Пыль, крики — все спешат вперед.
Тут есть одна хитрая задумка — поле в его дальней части сужается. Так, что в относительно узкие ворота можно проехать лишь втроем-вчетвером, да и то — спокойным шагом, с разгона не проскочить. Ещё полсотни метров — финишный столб. С него надо сорвать красную ленту — и ты выиграл.
Понятное дело, что проскочить в ворота всем — не выйдет точно, кого-то обязательно оттеснят и не пропустят. Можно бить соседа нагайкой, толкать, только под копыта коней не сбрасывать — затопчут. И всё равно, без травм не обходилось ни разу. Кого-то прижимали — и весьма не слабо, кого-то били — тоже, между прочим, вполне всерьез…
Мы все — сопровождающая Лексли дружина, стоим перед помостом, отгораживая его от поля, по которому сейчас несутся всадники. Сбоку и сзади помост окружают воины горцев. Некоторые из них гордо носят доспехи со скрещенными стрелами — это те, кто отслужил своё в рядах королевской армии и вернулся назад. Таких немного, и относятся к ним с подчеркнутым уважением.
Вот мимо нас пронеслись первые всадники — и в воротах тотчас же образовалась толчея. Встают на дыбы разгоряченные кони, слышно их возмущенное ржание и хлесткие хлопки нагаек. Причем многие из всадников бьют не только по коням…
— Смотри! — трогаю я за локоть Алена. — Вон та группа — в темно-красных плащах!
— Что там?
А посмотреть — есть на что.
Доскакав до горловины прохода, темно-красные всадники не ринулись в него, напротив, они развернулись цепью поперек, не пропуская никого дальше. Нещадно избиваемые нагайками, они, тем не менее, держат оборону. Впрочем… нет, кое-кого они все-таки пропускают! Таких же, как и они сами и ещё некоторых — с белыми повязками на голове.
— Надо сказать командиру! — говорит мне Ален.
— Мне?
— Ты увидел — тебе и докладывать!
Вопросительный взгляд в сторону десятника. Тот, услышав наш разговор, наклоняет голову — иди!
Отсалютовав ему, взбегаю по ступеням и коротко сообщаю сержанту обо всем.
Он, приглядевшись повнимательнее, усмехается и делает мне знак остаться.
Толчея, тем временем, заканчивается, на шесте уже не осталось красных лент.
Все их обладатели выстраиваются перед помостом.
Прочие столпились за их спинами, разгоряченные и возбужденные, они еле удерживают своих коней.
Приглядываюсь — так и есть!
Более десятка темно-красных плащей, почти десяток белоповязочников… все они тут.
— Хитрецы! — усмехается Лексли. — Обеспечили прорыв своим товарищам…
В принципе, правила состязаний такого впрямую не запрещают — вообще никак подобных действий не оговаривают. Тут каждый — за себя.
— Кто старший? — интересуется Кот. — Среди этих — в темно-красных плащах?
Секундное замешательство — и из толпы проигравших вперед выталкивают худощавого парня на соловой лошади. Красной ленты у него, разумеется, нет.
— Как твоё имя? — спрашивает наместник.
— Седер!
— Почему у тебя нет ленты?
Парень пожимает плечами. Поперек лица у него вспух след удара нагайки, один глаз заплыл от синяка.
— Плохо видел, вот и не успел сорвать. А дальше… меня оттеснили, и срывать стало уже нечего.
— То есть — ты не попал в число выигравших?
— Не попал, — кивает парень.
— Это ты придумал такой вот приём?
— Я.
— Они уедут — ты останешься. Что станешь делать в следующем году? Попробуешь снова? Так, как вышло сегодня — уже не пройдет, этот прием все видели и сделают из этого соответствующие выводы.
— Ещё что-нибудь придумаю… — пожимает плечами худощавый.
А говорить ему трудно! Он ещё и на бок скривился как-то… видать, туда тоже прилетело основательно.
Тихо шепчу об этот Коту.
— Тебе ведь не только по лицу досталось? — интересуется он у горца.
— Не стоит внимания, это мелочь…
Ага! Да он еле в седле сидит!
Ноги сами несут меня вниз. Толпа расступается, и я подхожу к нему вплотную.
— Руку убери…
— Чего тебе? — удивляется Седер.
— Руку, говорю, убери!
Не дожидаясь ответа, приподнимаю полу плаща, который он прижимает левой рукой к боку.
Опа… а весь бок-то у него в крови! И это — уж никак не удар нагайкой, края одежды ровно разрезаны.
Протягиваю левую ладонь касаюсь ею бока — парень дергается в сторону.
Разворачиваюсь и, поднявшись наверх, демонстрирую окровавленную руку сержанту.
— Так… — сжимает губы наместник. — А ведь оружие использовать запрещено… Нельзя даже иметь его с собой на поле состязаний.
Среди князей проносится говорок, многие покачивают головами — осуждают.
— Пусть выйдет вперед имеющий кинжал! — встает с места один из князей. — Пусть покажет свое лицо!
Тишина…
Соревновавшиеся всадники возбужденно переглядываются. Но вперед никто не выходит.
Лексли задумчиво барабанит пальцами по подлокотнику кресла. Правила соревнований нарушены, и формально он может отменить их результат. В какой-то момент его взгляд встречается с моим — он словно бы спрашивает меня — ну, что?
