Вечер был ясный, светила яркая луна. Близилась ночь, но дельфины не отставали от судна и высоко выпрыгивали из воды, словно приглядывая за путниками.
Пия принесла вино и тарелки с щедрыми порциями пасты. Мы сели рядышком, укрыли колени термоодеялами и, молча чокнувшись стаканами (одноразовыми и органическими), принялись уплетать наш ужин, то и дело слегка соприкасаясь плечами.
Расправившись с едой, Пия отложила вилку и спросила:
– Скажите, Дин, вы смогли бы жить еще где-нибудь, кроме Нью-Йорка?
Я уж было ответил “нет”, но вспомнил слова Чинты о душе, приоткрывшейся на щелку, и насторожился.
– Почему вы спрашиваете?
– Мне подумалось, что вам может понравиться Юджин. Там хороший климат, отличная библиотека. Как-нибудь стоило бы проверить.
– Даже не знаю. А где я буду жить?
– Наверное, у меня, в моей гостевой комнате, – нерешительно проговорила Пия.
Я боялся, она услышит, как заколотилось мое сердце. Понимая, что неосторожным словом могу оттолкнуть ее навеки, я ограничился нейтральной фразой:
– Что ж, можно попробовать.
– Знаете, если Юджин вам глянется и вы захотите пробыть там подольше, можно будет подыскать что-нибудь комфортабельнее. Рядом со мной как раз освободилась квартира.
Изо всех сил стараясь не выдать обуявшую меня радость, я сказал нарочито спокойно:
– Идея хорошая. Пожалуй, я бы мог сдавать бруклинскую квартиру и полученными деньгами оплачивать свое новое жилье.
– Ну вот и поразмыслите.
– Непременно.
Я смолк, преисполненный благодарности Оружейному Купцу и его легенде, Манасе Дэви и даже королевской кобре. Казалось, они освободили меня, разрушив колдовские чары.
Я перевел взгляд на море в лунном свете и вспомнил словосочетание, часто встречающееся в бенгальских легендах о Купце, – “омытые океанами земли”. В этот момент мне казалось, что я пребываю среди всего самого хорошего, что есть на свете – бескрайнего моря, неохватного горизонта, лунного света, прыгающих дельфинов, – и омыт надеждой, добром, любовью, милосердием и великодушием.
Буйство
Наш давешний оптимизм и чувство сплоченности быстро угасли, когда утром мы увидели флотилию разновидных судов, зафрахтованных активистами всякого толка, о разнообразии взглядов которых говорили выставленные напоказ флаги и лозунги:
ВЕРНУТЬ ОТПРАВИТЕЛЮ!
МЕСТ НЕТ, ВАЛЯЙТЕ ОБРАТНО!
КАЖДЫЙ ЧЕЛОВЕК ЛЕГАЛЕН
ХОЗЯЕВА КОНТИНЕНТА МЫ – КОРЕННЫЕ ЖИТЕЛИ
ЭКОЛОГИЧЕСКАЯ МИГРАЦИЯ = ВТОРЖЕНИЕ
БЕЖЕНЦЫ – НЕ ВРАГИ
ИММИГРАНТЫ ТОЖЕ БОЖЬИ ДЕТИ
ДОСТАЛИ УЖЕ!
СТЕРИЛИЗОВАТЬ И ГНАТЬ ВОН!
Стало ясно, что противников иммиграции гораздо больше и, судя по флагам, трепетавшим над палубами их судов, многие проделали долгий путь из Германии, Венгрии, России, Сингапура и Австралии, чтобы заявить о своей позиции.
Чем ближе к ним подходила “Лукания”, тем больше мрачнели ее пассажиры. Когда прошел слух о созыве собрания, Чинта заявила о своем твердом намерении в нем участвовать. Я привез ее на корму и встал за креслом-каталкой, все остальные по-турецки расселись на палубе.
Мой опыт подобных собраний исчерпывался студенческими временами в Калькутте, когда “вожаки” выходили к микрофону и разглагольствовали. Но здесь не было ни вожаков, ни микрофона. Желающие выступить поднимали руку и по очереди обращались к аудитории. Все говорили на английском, хотя родным этот язык был лишь для горстки присутствующих.
Первой взяла слово женщина в широком поношенном платье. На корявом английском она сказала, что прежде всего нужно определиться с нашей тактикой в том случае, если нас попытаются заблокировать или протаранить. Предложение было одобрено поднятием рук, начались прения. Большинство считало, что необходимо проявить выдержку, избегая насильственных действий. Если в нас начнут чем-нибудь пулять, мы должны ответить тем же, заявили горячие молодые активисты, но их предложение не прошло, было принято такое решение: в случае угрозы со стороны иного судна мы, взявшись за руки, выстроимся на палубе, демонстрируя непоколебимый отказ от насилия.
Собрание еще не закончилось, когда в нашем тылу появился катер. Все поспешили к кормовым поручням, и Чинта, невзирая на мои протесты, велела подкатить ее к фальшборту.
С палубы нагнавшего нас катера неслись злобные выкрики, мы отчетливо видели юные лица, размалеванные в цвета разных футбольных клубов. Многие молодчики явно были пьяны.
В ответ на их крики “Закрыть границы! Италия для итальянцев!” мы, сплетя руки, начали скандировать: “Нет ксенофобии! Долой ненависть!” Однако эти простые призывы совсем не годились для воистину апокалиптической ситуации, в которой бал правит злоба, явно подогретая страхом.
