Ответ последовал очень и очень быстро: первые отряды войск графства прибыли уже через шесть дней. Вместе с ними явились около пяти десятков монахов и монахинь. Войска заняли позиции на тропах, установив там жесткий карантин. Всех входящих и выходящих проверяли самым тщательным образом: заставляли снимать одежды и протирать тело тряпками, вымоченными в чрезвычайно крепком вине. Те из горцев, которым удалось (совершенно случайно, разумеется) попробовать это самое «вино», были буквально ошеломлены. Ничего подобного никто и никогда не встречал и даже не слышал, не то что не пробовал…
Монахи и монахини спустя день ушли внутрь оцепления.
И все.
Назад никто из них не вернулся…
— Положение слишком серьезное, Ваше преосвященство! — говоривший стиснул кулаки. — Только на сегодняшний день количество умерших превышает тысячу человек. Зараза распространяется с огромной скоростью. Уже отмечены случаи заболеваний в селах, расположенных в стороне от тех, которые оцеплены войсками. Совет князей самым жестким образом запретил местному населению покидать свои дома и ездить в соседние селения. На какое-то время это помогло. Но потом все вернулось на круги своя. Целители сбиваются с ног, но результатов мы пока никаких не видим. Они тоже погибают — также, как и все прочие. Присланные лордом войска пока пресекают всякую панику и не дают людям возможности разбежаться во все стороны. Вы же понимаете, Ваше преосвященство, что как только зараза выйдет из ущелий на равнину…
— Понимаю… — епископ покивал. — Поверьте, мой друг, мы и так делаем все возможное.
— Знаю, Ваше преосвященство. Знаю и восхищаюсь подвигом ваших служителей. Я сам провожал их, когда они уходили для помощи пораженным селениям. Никто из них не вернулся назад. Но что прикажете делать нам? На наших глазах умирают люди, а мы ничего не можем сделать. Совсем ничего, вы понимаете? Неужели всего вашего опыта недостаточно, чтобы подсказать нам способ борьбы с этой страшной заразой?
— Барон… Друг мой, ну, что же я еще могу сделать? Мы послали за миледи — она, как вы прекрасно знаете, одна из самых сильных целителей. Но ответ пока не поступил. Известно, что она вместе с молодым лордом выехала из столицы домой. Но по настоящее время никто из них так и не дал о себе знать. Со дня на день мы ждем их прибытия.
Топот ног по коридору, бухнула распахнутая дверь, и в помещение ворвался молодой монах.
— Ваше преосвященство! Только что прилетел голубь! Посмотрите, что он принес!
Вошедший протянул епископу узкую полоску бумаги.
Епископ неторопливо ее развернул и подслеповато вгляделся в написанные на полоске строки.
— Лэн… Если меня не обманывают мои старые глаза, то это по вашей части.
Главнокомандующий всеми силами графства принял из рук епископа послание, внимательно и не торопясь прочитал короткие строки.
— Сдается мне, Ваше преосвященство, что все произошедшее в последнее время имеет под собой один источник. Если вы внимательно прочитаете то, что написал Лексли, то, скорее всего, придете к тому же выводу.
Глава 16Шел третий день осады хутора
Отбитые поутру от его стен разбойники не рискнули повторить самоубийственный штурм по открытому пространству. Попытка поджечь строения тоже успехом не увенчалась. Покрытые дерном крыши не поддавались действию зажигательных стрел. А любые другие попытки поджога легко пресекались осажденными. Нападающие ограничились тем, что, изредка появляясь на опушке леса, выпускали в сторону хутора несколько стрел и скрывались в зарослях до того, как ответный залп осажденных настигал возмутителей спокойствия. Так продолжалось примерно до полудня. Эта забава прекратилась только после того, как пристрелявшиеся Коты дали дружный залп, предугадав место очередного появление противника. И выскочившие «внезапно» из кустов стрелки встретили дождь арбалетных болтов. Одного из них убило на месте, а второй, получивший болт в ляжку, был быстро утащен в лес уцелевшими сотоварищами. На этом разбойничьи развлечения прекратились. День прошел относительно тихо, осажденных никто более не пытался никак беспокоить. Результатом же ночной вылазки осаждавших явились двое зарубленных лесных братьев, неосмотрительно подошедших близко к стене. Как выяснилось, секреты осажденных располагались не только внутри кольца, образованного постройками.
Полученный урок отбил у бандитов охоту пробовать хутор на зубок. И так уже было понятно, что ни у кого из них настолько острых клыков пока не появилось.
Так что второй день тоже ничем любопытным не отличался. Разбойники не торопились идти на штурм, осажденные не предпринимали никаких попыток прорваться. Вполне возможно, что выпущенный еще вчера почтовый голубь уже достиг своего места назначения. Оставалось ждать. Ждать и надеяться на помощь.
Утром третьего дня в стане разбойников произошло некое оживление, причина которого стала ясна в самое ближайшее время.