Перед сержантом стоит блюдо, покрытое красным платком — на нём лежат какие-то фрукты.
Секунда — и этот платок в моей руке.
Снова скрипят под ногами ступени.
— На, перевяжи свою рану! — протягиваю я платок Седеру. — Истечешь кровью… зачем? Ты и так сделал всё, что мог, незачем демонстрировать свою храбрость дальше…
Он усмехается и забирает платок, неуклюже прикладывая его к ране.
— Обожди…
Всё-таки моя мать — целительница! И не из последних! Так что раны перевязывать — меня учить не нужно. Мои руки делают все это быстрее и качественнее — чего уж там…
— Так-то лучше!
Горец благодарно кивает, и я возвращаюсь назад.
А наверху уже закончилось импровизированное совещание. Лексли с интересом наблюдает за мной.
— Перевязал?
— Он чуть кровью не истек. Хороший воин будет, зачем из гордости показывать глупую удаль?
— Хм! — хмыкает Кот. Поворачивается к князьям. — Сколько здесь стоит человек, имеющих красную ленту?
— Сто! — отвечает старейший князь.
— Разве? А вон тот? — и сержант указывает на Седера. На его боку виднеется лоскут красного цвета. Издали он вполне похож на край ленты.
— Он не сорвал её с шеста! — упорствует князь.
— Кто-то может сказать, что он получил её бесчестным образом?
— Ему перевязали рану!
— Которой, вообще-то и не должно было быть вовсе…
Горец смущенно разводит руками — говорить ему нечего. Или отменять все соревнования (что князьям совсем не по душе — следующие, по закону, только через год), тем паче — по такой неприятной причине, или признать правильность слов наместника. Тем более что никакие правила не оговаривают какой должна быть лента. Красная — и всё.
— Нет возражений? — Кот оглядывает князей. Те согласно кивают — никаких!
— Седер! — приподнимается сержант с кресла. — Займи своё законное место — среди своих товарищей!
Парня тотчас же окружают его сотоварищи в темно-красных плащах, хлопают по плечам, обнимают. Ну вот, стало быть, для него день зазря не прошел — уже неплохо!
А дальше был пир — на который нас, ещё не совсем полноценных дружинников, не пригласили. Вполне закономерно — ты ещё заслужи это право! Право сидеть за одним столом с опытными воинами! И тут уже мало кого волновало, что мы латники лорда — местные обычаи Лексли уважал. И старался без особой необходимости никого лишний раз не раздражать, демонстрируя свою (весьма, кстати, немалую) власть.
Так что мы оказались предоставлены сами себе и, с разрешения десятника, отправились верхом к озеру — уж больно заманчиво оно выглядело издали!
Да и вблизи оно оказалось очень даже красивым, было на что взглянуть.
Мы — это я, Ален и Верт, ещё один из младших латников. Нас всего десять человек в дружине. Поскольку в одиночку никому и никуда отлучаться не разрешается, мы повсюду ездим втроем.
И вода в озере была хоть и прохладной, но очень даже приятной — таково оказалось общее мнение после того как все мы вылезли на берег — обсыхать.
— Всадники… — переворачиваясь на бок, говорит Верт.
— Сколько?
— Человек пять… сюда едут.
— Одеваемся! — командует Ален. Он старше нас обоих, поэтому сейчас выступает в роли командира.
Пара-тройка минут — и мы на ногах. Набросить кольчугу, подтянуть ремни… Шлем где? Вот он — на камне стоит…
Защелкнув последнюю пряжку, поднимаю голову — всадники уже близко. Молодые парни — похоже, что некоторых я уже сегодня видел. Наверняка, из участников соревнования.
— На-конь!
Подъехавших гостей мы встречаем уже в полной готовности — верхом. Только оружие в ножнах, незачем им светить, ведь никто из прибывших не выказывает явного недружелюбия.
— Добрый день! — вежливо здоровается Ален.
— Приветствуешь старших? Это правильно… — важно кивает один из них. — Решили искупаться в озере?
— Да, здесь хорошая вода.
— Тут все хорошее — и вода, и земля… и небо! Вот только люди иногда попадаются… всякие.
Если это не прозрачный намек на нас, то я и не знаю…
Мои товарищи, похоже, тоже это понимают.
— Люди бывают всякие, это так, — отвечаю ему. — Не только здесь — повсюду так.
— Твой командир разрешил тебе говорить? — удивляется тот из гостей, который начал разговор.
— У нас говорить имеет право каждый — особого разрешения на это не требуется.
— У вас! Но вы сейчас не у себя дома! Здесь младшие не имеют права голоса в присутствии своих командиров.
— Да? И законы лорда тут не действуют уже? Не знал…
Мой собеседник нервно кусает тонкие губы — так явно выказывать свое пренебрежение к законам верховного князя, да ещё и перед воинами Лексли… мягко говоря, перебор.
— Ладно… ты все равно уже все сказал… — машет он рукой.
Его взгляд останавливается на моем арбалете — притороченный к седлу, тот висит слева.
— Откуда у тебя такое оружие? Взял в бою? — сомнение так и звучит в его голосе.
— Это подарок.