Оружейный остров — страница 43 из 44

Мои попытки навести резкость окончились неудачей, водяные фонтаны, исторгаемые китами, превращали людей на палубе в нечеткие пятна. Однако малиновый отсвет заходящего солнца, размыв контуры лодки и вспененной воды, придал всей картине неожиданную живописность. Казалось, я уже где-то видел нечто подобное.

Пейзаж этот кое-что напомнил и Чинте.

– Тебе знакомо полотно Тернера “Невольничий корабль”? – спросила она.

– Точно! Я как раз об этом подумал. А еще припомнил картины с кораблями, перевозящими кули.

Мне пришла мысль, что воспоминание это отнюдь не случайно, ибо участь беженцев и впрямь была схожа с долей подневольных рабочих, которых вывозили с индийского субконтинента в дальние края земного шара для рабского труда на плантациях. Кули тоже были молоды и преимущественно мужского пола, а дуффадары и махаджаны, вербовщики и посредники, служили важной деталью транспортировочного механизма, работавшего на смазке кабальных авансов. Спокон веку контрабанда живого товара была невероятно доходной торговой статьей.

Сходство отмечалось и в условиях перевозки беженцев и кули: строгий пригляд койотов-надсмотрщиков, до отказа набитые трюмы, скудная кормежка. Побои и смерть товарищей – все это было знакомо пассажирам невольничьих кораблей.

Однако имелось и существенное различие: системой подневольного труда, как прежде рабством, всегда управляли европейские имперские державы. Зачастую кули не ведали, куда их везут, что их ждет, какие правила и законы властвуют над ними.

А вот колониальные хозяева знали о них все, дотошно фиксируя принадлежность к племенам и кастам, внимательно изучая даже тела на предмет шрамов и других особых примет. Именно колониальное государство решало, когда и куда отправить невольников, а потом распределяло их между владельцами плантаций.

Теперь же все было с точностью до наоборот.

Рафи, Типу и спутники их по своей воле, как некогда я сам, пустились в дорогу, используя собственные связи, и были прекрасно осведомлены о правилах и законах страны, в которую направлялись. А вот западные государства почти ничего не знали о людях, потоками хлынувших в их пределы.

Меня и других молодых мигрантов никто не увозил за тридевять земель, уготовив нам роль винтиков в гигантском механизме по исполнению чужих прихотей. Рабы и кули трудились на плантациях, выращивая для стран-колонизаторов сахарный тростник, табак, кофе, хлопок, чай и добывая каучук. Ненасытный аппетит метрополий перебрасывал людей с одного континента на другой, дабы не обмелела полноводная река ходовых товаров. При таком раскладе рабы и кули были не потребителями, но производителями благ, кои им никогда не достанутся.

Однако сейчас молодежь вроде Рафи, Типу и Билала хотела иметь такие же смартфоны, компьютеры и машины, как их заокеанские ровесники. И чему удивляться, если с самого детства их заманивали не картинами родных полей и рек, но рекламными роликами всевозможных товаров?

Теперь я понял, отчего злобствующие молодцы на соседних катерах так испугались старой лодки с беженцами: это суденышко символизировало обрушение вековых устоев, сформировавших облик Европы. Еще на заре рабства европейские империи затеяли невиданное по своей жестокости дело: ради коммерческой выгоды они перемещали немыслимое число людей, безнадежно изменяя демографический лик планеты. Но, перемешивая народонаселение континентов, они всегда старались сохранить белизну своих столичных территорий.

Ныне все перевернулось с ног на голову. Система, использовавшая всевозможные технологии – от военной силы до контроля информации – для вмешательства в планетарную демографию, пошла вразнос и потеряла управление.

Потому-то озлобленные молодчики так испугались маленькой рыбацкой лодки: сквозь призму сего явления маячил распад вековых устоев, даровавших им превосходство над всем прочим миром. И они осознавали, что властные структуры уже не гарантируют им былые привилегии.

Мир изменился слишком сильно и слишком быстро, прежние системы больше не слушались руля, но с дьявольской непостижимостью действовали сами по себе.


К нам подбежала раскрасневшаяся Лубна, глаза ее сияли.

– Апни джантен, вы знали? Вы все знали о Рафи и его друге?

– Да вроде бы, а что?

– Похоже, история эта всех задела за живое! Интервью еще не закончилось, а уже нескончаемый поток звонков! Денежные взносы, предложения помощи! Послания от обществ, никогда не интересовавшихся нашим делом. Просто невероятно, мы такого не ожидали… – Лубна вдруг смолкла, глядя через мое плечо. Она посерьезнела и шагнула к перилам, всматриваясь из-под козырька руки. – Что это там?

Обернувшись, на горизонте в южной части моря я увидел темное пятно.

– Наверное, туча.

– Да нет, что-то другое, оно движется к нам.

Пятно быстро увеличивалось, растекаясь, точно клякса. Я озадаченно вглядывался в небо.

– Что же это?

Рядом возникла Пия. Она выхватила у меня бинокль и навела его на пятно.

– Птицы! Сотни тысяч, нет, миллионы птиц. Видимо, направляются на север и пролетят прямо над нами.