Я взглянул на Рафи, ожидая, что он в смятении от выплеска столь безудержной ярости, но нет – лицо его пылало, глаза сверкали.
– Вы помните, что произошло, когда Купец попытался бежать из Венеции? – спросил он.
– Ты говоришь о нападении пиратов?
– Да. Наверное, это случилось именно здесь.
И только Пия, невосприимчивая к возникшей перепалке, по-прежнему неотрывно смотрела в бинокль.
– Все еще видно китов и дельфинов? – спросил я.
– Да, но они уже далеко, – кивнула Пия. – Ушли, когда появились другие суда. Но пока еще на виду.
– Их все так же много?
– По-моему, даже больше, чем вчера. Просто невероятная миграция.
– Да что вы? Большая удача.
– Только не для них. Я вот думаю, что они будут делать, встретив военные корабли.
Задолго до появления на горизонте итальянских военных кораблей мы уже знали, что происходит нечто весьма необычное. Тележурналисты, добравшиеся в те воды, вели прямой репортаж.
Утром на корме “Лукании” установили большой монитор, и мы могли следить за событиями. Картинка выглядела удивительной и почти невероятной: безмятежный, искрящийся под солнцем морской простор, там и сям водяные фонтаны китов, вынырнувших глотнуть воздуха, дельфины, совершающие перевороты в воздухе. На площади в пару квадратных километров скопились сотни животных.
– Вы видели что-нибудь подобное? – спросил я Пию.
Она покачала головой.
– Мне случалось раньше видеть большие стаи китообразных, но такое число разных видов – никогда. Самое странное, что они, похоже, кружат в одном месте.
– Этому есть какое-то объяснение?
– Видимо, военные корабли перегородили их обычный маршрут, – неуверенно сказала Пия.
– Но ведь корабли можно обогнуть.
– Наверное.
– Так в чем же дело?
– У меня нет ответа, – чуть раздраженно сказала Пия, играя желваками. – Мы еще многого не знаем о поведении китообразных.
Во второй половине дня мы увидели четверку военных кораблей – в боевом порядке развернувшись на восток, они как будто изготовились атаковать вражескую армаду.
Активисты на “Лукании” рассчитывали, что с появлением Синей лодки сумеют впрямую вмешаться в судьбу беженцев. Но меры, предпринятые военными, опрокинули их надежды.
Целая флотилия серых моторных шлюпок образовала кордон, не позволявший приблизиться к кораблям, а приказы, отданные через мегафон, предписывали всем зафрахтованным судам держаться на почтительном расстоянии друг от друга.
Стало ясно, что нам отведена роль безучастных зрителей, и всех на “Лукании” накрыло волной разочарования. Повезло лишь в одном: с нашей позиции открывался хороший обзор водного пространства за военными кораблями.
До появления Синей лодки оставалось не менее двух часов, а сейчас наше внимание было приковано к лесу спинных плавников и водяным фонтанам, взлетавшим над поверхностью моря.
– Кашалоты… гринды… финвалы… афалины… Все здесь! – Пию буквально трясло от волнения. – Из видов, обитающих в Средиземном море, не видно только клюворыла!
На закате над горизонтом возникла тонкая струйка дыма. Казалось, минула вечность, прежде чем долгожданное судно, тарахтя движком, появилось в поле зрения. Следом, отстав примерно на километр, двигался строй катеров береговой охраны под разными флагами, и кортеж этот лишь подчеркивал ничтожность рыбацкого суденышка с клинкерным[71] корпусом в шелушащейся синей краске.
Увидев нас, беженцы замахали руками, но приветственные крики с “Лукании” потонули в шквале злобных воплей с соседних судов:
– Убирайтесь обратно!.. Вам здесь не место!.. Европа для европейцев!..
Приблизившись к военным кораблям, Синяя лодка сбросила ход, а потом движок ее смолк и она остановилась, покачиваясь в окружении стай дельфинов и фонтанирующих китов.
– Не дай бог, столкнется с всплывающим китом, – проговорила Пия. – Кашалот или даже финвал вмиг ее опрокинет.
Она медленно повела биноклем, всматриваясь в людей на палубе лодки.
– Лица различаете? – спросил я.
– Да вроде как…
– Типу не видно?
– Пока нет…
Но тут раздался крик Рафи:
– Я вижу его! Вон он, рядом с дымовой трубой!
Рафи прыгал и вопил как сумасшедший, они с Пией обнялись, плача и смеясь.
Сцена эта привлекла внимание немецкого телерепортера, и он спросил Гизу:
– А что, у них кто-то знакомый на той лодке?
– Да! Там приемный сын этой женщины и друг парня с загипсованной рукой, они вместе бежали из Бангладеш. История удивительная!
– Ох ты! Как думаете, эта пара согласится на интервью?
– Наверное. Вы сами их спросите.
Вскоре ко мне подошла Пия:
– Как вы считаете, нам стоит говорить с корреспондентом?
– Несомненно, – сказал я, а Гиза добавила:
– Расскажи все: кем тебе доводится Типу, о его отношениях с Рафи. Сделай так, чтобы в беженцах увидели живых людей. Этим ты окажешь им неоценимую услугу.
Заметив, что Пия все еще колеблется, я присовокупил:
– Получится история, весьма интересная обывателю.
– Думаете? – рассмеялась Пия. – Вот уж обрадуются ребята из университетского отдела по связям с прессой. – Она сунула мне в руки бинокль: – Подержите пока, ладно?