Вы, наверно, обратили внимание, что я часто употребляю слово «якобы». Это потому, что через несколько лет, когда я стал выяснять, кем же была эта леди Ада на самом деле, все мне говорили, что она никогда не посещала тот дом. Да и взглянув на портрет графини Лавлейс, я не увидел сходства. Не знаю, как всё это объяснить. Но она отдала мне формулу заинтересовывающего заклятия, сопроводив просьбой. Я должен постоянно просматривать прессу в разделе объявлений, и если там появится просьба о встрече, подписанная «Король Артур», пойти на эту встречу и помочь этому самозванному королю. Я согласился.
На этом, полагаю, самое время закончить вторую часть моего рассказа. Саурону же напоминаю, что я очень люблю хороший кофе, и нечего ругаться на древних языках по этому поводу.
Пренебрегший просьбой не ругаться Сатана отправился куда-то заваривать кофе. Попытку Мерлина завести разговор о погоде немедленно пресекли. У всех имелись вопросы, но первой заговорила Ромуальдовна.
— Мерлин, вы сказали про леди Аду, что она очень умная, и совсем немного уступает Моргане. Но ведь Моргана, она же Вагиня, круглая дура!
— Вы оскорбили женщину, которую я люблю, — с достоинством отреагировал Мерлин.
— Ромуальдовна, да сдалась вам эта леди, не скажу на какую букву? — урезонил её Елубай. — Тут прозвучали вещи поважнее. Я вот чего не понял. Формула была у пифагорейцев. Байрон дружил с греками, среди них, надо полагать, были и обладатели формулы. Они с ним поделились. Но леди Ада получила формулу фактически не от отца, а от самих пифагорейцев. Зачем они это сделали?
— Вы меня спрашиваете? — удивился Мерлин. — Я могу только предполагать. Например, грек не знал, что он передаёт. В смысле, знал, что передаёт дочери записки её отца, а что в них содержится — понятия не имел. Это мог быть друг лорда Байрона, никак не связанный с пифагорейцами. Он, конечно, сказал леди Аде, что входит в их число, но она же не проверяла, да и не смогла бы.
— А зачем пифагоровцы раздавали свою формулу направо и налево? — поинтересовался Жора. — Хранили бы её, и молчали себе в тряпочку.
— Я думал, вы умнее, — вздохнул Мерлин.
— Сам дурак, — мгновенно, не задумываясь, отреагировала Ромуальдовна.
— Вот скажите, зачем, по-вашему, они отдали мне заклинание, убивающее Зевса?
— Мешал им Зевс, а вы могли применить против него оружие Кроноса. И у вас было такое желание. По крайней мере, они так думали, — предположил Елубай.
— Согласен с вами. А теперь представьте, что вам мешает жить, к примеру, некий Ахмед-паша. Он понимает по-английски и не чужд поэзии. При этом охраняют его так, что вплотную не подобраться. А тут появляется какой-то известный поэт, которого просто стыдно не знать. Известность обеспечивается, как вы выражаетесь, заманухой, а помимо этого, в тексте содержится заклятие, убивающее всех, кого зовут Ахмед-паша. Однако сами пифагорейцы поэты слабенькие, вот им и приходится ради Греции заводить дружбу с Байроном да Шекспиром. Это не так просто, вы же не забывайте, что гении — люди, как правило, в общении достаточно неприятные.
— Всё ты уже продумал, — похвалил Мерлина Сатана, появившийся с очередной чашечкой кофе.
— У меня было для этого на сто пятьдесят лет больше, чем у тебя.
— Ты мне вот что скажи, Мерлин. Выходит, ты полтора века знал о том, что какие-то пифагорейцы обладают оружием Кроноса. И молчал. Это я считаю от твоего разговора с графиней Лавлейс, а не от смерти Зевса и трёх Юпитеров. Почему ты молчал?
— А кому и зачем я должен был это говорить? Они что, убивали богов? Кто из нас погиб от их руки? Зевс, который давно напрашивался со своим Римом, и Геракл, который, скорее всего, первым на них и напал. Всё! Они не вмешиваются в наши дела. Зачем мне лезть к ним?
— Сам же говорил, что одна мысль о собственной уязвимости повергает тебя в ужас. А тут уязвимость ещё та!
— Нет, Саурон, всё не так просто. Заклятие произносится примерно двадцать секунд. За это время я успею прикончить убийцу.
— Мерлин, ты идиот! Графиня спела тебе песенку, которая содержала заклятие покорности. Всё, после этого ты труп! Ей ничего не мешало приказать тебе совершить самоубийство!
— Сатана, успокойтесь, ни к чему нервничать, — попросил Жора. — Тут и так всё ясно.
— Что вам ясно, Абрам Альбертович?
— Врёт всё уважаемый мистер Мерлин.
— Мерлин никогда в этом не был замечен. Не думаю, что он начал говорить неправду именно сейчас.
— Тогда он просто лох, и ему навешали на уши лапшу. Причём тоннами.
— Вы снова обвинили меня во лжи, — заявил Мерлин. — Хотелось бы ещё знать, что означает слово «лох». Это знание подскажет мне, вызывать ли вас, мистер Эйнштейн, на дуэль, или просто убить.
— Подожди, Мерлин, — попросил Сатана. — Пусть Абрам Альбертович пояснит свою точку зрения. Если ему не удастся сделать это убедительно для всех, полагаю, тебе действительно следует его прикончить. Вам слово, достопочтенный. Публика полностью обратилась во внимание. Если артист не сможет достойно сыграть свою роль, его ждёт печальная судьба.