Появился Рафи.

– Совсем как в легенде – нашествие тварей морских и небесных, – сказал он, глядя на горизонт.

Черная масса затмила небо, и на палубу пала тишина, проникнутая благоговейным страхом. Казалось, над нами вознеслась длань земли, вскинутая к небесам. Все вокруг замерло, даже воздух был недвижим, и я невольно затаил дыхание.

– Само время в экстазе, – промолвила Чинта. – Вот уж не думала, что своими глазами увижу такую радость, бьющую через край горизонта.

По небу неслись миллионы птиц, в море выпрыгивали стаи дельфинов, били хвостами по волнам киты.

– Uno stormo, – глядя на пролетающих птиц, сказала Чинта, и мне подумалось, что это итальянское слово всего точнее передает то, чему мы стали свидетелями, – буйство живых существ.

Рафи, в бинокль рассматривавший Синюю лодку, воскликнул:

– Гляньте туда!

Он показывал на бак катера, где высилась фигура в балахоне.

– Женщина! – удивилась Пия.

– Наверное, та самая эфиопка, что призвала Типу в Египет, – сказал Рафи.

Женщина раскинула руки ладонями вверх, и тотчас над ней возник венец из птиц, в крутом пике покинувших стаю. Это длилось всего мгновенье – неподвижная женщина в ореоле порхающих птиц и чакра из дельфинов и китов, кружащих возле лодки. А затем произошло нечто еще более удивительное – цвет моря вдруг изменился, и оно засияло неземным зеленоватым свечением, настолько ярким, что сквозь воду читались контуры китов и дельфинов.

– Биолюминесценция! – воскликнула Пия. – Невероятно!

Все мы застыли, очарованные дивным зрелищем: трепещущее буйство птиц в небе и изящные тени гигантов в светящейся зеленоватой воде. Но тут на адмиральском корабле завыл ревун и с палубы флагмана взлетел вертолет.

Буйство закончилось: птицы пролетели, вода обрела свой прежний оттенок, киты и дельфины ушли на глубину. Когда вертолет завис над Синей лодкой, море было спокойно, небо чисто. Усиленный мегафоном голос произнес по-английски:

– Военно-морские силы Италии организуют вашу доставку на берег. Сейчас вас переведут на военные корабли. Мы заботимся о вашем благополучии. Сохраняйте спокойствие, исполняйте наши указания. Бояться нечего, вы в безопасности.

Еще не угас отзвук последних слов, как от кораблей отвалили два моторных бота.

Изумленную тишину, висевшую над “Луканией”, разорвали радостные возгласы, но их тотчас перекрыли злобные крики с соседних судов:

– Измена!.. Гнать их взашей!.. Адмирал предатель, под суд его!..

Чинта стиснула мою руку и улыбнулась.

– Ну что я говорила? Сандро ди Вигоново – хороший, честный человек, истинный венецианец. Никаких сомнений, это он приказал спасти беженцев.

Рафи и Пия закружились в танце, по щекам их текли слезы радости. Потом Пия бросилась ко мне и, обняв, чмокнула в щеку.

– Поверить не могу! Типу спасен!


Уже стемнело, эвакуация беженцев проходила при свете прожекторов. Наконец все перебрались на боты, на борту рыбацкого суденышка остались только минеры. Чуть позже раз-другой негромко хлопнуло, и Синяя лодка медленно перевернулась днищем вверх. Беженцы на ботах смотрели, как она уходит под воду, некоторые прощально махали рукой.

С кормы “Лукании” донесся голос Гизы:

– Идите сюда! Адмирал созвал пресс-конференцию! Давайте смотреть!

Все поспешили к монитору, на котором мужчина в морской форме хмуро взирал на толпу журналистов. Внизу экрана бежала строка с переводом вопросов и ответов на английский.

– Адмирал, вы своей властью отдали приказ на спасение беженцев?

– Да, я взял на себя такую ответственность.

По залу пронесся ропот, следующий вопрос был задан не сразу.

– Однако вы имели четкое указание не допустить высадки беженцев в Италии, а также воспрепятствовать их попыткам перебраться на итальянское судно. Вы сознаете, что нарушили приказ?

– Я отвергаю обвинение в нарушении приказа.

– Но ведь министр внутренних дел недвусмысленно заявил, что ноги их не будет на итальянской земле.

– Виноват, давайте уточним. Вот что во всеуслышание сказал министр: “Эти люди никогда не ступят на итальянскую землю, если только не случится чуда”. – Повисла пауза. – И я считаю, что нынче мы стали свидетелями истинного чуда.

В возникшем гомоне я расслышал шепот Пии:

– Он заблуждается, всему этому есть научное объяснение. Произошло необычное пересечение миграционных путей животных, только и всего.

– А биолюминесценция?

– И она объяснима. Ее вызывают динофлагелляты[72], отдельные виды которых тоже мигрируют.

– Вы когда-нибудь сталкивались с подобными явлениями?

– Нет, но удивляться нечему, поскольку климатические изменения сильно влияют на миграцию животных. Наверняка вскоре такие пересечения маршрутов станут еще чаще.

– А вам не кажется странным, что все эти события произошли одномоментно?