– Вы петтингом, случайно, не болеете, Андрей Васильевич? – спросил Морик, поворачиваясь спиной к операм и расставляя ноги. Заодно он косился на вход в гостиницу – было бы неприятно, если бы кто-нибудь из знакомых заметил его в этой позиции.
– Петтингом, Савелий Алексеевич, не болеют. Им занимаются. А трогаю я вас исключительно из меркантильных соображений. С информацией сейчас туго. Народ потерял веру в милицию. А я вдруг в ваших карманах найду что-нибудь не совсем законное? Тогда, чтобы не привлекать вас в очередной, по-моему, – уже в четвертый раз к уголовной ответственности, я вступлю с вами в торг и поменяю свою информацию на вашу свободу. Мы, подонки, всегда так делаем… – разговаривал, как с недоношенным ребенком, Булгаков, вычищая карманы Морика. – Ой, а что это, Савелий Алексеевич?
На капот «BMВ» упала перетянутая резинкой пачка пятидесятидолларовых купюр.
– Это мои доллары, – сделал заявление Морик. – Год копил. В кино не ходил, мороженого не ел, на обедах экономил.
– А покупал-то где? – осведомился Стариков, разворачивая веером купюры.
– В обменных пунктах города, – убедительно произнес Морик, продолжая опираться на капот. – С паспортом, конечно. Справки, к сожалению, потерял.
– Что у вас за суки в «обменниках» работают, Андрей? – возмутился Стариков. – Они в течение года продавали едва не умершему от голода гражданину Морикову доллары с одинаковыми серийными номерами!
– Что?! – Морик крутанулся ужом и воткнулся носом в руки Старикова.
– Какая неприятность… – «огорчился» Булгаков. – Гражданин Мориков задержан сотрудниками милиции с фальшивыми денежными знаками другого государства. Я знал, Мориков, что ты рано или поздно опять сядешь, но почему-то думал, что либо за вымогательство, либо за торговлю оружием. Мне и в голову не могло прийти, что ты «вспотеешь» на такой хренотени, как фальшивые баксы. Какая глупость…
– Клянусь, я не знал, Василич! Гадом буду последним! «Кинули» меня, волки ужасные! Я не при делах! Ты же знаешь – я «липой» сроду не занимался! Вот су-у-уки!..
– Еще какие, – подтвердил Стариков.
– Да я не про вас! – отмахнулся Морик. – Есть тут шкуры…
– Игорь, не в службу, а в дружбу… – попросил Булгаков. – Зацепи двоих понятых.
– Не надо понятых! – взмолился Морик. – Это же срок, Василич!
– Нет, а ты что хочешь, чтобы мы тебя с долларами дальше гулять отправили? Или забрали их себе?! Сейчас оформим, как положено, а там, Савелий Алексеевич, будет видно – дело начинать «шить» или в сейфе материал закрыть. До поры.
Когда с официальным изъятием было покончено и понятые отпущены, Стариков, глядя в одиноко и тускло блистающий глаз Морика, спросил:
– Чем здесь интересовался Заградский?
– На Моисея через меня вышел.
– Кто такой Моисей? – спросил Булгакова Игорь.
– Авторитет местный. Вот таких, как этот, пригрел и их руками жар загребает.
– И о чем он просил Моисея?
Морик думал. Соврать с ходу уже не получилось, а раз так, то Булгакову врать вообще не стоит. Хуже будет. А Булгаков источник информации ни при каких обстоятельствах не «сдаст» – Мориков знал это.
– На нашего человека в вашей «конторе» выходил.
Опера окаменели. Они знали, что информация такого характера в руки оперативника может попасть только раз в жизни.
– На кого? – глядя себе под ноги, тихо спросил Булгаков.
Морик взял с капота пачку сигарет и закурил.
– На кого? – повторил Андрей.
– На Ожегова…
Булгаков, посерев лицом, пнул камешек и провел по крышам домов пустым взглядом. Стариков, поняв ситуацию, продолжил допрос:
– И вышел?
– И вышел, – зло подтвердил Мориков, жадно затягиваясь дымом. – Куда теперь? В камеру?
– Уговор дороже твоих фуфловых денег. Гуляй пока. Один черт, скоро «впалишься». – Булгаков смахнул с капота протокол изъятия и доллары. – Последний вопрос, Мориков… Ты Заградскому «ТТ» продал?
– Нет, конечно.
– Твой «ТТ» сегодня по нам долбил, как в тире. Оружие пристреливать нужно, Чмориков.
– Не продавал я ему ничего! Задрал меня сегодня ваш Заградский!!!
– Так вот, когда его задержат, я из него за этот «ТТ» все кишки выдавлю. А когда он подпишется под тем, что ему пистолет ты толкнул, я возьмусь за тебя. И к этому уголовному делу еще вот это добавится. – Булгаков потряс перед его носом пачкой долларов. – Так что, когда ты после следующего срока выйдешь на свободу, я буду уже на пенсии карасей удить. Вали отсель!
Опера быстрым шагом пересекли улицу и остановили попутную машину. Некоторое время ехали молча, потом Булгаков устало выдохнул:
– Есть хочется…
– Сейчас Макаров нас накормит, – пообещал Стариков, знавший норов своего начальника. – Давай заскочим по пути куда-нибудь и наберем жратвы. Потом по ходу работы жевать будем. Если сейчас не купить – весь день голодный проходишь. А Макаров с голоду никогда не умрет. Нам хлеба не надо, работы давай…
Машина остановилась на «красный», и водитель начал отстукивать на руле ритм мелодии, льющейся из магнитолы. Опера сидели и лениво смотрели в окна. Вдруг Стариков похлопал Булгакова по плечу:
– Слышь, Андрей, смотри! Вон люк, видишь? Крышка то опускается, то поднимается! Вылезть, что ли, кто-то не может?
