- Болото, - сказал Володя.
В трясине одобрительно заорали лягушки. Володя плюнул, ушел от пруда и уже другой дорогой вернулся к дому.
На крыльце Володя увидел девчонку. Она остервенело терла мокрой тряпкой ступени. Короткая тощая коса сердито моталась у ее плеча.
«Надежда», - понял Володя.
Здороваться с незнакомой девчонкой было неловко. А знакомиться с девчонками Володя не умел. Можно было бы тихонько уйти и погулять, пока Надежда моет крыльцо, но Володя не успел. Она его заметила. Быстро глянула на него из-под нависших прядей, отвернулась, выжала над громадным ведром тряпку и снова принялась безжалостно драить половицы.
И нельзя уже было отступать. Смешно. Тогда Володя решил, что пройдет в дом, не сказав ни слова. Не обратит никакого внимания. В конце концов, он не обязан обращать внимание на всяких лохматых злюк. А то, что она злюка, сразу видно. Вон как чешет тряпкой!
Володя сделал равнодушное лицо и зашагал к дому. Широко и независимо. Но у крыльца он все-таки остановился. Желтые мокрые доски просто светились от чистоты. Страшно было ступать на них пыльными подошвами. И чтобы не оставлять лишних следов, Володя решил прыгнуть сразу на верхнюю ступеньку.
И прыгнул.
Это был отличный прыжок. Быстрый такой и красивый. Как у спортсмена-разрядника. Но спортсменам не суют под ноги тяжелые ведра. А ему сунули. Раздался железный грохот и шум воды.
Володя стоял наверху, Надежда на средней ступеньке, а ведро лежало на земле и перекатывалось с боку на бок. По желтым половицам бежали мутные струи.
- Слон, - тихо, но отчетливо произнесла Надежда.
- Я нечаянно, - сказал Володя виновато, но с сердитой ноткой. Он здорово трахнулся о ведро ногой.
- За «нечаянно» бьют отчаянно, - заявила Надежда. Она, кажется, обрадовалась, что можно прицепиться.
А Володя почувствовал облегчение: как-никак знакомство началось. Он объяснил этой девчонке почти дружелюбно:
- Я думал, успею проскочить, пока ты ведро двигаешь.
- За «пока» бьют бока, - неумолимо ответила Надежда. Бросила на Володю сверхпрезрительный взгляд и принялась тряпкой собирать со ступеней воду.
Или у нее были неприятности, или такой дурацкий характер? Распсиховаться из-за пустяка!
Володя плюнул через перила и прислонился к косяку. И усмехнулся.
- Ты что-то все про одно и то же. Все «бьют» да «бьют». Ты, что ли, бить будешь?
- Ладно, топай отсюда, - сказала она, не разгибаясь.
- Захочу - уйду, захочу - не уйду. Не к тебе приехал.
Надежда выпрямилась и глянула на Володю с некоторым интересом. У нее были узкие светлые глаза и белое широкое лицо. Круглое, словно донышко от кастрюли. Совсем не годилось ей такое лицо, потому что сама Надежда была тонкая, вернее, худая и ростом не маленькая. Наверное, с Володю.
Смотрела она молча секунды три. Потом произнесла чуть нараспев:
- Па-адумаешь! Не ко мне он приехал…
- А вот па-адумай.
- Больно надо. Ходят тут стиляги всякие… Полуштанник расписной.
Она, видимо, намекала на его шорты с блестящими заклепками и новую рубашку в большую черно-желтую клетку. Ну и что? Не сам же он клепки ставил и клетки малевал! Или, может, ему в лохмотьях надо было приехать? Он даже не разозлился. Растерялся как-то.
- Вот… дура ненормальная.
Она подбоченилась и ехидно спросила:
- А бывают нормальные дуры?
- Бывают, - обрадованно сказал Володя. Теперь он знал, как ответить. - Бывают. Это которые знают про себя, что они дуры, и никуда не суются. А ненормальные считают себя умными. Это вроде тебя…
Трах! Показалось Володе, что с крыши сорвался железный лист и плашмя хлестнул по щеке. Но это не лист! Это была Надеждина ладонь, мокрая и твердая! И в тот же миг Надежда кошачьим прыжком отскочила шагов на пять.
- Слопал блин? Еще хочешь? Ы-ы-ы… - Она выставила язык, свернутый в аккуратную трубочку. Лицо у нее сделалось продолговатым, а глаза совсем спрятались в щелочках белесых коротких ресниц. Вдруг она повернулась и побежала к калитке.
Володя ощутил, как в нем наливается холодное и тяжелое, словно ртуть, бешенство. Он, прищурившись, смотрел ей вслед, а руки его действовали сами собой. Молниеносно отыскали в заднем кармане рогатку, одним рывком распутали резину. Нащупали в другом кармане глиняный шарик. Володя даже и не думал, что может промахнуться. Он точно знал, что влепит ей твердую глиняную пулю между лопаток, прямо по тому месту, где колотится растрепанный конец тощей косы.
И тогда девчонка завертится, взбрыкивая худыми ногами, и завоет на весь Белый Ключ.
И он бы попал! Но проклятая Надежда споткнулась и полетела носом в лопухи. А шарик свистнул над ней и угодил в корчагу. Эта посудина стояла на перевернутой бочке, сохла после мытья. Получив глиняный заряд, она как-то неловко крякнула. От маленькой черной дырки вверх и вниз разошлись змеистые трещины, и корчага лопнула, как громадная оранжевая почка. Одна половинка осталась на бочке, а другая плюхнулась в траву.
