Это очень хорошо!
Несмотря на полноту, бегал Молоканов, как заяц. Володя так и не настиг его, только загнал в жесткий низкорослый ельник. С полминуты он стоял и с удовольствием слушал, как жалобно кряхтит среди колючих веток несчастный попрошайка. Кряхтит, а выйти боится.
Потом Володя зашагал обратно. Он шел и со злостью думал, что глупый Молоканов не сам сочинил эту дразнилку. Значит, она известна не одному Генке. Может быть, ее уже все знают. Наслушаешься теперь!
А все из-за этого тихони-оруженосца.
Нет, пора прекращать эту волынку. Надо подойти и сказать сразу: «Вот что, друг, игрушки кончились. Турниров больше не будет. У меня свои дела, у тебя свое безделье. Топай своей дорогой. Привет».
А то в самом деле в няньки запишут.
С этой мыслью, решительный и злой, вернулся Володя на поляну. Кашка сидел у камня и ждал. Он почуял неладное и обеспокоенно стал подниматься навстречу.
- Слушай, ты… - начал Володя.
И в ту же секунду увидел собаку.
Это был грязно-бурый, с черными пятнами зверь. Он с коротким рычанием прыгнул из кустов и через поляну скачками бросился к ребятам. Володя знал, что большие псы умнее и добродушнее мелких шавок. Они не нападают зря. Но в этой собаке была злость и тупость. Володя успел отметить желтые зубы под вздернутой слюнявой губой. Нет, собака не собиралась шутить. Видимо, это был сторожевой свирепый пес, ничему не обученный и одичавший на цепи. Теперь каким-то путем он обрел свободу и, наверное, решил мстить людям.
Все эти мысли промелькнули мгновенно. И последняя была об оруженосце.
- Беги, Кашка! - крикнул Володя, не отрывая глаз от скачущего пса и отводя назад руку с сосновой тросточкой, чтобы встретить зверя хлестким ударом по морде. Ударить, когда он прыгнет! Изо всех сил!
А может быть, он - волк?
Володя подумал об этом, когда пес был в пяти скачках. А когда он сделал еще скачок, на поляну вышел его хозяин.
Лесник, или охотник, или просто местный житель. В форменной фуражке и кителе, похожем на железнодорожный.
- Рекс! - негромко крикнул он.
Бурый зверь с размаху остановился и присел, будто его ухватила за хвост крепкая рука.
- Назад! - сказал хозяин собаки металлическим голосом.
И громадный пес, прижав маленькие уши, побрел назад. На полпути он по-щенячьи лег на брюхо и пополз к человеку, словно просил прощения.
- Не бойтесь, - с короткой усмешкой сказал тот. Повернулся и сразу исчез в кустах. За ним скользнул в березняк понурый Рекс. А у Володи сразу ослабли руки, и сосновая тросточка показалась тяжелой, как железный лом. Пришел противный, тягучий страх.
- У, зверюга, - пробормотал Володя. Он медленно повернулся, чтобы уйти и позабыть про свой страх и слабость. Но не ушел. Он увидел Кашку.
Кашка никуда не убегал. Он стоял в двух шагах, прочно расставив ноги и держа наперевес кривую березовую палицу. Глаза у него стали совершенно круглые от отчаянного ужаса или от такой же отчаянной решимости, а рот был приоткрыт, словно Кашка хотел сказать «мама» и остановился на полуслове. Видимо, он еще не понял, что опасность ушла. Несколько секунд Володя смотрел на него с изумлением. Потом сказал:
- Все. Отбой.
Кашка уронил свое оружие. Он хотел улыбнуться, но только сморщился, как котенок, собравшийся чихнуть. И вдруг заплакал. Сначала несильно, а потом безудержными крупными слезами.
- Ты что? - Володя растерялся. - Кашка, слышишь… Ну перестань.
Кашка попробовал перестать и не сумел. Володя замолчал. Что тут делать? Успокаивать плачущих - нелегкое умение.
- Ну, хватит воду лить, - наконец проговорил он. - Слышишь? Кашка… Перестань выть!
Кашка послушно кивнул и всхлипнул еще несколько раз. Потом виновато улыбнулся щербатой своей улыбкой и сказал, глядя в сторону:
- Я их, проклятых, боюсь… Я когда маленький был, меня собака укусила. Вот… - Он повернулся и показал сзади под коленкой несколько белых бугорочков - следы зубов.
- Ладно уж, - с неумелой ласковостью сказал Володя. - Все уж прошло ведь… Да, а ты почему не убежал? Я тебе крикнул: беги! Ну?
Кашка поднял еще залитые слезами глаза. И тихонько спросил:
- А ты?
- Ну, я… Что - я? От собаки нельзя бегать. Я-то знаю про это. А ты? Ты ведь мог убежать, раз я остался.
- Да, остался… - прошептал Кашка. - Она вон какая. Как волк. А ты с такой палочкой остался. С тоненькой…
Они разом взглянули на Володину тросточку и разом перевели глаза на кривую Кашкину дубинку.
И что-то словно сдвинулось в душе у Володи. Растаяла вся его твердость. Захотелось вдруг сделать совершенно непонятное: взять за узенькие плечи этого сероглазого пацаненка, притянуть поближе и сказать: «Эх ты, Кашка, Кашка. Оруженосец…»
Конечно, ничего такого Володя не сделал. Не умел он так. Девчонки это умеют, а он не может. Только взял Кашку за руку и сказал:
- Идем… А собака-то трусливая. Хозяин крикнул, а она сразу на пузо…
Кашкины глаза просыхали. Он взглянул на Володю серьезно, почти строго. И ответил:
- Он плохой человек. Хороших людей собаки не боятся. Он, наверно, ее бьет.