– Канализация у нас древняя, – пояснил Булгаков. – Вместе с римской ее провели… Сантехники под землей и днюют, и ночуют. То там прорвет, то здесь. Летом постоянно воды нет. Все испытания проводят. Горводоканал это, Игорь, работает…
– А может, бомжи?
– Может, и бомжи, – согласился Андрей.
Крышка поднималась все выше и выше. Вот она, наконец, откинулась вовсе, но разглядеть человека, появившегося из-под земли, Старикову не удалось. Водитель рванул на «зеленый». Стариков обернулся, но сзади ехал троллейбус, загораживая весь обзор.
– У нас, в Слянске, тоже перебои с водой. – Игорь вздохнул и добавил: – С горячей. Да и хрен с ней. Все равно на работе ночуем. Что, подъезжаем?..
Пацифееву только с пятой или шестой попытки удалось приподнять тяжелую, приросшую к люку крышку. Еще столько же сил понадобилось, чтобы перевернуть ее и освободить проход. Яркий солнечный свет резанул по глазам, и врач прикрыл их ладонью. Он понятия не имел, в какой части города находится, силы оставили его, и он, поднявшись на дрожащих ногах еще на две ступени, отвалился на траву.
«Слава богу, что это – не проезжая часть…» – успел подумать он и потерял сознание.
Глава 11
– Гля, кажись, очухался!
– Не, это просто рука с живота соскользнула…
Голоса доносились до Пацифеева, как из тумана. Он приподнял голову и открыл глаза. Перед ним стояла серо-голубая мутная стена и два расплывчатых силуэта. Он профессионально оценил свое физическое состояние, заодно вспоминая – где он и что с ним недавно произошло. Истощение, тошнота, возможно – отравление, потеря крови… – он искал симптомы и их связь с происшествием. «Какая потеря крови? Я ранен?! Что было? Была темнота, нечем дышать, запах… Канализация! Я шел по канализации, уходя от преследования! За мной по пятам шел Макаров, будь он проклят!.. Но почему чувство потери крови? Я ведь не ранен! Где я?.. Кто эти люди?»
Он застонал и перевернулся на живот.
– Я же говорю – очухался!
Пацифеев сел и сфокусировал перед собой взгляд.
– Где я?
– В заднице! – захохотал один из стоящих перед ним. – В заднице этого города и этой жизни! Ты, старичок, в нашей скромной келье.
Наконец Витольду Романовичу удалось прояснить сознание, а вместе с ним и все органы чувств. Он понял, что сидит на грубом дощатом полу какого-то жилища. В помещении находились два матраца, ящик из-под водки, поставленный на попа, и невероятное количество предметов, чье присутствие здесь не поддавалось никакой логике. Несколько старых полуразобранных телевизоров, труба от граммофона, банки, бутылки, связанные в пучки алюминиевые заготовки для табуретов и новые топорища. Надо всем этим, подпирая затылком крышу, возвышалась оторванная от постамента бронзовая статуя пионера, дудящего в горн. Сам горн был отбит безжалостной рукой неизвестного Пацифееву вандала, и вместо него жители «кельи» вставили в длань пионера пустую бутылку из-под водки «Зверь». Пацифееву подумалось, что либо он сходит с ума, либо он уже в преисподней. Витольд Романович остановил свой блуждающий взгляд на собственниках недвижимости и, как следует их рассмотрев, успокоился. Это были не архангелы и не бесы. Перед ним стояли граждане Российской Федерации, не отягощенные проблемами уплаты налогов и не получающие субсидий от государства, – лица без определенного места жительства.
– Слушай, мы с приятелем сначала, как тебя у люка увидели, хотели оставить тебя там, но потом это… нечаянно посмотрели в твоих карманах… Ну, чтобы паспорт найти да домой отнести. А там баксы. Вот мы и решили, что ты от ментов таришься, а значит – свой парень. Может, и деньгами нам поможешь или еще чем…
Речь бомжа не изобиловала грамотностью, но Пацифеев понял сразу – он ушел от Макарова. Хоть на день, на час, но он его опередил. Он провел рукой по карману рубашки и проверил его содержимое. Доллары были на месте – двадцать сотен, перетянутые тонкой резинкой. Бомжи оказались на редкость порядочными жуликами. Он поднял левую руку к другому карману, чтобы посмотреть, уцелели ли его очки в золотой оправе, и едва не лишился чувств от боли, пронзившей все тело.
– Эй, эй! Осторожней! У него «грабля» прострелена, а он ею машет, как теннисист! Мы тебя перевязали как могли…
Пацифеев понял, откуда у него симптомы, которые встречаются при потере крови, но он никак не мог вспомнить, при каких обстоятельствах его ранили из огнестрельного оружия в коридорах канализации.
– Макаров… Все-таки зацепили, суки.
– Братва?
Пацифеев промолчал – вступать в диалог с оборванцами у него не было ни малейшего желания.
– Значит – менты, – уверенно произнес второй.
Обоим бомжам было лет по сорок, они были одинаково грязные, одинаково заросшие и без носков. Перед Пацифеевым крутились два китайских спортивных костюма с пузырями на коленях и рукавах да две пары стоптанных сандалий. Бомжи всячески старались угодить гостю в надежде на щедрое вознаграждение.