Из кустов высыпали все разбойники, грозно потрясавшие оружием. Даже на первый взгляд было хорошо ясно, что численность осаждавших выросла как минимум втрое. На опушке леса сейчас скопилось примерно полторы сотни человек. И какими бы ни были они вояками, противостоять им в открытом бою было бы несусветной глупостью. Практически на каждого осажденного приходилось не менее чем по три-четыре противника. При таком соотношении сил вопрос прорыва снимался. Да и возможность удержать хутор отныне ставилась под сомнение.
— Они пойдут на штурм? — Мирна стояла около узкого окошка, прорезанного во внешней стене.
— Очень даже может быть… — Лексли примостился с другой стороны окошка и внимательно рассматривал кричащих на опушке леса разбойников. — С таким соотношением сил я бы долго не ожидал. Скорее всего, они предпримут попытку нападения вечером или ночью. Все-таки бежать пару сотен шагов по открытому месту — не самое привлекательное занятие. Они уже успели убедиться в том, что наши стрелки промаха почти не дают. Стоит только им отойти от опушки на двадцать-тридцать шагов — и можно заказывать гробы. Человек десять-пятнадцать до стен точно не добежит. Никому из них не хочется быть в их числе. Так что они будут ждать ночи.
— Мы продержимся?
— С первого захода они хутор не возьмут. Если у вожака хватит сил удержать их от отступления, то они смогут прорваться во двор. В этом случае наше положение резко ухудшится.
— И что тогда?
— Попробуем продержаться до утра. В крайнем случае, миледи, для вас приготовлен конь. Двое-трое из моих ребят будут вас сопровождать. Попробуйте вырваться отсюда. Разбойники будут атаковать пешими: лошади здесь бесполезны. Так что у вас есть шанс проскочить сквозь цепь наступающих. Пока они сообразят, что к чему…
— А вы?
— Постараемся продержаться подольше. Я уверен, миледи, что основной целью нападающих являетесь вы и ваш сын.
Мирна прижала к груди сжатые кулачки.
— Как он? Неужели им удалось его захватить?
— Вот уж не думаю. Помимо того, что он и сам по себе не лопух, о чем свидетельствует паника среди нападавших, есть и другие причины думать, что Сандру удалось ускользнуть. Если бы он был ранен или, не дай Бог, убит, то его тело уже двадцать раз пронесли бы перед нашими глазами. Этого не произошло, стало быть, он жив. Не могу пока ничего сказать, где он сейчас и что с ним. Но он жив — и это совершенно точно.
— Вы говорите это с такой уверенностью… Хотела бы и я быть уверенной в этом настолько.
— Миледи, я не рассказывал вам раньше, но в последний раз, когда мы приезжали к развалинам крепости…
— Что там произошло?! — Мирна побледнела настолько, что это было хорошо видно даже в полумраке сарая.
— Точно не знает никто. Но Сандр с кем-то виделся там, на развалинах.
— Но это же невозможно! Ни один человек, вошедший в руины, не выходил оттуда живым. Да вы и сами это знаете лучше меня!
— Тот, с кем он виделся, оставил после себя очень приметную вещь…
— И какую же?
— На земле осталась лежать кольчуга. Та самая, миледи, в которую был одет ваш муж в тот самый день… Как вы думаете, имея на своей стороне подобного союзника, ваш сын сдаст свои позиции настолько легко?
Прошло около трех часов. В лесу все это время раздавался стук топоров. Происходило какое-то движение, вздрагивали ветки — народ готовился к штурму. Спустя некоторое время в глубине чащобы наметилось какое-то оживление. Минута-другая — и на опушке появились группы людей, тащившие большие деревянные щиты, сколоченные из свежесрубленных деревьев. Всего таких щитов оказалось шесть штук. Тяжелые и неуклюжие, они, тем не менее, давали надежное укрытие от стрел и арбалетных болтов. За каждым из таких щитов свободно могли спрятаться не менее десяти человек. Даже с боков их защищали тонкие бревнышки, под углом стрелы их не пробивали. Пусть они не могли служить абсолютно надежной защитой, но поразить прячущихся за щитом людей с фланга теперь оказалось тоже невозможно.
Щиты опирались на примитивные катки из обрубков бревен. Да, этим поделкам было далеко до продукции военных инженеров: двигаясь по прямой, щиты вихлялись из стороны в сторону, в них зияли щели, через которые не то что стрелу — топор можно было пропихнуть. Но это вблизи. Издали же щиты выглядели почти монолитными и несокрушимыми.
— М-да, — сплюнул на песок сержант. — За каждым из них можно спрятать человек десять или больше. Таким образом к стенам могут подойти разом человек семьдесят-восемьдесят. Сразу видно по ухваткам бывших солдат. Разбойники такие штуки не используют.
Он обернулся назад и критическим взглядом окинул свое воинство. Шестеро солдат, сопровождавших миледи. Восемь слуг, хоть и носящих при себе оружие, но в схватке против разбойников их можно было считать как два к одному. Четверо Котов. Итого — чуть более десятка нормальных солдат. Отставной сержант с тремя сыновьями. Ладно, будем считать, два десятка. Против семи-восьми десятков нападающих. Десять-пятнадцать минут боя — и все.