили, лежали на каменистой земле и кричали от боли, но мы ничем не могли им помочь и бежали дальше, перепрыгивая через них, словно через увечных животных. Нас было человек тридцать-сорок, и мы неслись, точно охваченное паникой стадо.
Не помню, как вместе с дюжиной хазарейцев я оказался в каком-то укрытии. Оглядевшись, я не увидел Типу и стал его окликать, но мне велели замолчать, мол, мои крики нас выдадут.
Я убеждал себя, что друг мой где-нибудь схоронился и утром я его отыщу. Рассвело, но он так и не объявился.
Вообразите мое состояние. Я не знал, что теперь делать. Всеми нашими планами ведал Типу. Оставалось лишь держаться группы.
У подножия горы нас встретили курды, которые проводили нас в город к автобусу до Стамбула. Мы ехали уже довольно долго, когда вдруг затренькал мой телефон – это был Типу, звонил по мессенджеру соцсети. Оказалось, на склоне он упал и сильно поранил ногу. Ему удалось ползком вернуться на иранскую границу. Утром какие-то бенгальцы помогли ему добраться в курдскую деревню, где мы ждали проводника. Тамошние жители его помнили и оказали помощь. Он останется в деревне, пока нога не заживет, а потом вновь попытается перейти границу.
Меж тем по интернету Типу уже договорился обо мне. Я должен был сойти в пригороде Стамбула и присоединиться к беженцам, направлявшимся в Европу. Следуя его указаниям, я отыскал эту группу, в которой, кроме бенгальцев, были иракцы, сирийцы, афганцы, сомалийцы, пакистанцы и другие национальности. Вместе с ними я перебрался в Болгарию, оттуда через Сербию в Венгрию, потом в Австрию.
Все это время Типу был со мной на связи, это он велел мне пробираться в Венецию. Прежде он часто говорил об этом городе, и я не спорил, да и куда мне было податься? Тогда я ничего не знал об Италии и вообще Европе.
В Австрии я сел в поезд, который привез меня в итальянский Триест; я зарегистрировался в Центре переселенцев, затем меня поместили в пригородный лагерь беженцев. Пока я там был, Типу вновь предпринял попытку пересечь турецкую границу, на сей раз успешную. Я уж думал, скоро мы встретимся. Однако произошло нечто, изменившее его планы. Он увидел сон, в котором ему явилась эфиопка в образе фаришты, ангела. С той поры он жил одним – стремлением ее отыскать. Я пытался его убедить, что это безумие – как найти ангела, виденного во сне? Однако недели три назад он сообщил, что установил контакт с этой женщиной и она велела ему отправляться в какой-то египетский город. Типу уже переговорил с турецким далалом, и тот обещал все устроить. Вопрос только в деньгах.
К тому времени я перебрался в Венецию и начал зарабатывать. Много раз я хотел послать другу деньги, но он отказывался, говорил, что сам попросит, когда и впрямь подопрет. Да только я не мог стоять в стороне, понимая, что он бедствует. Требовалась большая сумма, таких денег у меня не было, и я нашел контрабандиста, согласившегося на погашение ссуды частями. Он же рассчитался с турецким далалом.