— Вот не надо угрожать, — с досадой отмахнулся Жора. — Вы же сами Отец Лжи, неужели не распознаёте брехню в чужих рассказах? Начнём с самого начала. Во время эпидемии какой-то там чумы Мерлин, которого ни одна болячка не берёт, бродит по местности и суётся в разные деревни. Один из вождей отправляет его в лесную хижину, а потом туда приходит Берегиня. Откуда она взялась в этой истории?
— Ей доложил вождь, наверно, — неуверенно предположил Сатана.
— А откуда он вообще её знал? И как доложил? Телефонов тогда не было, или я ошибаюсь?
— У всех богов есть люди, которые на них работают. Вождь — один из таких, вот и всё.
— А зачем греческой богине свои люди в какой-то задрипанной британской деревушке? Там что, решались судьбы мира?
— Зная Афродиту, Абрам Альбертович, очень легко угадать, какие у неё были дела в той местности.
— Ну, допустим, угадали. И в чём интерес любовника богини любви к какому-то бродячему малолетнему босяку?
— Вождь выполнял её инструкции.
— Как она могла дать инструкции, если об этом босяке ничего не знала?
— Значит, она знала. Может, она даже была в той деревне, когда Мерлин туда пришёл.
— Сатана, сколько в то время было богов?
— Точно не знаю. Около сотни. Ненамного меньше, чем сейчас.
— И что, очень вероятно, что богиня и будущий бог случайно встретились в какой-то никому не нужной деревушке в местности, где ничего не происходит и ничего не решается?
— Милейший мистер Эйнштейн дело говорит, — отметил Сатана. — Мерлин, может, ты что-то объяснишь?
— Нет. Мне кажется, встреча была случайной, — заявил Мерлин. — Почему этого не может быть?
— А визит ахинейца — тоже случайность? — ехидно поинтересовался Жора. — Зачем эта греческая морда вообще припёрлась в Британию, кто-то может объяснить?
— Это же очевидно. Пифагореец прибыл, дабы передать уважаемому Мерлину смертельное заклятие против Зевса, — объяснил Сатана.
— Сатана, вам самому не смешно? Вот вы хотите прикончить Женьку, допустим, обзавелись против него заклинанием. И что, пойдёте в какое-то занюханное село за тридевять земель, чтобы передать заклятие деревенскому колдуну, который сидит в этом селе на попе ровно и даже не думает из него высунуть нос? Кстати, интересно, откуда ахинеец вообще знал про Мерлина? Неоткуда было знать, если он просто грек! Ему наверняка кто-то сказал.
— Логично, мистер Эйнштейн, — признал Мерлин. — Я почему-то об этом тогда не подумал.
— Так это ещё не всё! Скажите мне, пифагорцы — идиоты?
— Вроде, нет, — не скрывая сомнений, заявил Сатана. — Они так ловко спрятались от Зевса, что он их так и не смог всех перебить.
— Вот именно! Они спрятались. Сколько они прятались до того, как ахинеец появился у Мерлина?
— Несколько веков.
— Несколько веков они, значит, прячутся, все давно решили, что их больше нет, и вдруг какой-то ахинеец заявляет: смотрите на меня все, я — пифагорец! Кто-нибудь скажет, зачем он это сказал Мерлину?
— Действительно, странно, — согласился Сатана.
— А где он раздобыл охрану из пиктов? Пришёл к ним один и заколдовал их? А как он их нашёл? Он же в Британии был иностранцем, и ничего не мог знать о местных племенах. Кстати, на каком языке он говорил с Мерлином? На греческом?
— Нет. На бриттском, если мне не изменяет память, — сообщил Мерлин.
— А откуда он знал этот язык?
— Полагаю, милейший Абрам Альбертович, вы правы, и дело тут нечисто, — заявил Сатана. — Но если вы это поняли сразу, отчего же ждали второй части рассказа уважаемого Мерлина?
— Так уверенности же у меня не было! Я в ваших божественных делах ни в зуб ногой. Но байка Мерлина о графине из Ада — это вообще какая-то чушь. Всё равно как я встречаю в баре женщину по имени Мария, которая сказала пару слов про Иисуса, и сразу понимаю, что это не кто-то там, а сама Богородица. Но главное, стало ясно, как накладывается заклятие покорности. Женщина его спела. Представил ахинейца, поющего для пиктов, и понял, что мне морочат голову. А уж когда услышал, что грек, который привёз дочери Байрона бумаги её отца, тоже назвал себя пифагорцем, всё, последние сомнения отпали — так быть не могло. Кто-то нагло врёт. Не будем показывать пальцем, но это…
— Языком тоже не нужно показывать, — попросил Сатана. — Во избежание, так сказать, внутренних конфликтов в нашей сплочённой команде, объёдинённой благородной общей целью. Напрашивается вопрос, кто же столько веков морочил голову патологически честному Мерлину?
— Вагиня, кто же ещё? — фыркнула Ромуальдовна. — Она в этой истории повсюду!
— Вы имеете в виду историю, рассказанную Мерлином?
— Не только. Но взгляните, вокруг мистера Мерлина постоянно крутится Вагиня! Эпидемия чумы — она находит его и так с ним трахается, что он из подростка сразу становится стариком. Потом появляются пикты с греком, которые шли прямо к Мерлину. Кто им рассказал, что Мерлин вообще существует, и где его искать? Она, Вагиня! Кто ещё хоть что-то о нём знал? Кроме крестьян из его деревни?