Надежда встала, отряхнула подол и многозначительно сказала:
- Т-так…
Володя спустился с крыльца и молча прошел в калитку. Мимо Надежды. Ни на нее, ни на разбитую посудину он даже краем глаза не взглянул, но на душе было тошно. Он подумал даже, что хорошо бы махнуть на все рукой и прямо сейчас, не заходя за вещами, укатить домой.
За станционными березами обрадованно закричал электровоз.
Володя сунул руку в карман и нащупал один пятак и шесть глиняных шариков. В другом кармане было три шарика. В третьем… В общем, карманов было много, а денег - пять копеек. Остальные лежали в чемоданчике, а он стоял в доме.
Володя почти час бродил по улицам Белого Ключа. Они заросли подорожником и одуванчиками. Даже в пыльных колеях упрямо торчали острые травинки. Было тихо и пусто. Прохожие встречались редко-редко. Только по тропинкам вдоль заборов сновали деловитые коты, а по дороге вереницами ходили белые утки.
На плетнях висели рыжие блестящие кринки и напоминали Володе о неприятности с корчагой. На одну из кринок неизвестно откуда взлетел тощий петух. Потоптался на шатком донышке, наклонил голову и одним глазом укоризненно уставился на незнакомого городского мальчишку: «Ага! Значит, это ты бьешь посуду из рогатки! Ну-ну…»
- Пошел вон, дохлятина, - сказал ему Володя.
Петух оскорбленно заорал, захлопал крыльями и свалился в лебеду.
Улицы поселка сходились на площади. Впрочем, это место лишь называлось площадью, а на самом деле там был невысокий зеленый бугор. На нем росли редкие, наклонившиеся в разные стороны березы, а на самом верху стояла большая красная церковь без креста. Володя подошел и увидел синюю вывеску: «Клуб».
По обеим сторонам каменного крыльца стояли фанерные щиты для рекламы. На правом белела новая афиша: «Концерт артистов областной филармонии. Ю. Жаров, С. Шалимов, П. Пяткин - эстрадное трио.
Л. Чарский - оригинальный жанр. А. Якоби - песни советских и зарубежных композиторов…»
Все это было совсем неинтересно. Володя вздохнул и повернулся к левому щиту. Щит был пуст. На некрашеной фанере кто-то размашисто написал мелом: «Антипов! Когда кино привезешь?» А пониже виднелись нацарапанные кирпичом слова: «Антип - нахальный тип». Буквы были неровные. Видно, тот, кто писал, торопился ужасно.
Хорошо, когда надо торопиться. А Володе спешить было некуда. Хоть совсем не возвращайся в дом, где живет вредная лунолицая девчонка… Но он вернулся. Очень захотелось есть, да и все равно весь день бродить не будешь.
Он пришел в самый неподходящий момент! Во дворе разбирался вопрос о разбитой корчаге. Разбирала его бабушка. Надежда сидела на крыльце и равнодушно смотрела поверх забора. Дядя Юра у дверей сарая насаживал топор на топорище и внимательно слушал бабушкину речь.
- Корова бессовестная, неуклюжая! Глаза бы мои не глядели, - громким плачущим голосом говорила бабушка, но лицо ее было не жалобным, а суровым. - В чем я тесто буду ставить, а? Ну, в чем? А, молчишь? Нечего глазищами по небу рыскать, отвечала бы лучше! Думала, угощу мальчонку пирогом, а тут вон чего!
«Не до пирога уж, быть бы живу», - отметил про себя Володя. Он остановился в калитке, с опасением глядя на сердитую старушку.
- Обойдется он без твоего пирога, - сказала отвратительная Надежда и зевнула.
- Обойдется! Это ты обойдешься! Где я такую посуду найду? Ее в городе теперь не сыщешь! - Бабушка горестно склонилась над черепками. - Большая да крепкая была…
- Крепкая… - с презрением бросила Надежда. - Чего ж она с одного щелчка развалилась?
- Со щелчка! - вскипела бабушка. - Голову бы свою щелкала такими щелчками. Разбила и сидит, будто и дело не ее!
- Если кто-то думает, что я буду рыдать из-за разбитого горшка, то это просто смех, - сказала Надежда.
- Горшка! - ахнула бабушка.
- Ну и фрукт же ты, Надежда, - подал голос дядя Юра. - Возьму я в одну руку твою косу, а в другую этот веник…
Надежда стрельнула глазами в его сторону и слегка напружинила ноги.
- Если кто-то думает, что меня можно догнать, так это просто смех.
- А если кто-то думает, что пойдет сегодня в клуб на концерт, так это просто хохот, - заключил дядя Юра.
- Ну и ладно, - заговорила
Надежда. - Подумаешь! Больно мне надо всяких фокусников смотреть… Будто я нарочно ее разбила! Ну и ладно, идите сами в свой клуб.
«Кислое дело, - подумал Володя. - Ждать дальше некуда».
Вздохнув про себя, он оттолкнулся плечом от калитки и заговорил:
- Врет ведь она, дядя Юра. Эту посудину я расколотил.
Дядя Юра воткнул насаженный топор в чурбак и распрямился.
- А, вернулся, - сказал он. - Ну как погулял?
- Нет, в самом деле я, - повторил Володя. - Из рогатки нечаянно. Я хотел в нее попасть. - Он мстительно кивнул в сторону Надежды. - Прицелился, а ее угораздило на ровном месте запнуться.
- Ишь ты, какое дело, - с интересом сказал дядя Юра. - А чего вы не поделили?
- Да так. Ерунда…