- Да? Да, пожалуй… - согласился Володя. - А ты… ты ничего человек, Кашка.
Это все, что он сумел сказать верному оруженосцу. Не всегда нужно много слов. Кашке хватило и этих. Радость запела в нем, как серебряная труба. Но чтобы хоть немного походить на сдержанного Володю, Кашка радость спрятал и проговорил:
- Жалко. Сейчас уж, наверно, на обед пора. Так и не доделал ты тросточку.
- Подумаешь, беда, - отмахнулся Володя. - Завтра доделаем.
- Что? - изумленно спросил Кашка.
- Завтра доделаем, - повторил Володя. - А что?
Он сказал не «доделаю», а «доделаем»!
ДО-ДЕ-ЛА-ЕМ!
Глава восьмая
Кашка был счастлив полностью. До конца. Больше он ничего не хотел. Он шел с Володей. Шел на ту лужайку, где вчера повстречали страшную собаку и где камень. Там они будут разводить костер. Вдвоем. Кашка шагал не сзади, а рядом. Володя сам зашел за ним и небрежно сказал Серафиме:
- Мы с Кашкой погуляем. Не бойся, он со мной будет.
И вот они идут. Володя сказал, что хочет обжечь в костре тросточку. Вчера вечером он вырезал на ее коре шахматные квадратики, полоски, треугольнички, кольца. На огне вся тросточка потемнеет, а потом Володя снимет кору, и на обуглившемся дереве останутся белые узоры…
День был прохладный. Солнце лишь изредка проглядывало в разрывы облаков. Кашка отправился в путь в одной рубашонке и поеживался. Но он был рад: когда холодно, еще приятней сидеть у костра.
В лесу ветер стал слабее, и, когда пришли к поляне, Кашка почти согрелся.
Набрали сухих веток и сложили у камня.
- Кашка, ты про костер помалкивай, а то будет нам нахлобучка, - предупредил Володя.
- Я помалк… помолк… буду помалкивать. А у тебя есть спички?
- У меня стекло есть. От бинокля. Надо только солнца дождаться. Вот смотри…
В Кашкину ладонь круглой льдинкой скользнуло выпуклое стеклышко. Кашка бережно взял его за края и навел себе на локоть, чтобы в увеличенном виде рассмотреть одну из царапин. Солнце выпрыгнуло из-за облака и кольнуло кожу огненной точкой. Кашка ойкнул, уронил линзу и засмеялся.
- Ага! - сказал Володя. - Ты не шути. Это солнечная энергия.
- И костер загорится?
- Как миленький. Сбегай к соснам, принеси сухих иголок. Они как порох.
Кашка, подпрыгивая, бросился за растопкой. Он бежал, а в голове плясали прискакавшие откуда-то коротенькие строчки:
Я веток найду,
Я костер разведу!
Я иголок найду,
Я костер разведу!
«Костер как живой…» - вспомнил он и вдруг понял, что все эти строчки соединяются в стихи!
Кашка пошел не спеша. С самого начала повторил все, что сочинилось. Получилось здорово, только нужно было придумать немножко не так. Вот как надо:
Я веток найду, я иголок найду,
На нашей поляне костер разведу.
Костер как живой…
Нет, еще немножко не так.
«Я веток сухих и иголок найду…» Потому что для костров нужны только сухие ветки.
Но тут Кашке стало жаль стеклышка, для которого не осталось места в стихах. Он попробовал вставить его вместо поляны. Сначала слова не хотели укладываться в строчку, а потом вдруг легли, и Кашка даже подскочил от радости.
Я веток сухих и иголок найду,
Стеклом от бинокля огонь разведу.
Костер как живой…
Когда Кашка с пригоршней сухой сосновой хвои примчался к Володе, рядом с ним он увидел Райку.
Райка и Володя беседовали. Кашке это не понравилось. Хотел он быть вдвоем с Володей. Только с ним, чтобы никто-никто не мешал. И зачем Райка сюда притащилась? Да и разговор был какой-то пустой.
- Такой холод сегодня, - говорила
Райка. - Просто дрожь берет.
- Угу, - откликнулся Володя.
- Ты наших девчонок не видел?
- Нет, не встречал, - сказал Володя, склоняясь над сучьями для костра.
- Хотела в волейбол поразмяться, а на площадке нет никого.
- Бродят где-нибудь, - заметил Володя и переломил о колено толстую ветку. - А, Кашка! Давай сюда, сыпь. Как раз солнце.
- Здравствуй, Кашка! - почему-то обрадовалась Райка.
- Здравствуй, - сумрачно сказал он и занялся костром.
- Просто удивительно, как он вырос, твой оруженосец, - обратилась Райка к Володе. - Когда в лагерь приехали, он гораздо меньше был. А сейчас какой-то вытянутый стал. Или мне кажется.
- Кажется, - сказал Володя. - За две недели нельзя заметно вырасти.
«Правильно», - подумал Кашка.
Райка еще постояла рядом, потом нерешительно проговорила:
- Пойду поищу наших.
- Только про костер не рассказывай, - предупредил Володя.
Райка ушла.
- Она хотела, чтобы мы позвали ее с нами сидеть, - сказал Кашка и нахмурился.
- Да брось ты, - возразил Володя. - Очень ей надо с нами сидеть. Она девчонок ищет.